«С праздником, Хибари, не парься о словах директора, всё равно без тебя комитет долго не просуществует. Поэтому отдохни хорошо и возвращайся, ладно?
Ямамото Такеши».
«Откуда у этого мистера беззаботности мой номер?» — Сжав руку в кулак, Кёя поставил мысленную галочку обязательно выведать правду и после прибить либо Кусакабе, либо оболтуса Саваду. Эти двое вечно лезли со своей заботой, и если с первым Хибари дружил уже довольно долго и даже прислушивался к его советам, то с новоиспечённым «Боссом» они общались всего год. Доверия особого не было, но что-то вроде мешающейся привязанности образовываться начинало. И это пугало. Хибари никогда не имел много друзей, по правде, в этот почетный список входил только Тетсуя и то, Кёя периодически жалел об обретённых узах, когда его заместитель оказывался в опасности. Конечно, он бы скорее убил кого-нибудь, чем признался бы в том кому-либо, но — взять хотя бы ту стычку средней Намимори со средней Кокуё — когда Кусакабе пострадал, он волновался. И самое страшное, что к компании молодых мафиози у юноши начали появляться схожие чувства. Во время их незапланированного путешествия в будущее, битвы с Семьёй Шимон и других порой глупых, а порой и опасных стычках он переживал за «этих бесхребетных травоядных». В глубине души. Узы, дружба, семья — слабость, а Кёя давно решил для себя, что будет сильным. Поэтому ему не нужны друзья или приятели, тем более семья. Однако…
«Членство в Вонголе позволяет сражаться с сильными противниками, поэтому я терплю это сборище» — Хибари был уверен, что и спустя двадцать лет будет отвечать так же на этот глупый и до нельзя раздражающий, ставящий в тупик вопрос «почему ты с ними?». Сжав в руках корпус телефона, юноша метнул быстрый взгляд на водителя и, колеблясь, принялся набирать ответ на сообщение. В голову лезли сотни вариантов: от обещания забить до смерти до вполне покладистого «Спасибо. Ладно». Взвесив все варианты, подумав, насколько сильно упадёт в глазах мечника при выборе последнего, Кёя решил написать нечто среднее. Сдержано поблагодарив за поздравление, при этом пообещав Такеши сломать ему пару ребёр по возвращении за глупые домыслы о его переживаниях о закидонах директора, юноша отложил мобильный в сторону и снова посмотрел на Оливьеро. Мужчина пребывал в самом обычном своём состоянии и мурлыкал под нос тихую мелодию.
— Вы можете сказать, куда мы едем? — Подозрения начали охватывать душу подростка, когда за деревьями показалась верхушка колеса обозрения. Оливер на вопрос загадочно ухмыльнулся и покачал головой, явно над ним посмеиваясь. Не то чтобы Кёе уже нужен был его ответ — и так всё было довольно очевидно. — Я же сказал, что устал от всего и хочу отдохнуть…
— А где можно лучше отдохнуть, чем в парке развлечений? — Удивился ли мужчина всерьёз или же просто являлся хорошим актёром сказать было нельзя, но своими речами и поведением он уже не раз заставлял Хибари почувствовать себя идиотом. Машина плавно въехала на стоянку, и Оливьеро, припарковавшись под тенью раскидистого дерева, заглушил двигатель. Открыв дверь, он жестом пригласил подопечного покинуть салон. Кёя недовольно цыкнул, сверкнул глазами, но всё же подчинился. Наверное, сказалась жара.
Хлопнув дверью, подросток блаженно прикрыл глаза на пробежавшийся по лицу и волосам ветерок. Чувство умиротворения, заставшее врасплох, разбилось о восторженные детские крики и нытьё взрослых, ропщущих на огромную очередь к кассе. Несмотря на будний день, народу было очень много и у Кёи даже закрались подозрения, что самые первые пришли сюда с рассветом. Оливер похлопал по плечу Хибари, привлекая внимание, и поманил за собой, обходя главный вход.
«Ну конечно, для таких как он есть специальные двери», — Подросток молчаливо смотрел, как его сопровождающий что-то показывал и объяснял грузному охраннику и чувствовал, как уголки губ сами собой приподнимаются в полуулыбке. Сдвинув брови к переносице, придав себе наиболее суровый вид, Хибари демонстративно отвернулся от калитки, показывая, что ему весь этот цирк не интересен. И почему город оказался таким большим? Будь он хоть чуточку меньше и владей Кёя хотя бы азами французского, смог бы незаметно «потеряться» и вернуться в дом своего предка, насладиться тишиной и покоем.
Внутри появилось давящее чувство, смешавшееся со стыдом, когда Оливьеро что-то радостно прокричал и, схватив подростка за локоть, буквально втащил на территорию Диснейленда. Кёя передёрнул плечами — вся эта ситуация жутко смущала, а беспокойство, что его чудесным образом увидит тут кто-нибудь из знакомых или знакомых его знакомых и вовсе кричало уносить ноги. Однако пути назад не было. Вернее, выход был, конечно же, но этот нескончаемый поток людей довольно быстро унёс их с Оливером вглубь парка. Да и мужчина, как назло, не сводил с подростка внимательных глаз. Чувство дискомфорта лишь усилилось, когда юноша понял, что подавляющее большинство посетителей — молодые и не очень семьи с маленькими детьми и подростками на два-три года младше его. То, что среди них не было ни одного представителя азиатской национальности тоже напрягало: Хибари чувствовал себя воробьём в стае попугаев.
Как-то ему довелось услышать от Каваллоне фразу «все японцы на одно лицо» и тогда он едва не пришиб своего незадачливого «учителя» на месте за столь вопиющее оскорбление. Дино удалось удрать, но Кёя ещё долго ходил с мрачной миной, про себя возмущаясь тупостью «Коня» и советуя ему пойти показаться офтальмологу. Теперь же юноша был почти готов забрать злые слова обратно — то ли роль играло внезапно обострившееся чувство национальности, то ли он просто не привык видеть столько иностранцев сразу и в одном месте, но девяноста процентов окружающих его европейцев действительно казались ему одинаковыми и различались разве что одеждой. Ну ещё и цветом волос, да. В Японии перекрашивать волосы, осветлять их было крайне нежелательно: человека сразу клеймили выскочкой и путь к успешной жизни смельчаку был заказан. Можно, конечно, на пару дней дать волю бунтарскому желанию и дерзнуть вытворить такое в университете, но в этом случае студент должен был обладать поистине великим умом — низкая успеваемость вкупе с недостойным поведением тотчас каралась исключением. В Европе же такие способы выделиться из толпы не считались аморальными, и Хибари впал в недолгую прострацию увидев среди обладателей крашеной шевелюры совсем маленького человечка, девочку, лет одиннадцати-двенадцати на вид.
«Ну, если их всех в ряд поставить, я отличу одного от другого, а если они будут идти гуськом — очень вряд ли». — Прикусив губу от поднявшегося внутри чувства неловкости и слабого желания засмеяться в голос, Кёя постарался отвлечься от наглого разглядывания европейцев, переключив внимание на «рабочих сцены», коих со всех сторон наблюдалось немало.
Расхаживающие туда-сюда переодетые в костюмы диснеевских персонажей сотрудники парка ситуацию лучше не делали. Если память со зрением Кёю не подводили, то с «оживлением» рисованных героев у французов явно были проблемы: пухленькая Белоснежка, чернокожая Принцесса-лебедь, изрядно помятые и совершенно лишённые шеи Плуто и Гуффи… Были, разумеется, и очень удачные подборки, но глаз почему-то больше цеплялся не за них. В общей своей массе посетители не обращали внимания или же игнорировали такие мелочи (или просто были слепы на оба глаза), и Кёя их никак не осуждал — взрослым вообще должно быть пофиг на этот маскарад. Его тревожила спокойная реакция детей на это безобразие. Может малышня и мало что смыслила в законах анатомии, но, по крайней мере, должна была понимать, что голова не на плечах растёт, а ноги плавно «вытекают» из бёдер. Детей же все эти вопросы логики не интересовали и они были слишком увлечены желанием отдохнуть от учёбы и серых будней, чтобы забивать свой мозг подобными размышлениями. Хибари грустно покачал головой на безнадёжное поколение и отвлёкся на что-то увлечённо щебечущего Оливера.
Как стало ясно достаточно скоро, мужчина воодушевлённо пересказывал историю создания парка и идею разделения секций в зависимости от тематики, но смысла особого для Кёи это уже не играло — он всё равно бессовестно прослушал начало. Кроме того, громкий голос сопровождающего тонул в рёве толпы и раздающейся со всех концов музыки. Песни транслировались совершенно разные, и получившийся в итоге винегрет действовал на нервную систему. В один момент Оливьеро просто ухватил подопечного за локоть и потянул куда-то вглубь толпы, радостно что-то выкрикивая. Они остановились у входа в белое замкообразное здание, крыша и вывески которого были травянистого цвета, а на стёклах красивым шрифтом блестела гравировка «WALTS». Выдернув руку из цепкого захвата, Кёя смерил агента нечитаемым взглядом, от души жалея, что находится на «чужой территории». В Намимори ни одна живая душа не смела так бесцеремонно хватать и тащить его куда бы то ни было.
