И посулы, и запугивания Бонгани выслушал с безразличным видом. Похоже, эту партию он выиграл. Вырвавшись из Хараре, в восточное крыло Фермы дядюшки Тома` он не вернется при любых обстоятельствах.

Транспортно-десантный вертолет «PUMA SA.330» приземлился на почти голой вершине холма в точке первой выброски посылки. Затомившиеся в раскаленном железном фюзеляже десять «леопардов» высыпали наружу.

Легкий вечерний ветерок колыхал траву и ветви пальм, в которых бойко и шумно суетилась какая-то невидимая живность. Он не мог рассеять спадающую жару, но приятно ласкал лицо и приносил свежесть реки и запах раскинувшихся вокруг джунглей. Откуда ни возьмись, в небе появились грифы-падальщики: они знали, что железная птица и вооруженные люди обязательно обеспечат их пищей…

– Куда теперь? – Пилот сплюнул зеленую струю разжеваного ката себе под ноги, привычно заправил в рот новую порцию листьев.

Это было против устава, но Абиг Бонгани не запрещал Векесу жевать улучшающий настроение и бодрящий стимулятор. В конце концов, это не спиртное, за употребление которого во время выполнения боевого задания полагался расстрел. К тому же существовала еще одна проблема: должность и звание ему не вернули, и хотя формально он командует экспедицией, для «Черных леопардов» он всего лишь вчерашний арестант, правда, с немалыми заслугами в прошлом. Давние заслуги требовалось убедительно подтвердить, и заново завоевать уважение элитных «спецов», но это не так-то просто сделать. Запретом ката авторитета не добьешься, скорее наоборот…

Расхаживая по высокой траве, вокруг печально опустившего лопасти вертолета, Бонгани напряженно размышлял. Было понятно с самого начала, что задача перед ним стоит довольно сложная. Как искать следы Архангелов, рыскавших по этим местам двадцать лет назад, когда буквально за неделю ненасытные джунгли поглощают любые следы? Даже находить по карте точки выгрузки посылок было той еще головоломкой. За прошедшие годы джунгли разрослись, русло реки изменилось до неузнаваемости – ее излучины в одних местах были выгнуты в обратную сторону, а в других исчезли вовсе. Похоже, что «Леопарды» поняли, в каком сложном положении оказался их номинальный командир.

– А я в детстве любил играть в «поймай лисицу», – лениво процедил сквозь зубы сержант Пич.

Его товарищи, расположившиеся в тени вертолета, отозвались сдержанными смешками. Эта игра была популярна среди африканских мальчиков: один из них уходил в джунгли, другие, спустя оговоренное время, отправлялись за ним в погоню. Но и кат, и этот рассказ, и эти смешки были не характерны для частей «Черных леопардов», которые славились, кроме всего прочего, строгой субординацией и железной дисциплиной. И если не зажать их в кулак, то ситуация может выйти из-под контроля…

Но Бонгани умел разговаривать с такими колючими парнями.

– В общем, так, – сказал он, разворачиваясь к «леопардам» и рассматривая их в упор. – Я много раз руководил операциями в джунглях, и вы это знаете!

– Нас тогда еще не было на свете, – с улыбкой перебил его крепыш Джеро. По ритуальным шрамам на лице можно было определить, что он из племени тутси.

– Я знаю, – Бонгани положил руку на торчащую из открытой кобуры рукоятку семнадцатизарядного «Глока». – В восемьдесят девятом году мы с парнями из французского Легиона, как раз разводили племена бхуту и тутси. Если бы не наше вмешательство, тутси были бы вырезаны полностью!

Джеро посерьезнел.

– Родители рассказывали мне об этом, господин полковник!

Это было признание в нем командира. «Леопарды» удивленно переглянулись.

– Почти во всех акциях у меня не было потерь! – продолжал Бонгани. – И знаете почему?

«Леопарды» молчали – то ли, не знали как ответить, то ли не могли понять, как себя вести.

– Потому, что все беспрекословно выполняли мои приказы! – неожиданно рявкнул во весь голос Бонгани. – А когда один клоун в критическую минуту отказался идти вперед, я его пристрелил! Вам ясно, к чему я клоню?

– Ясно, господин полковник! – кивнул Джеро.

– Ясно, – эхом повторил пилот.

– Хорошо. Мы устроим этнографический тур по ближайшим племенам. Наверняка в здешних лесах хоть что-нибудь, но известно о судьбе той экспедиции. Думаю, мы уж как-нибудь, но сумеем разговорить здешних… эээ… жителей.

– Дай попробовать, Векес! – Он протянул руку к пучку ката, торчавшему из литого кулака пилота, оторвал несколько листьев и сунул себе в рот. «Леопарды» рассматривали его оценивающим взглядом. Бонгани пожевал, сплюнул вязкую зеленую струю.

– Так себе, – сказал он.

Бойцы согласно кивнули. Кат и впрямь был не из лучших. Что ж, хоть одна, пусть и слабая, точка соприкосновения командира и подчиненных найдена.

Грифы спустились ниже, постепенно сужая круги вокруг вертолета и обвешанных оружием людей в зеленом камуфляже типа «джунгли» и темных очках-консервах, позволяющих прицельно стрелять, когда ослепительное солнце светит сбоку. Возможно, черные стекла на черных лицах создавали впечатление незрячих глаз, и тем ввели орлов в заблуждение, заставив забыть об осторожности. А такие ошибки всегда дорого обходятся…

Бонгани выдернул пистолет, быстро вскинул, подхватив второй рукой под рукоятку, и дважды выстрелил. Полетели перья, ближайший стервятник кувыркнулся вокруг своей оси и, слабо размахивая одним крылом, упал в густые заросли.

– Кто хочет повторить? – спросил Бонгани, пряча оружие.

– Так они уже разлетелись, – сказал Изок. – Даже из винтовки не достать…

Это была правда. Но та правда, которая выглядела, как оправдание. Бонгани продолжал в упор разглядывать «леопардов», а те теперь отводили глаза. И это был косвенный знак признания – в элитных частях Борсханы не принято встречаться взглядом с командиром.

– Тогда взлетаем! – приказал он.

Векес первым направился к вертолету, остальные двинулись за ним.

– Но когда я подрос, и у старшего брата появился «калаш», то мы перестали «ловить лисицу», – досказал свою историю Пич. – Самой любимой игрой стало сходить в соседнюю деревню, попросить взаймы несколько монет.

– Я вижу, ты крутой парень! – насмешливо сказал Бонгани. – Только у «леопардов» за грабежи расстреливают на месте! А если ты еще станешь рассказывать свои байки без моего разрешения, то будешь носить зубы в руке! Ты меня понял, сержант Пич?

– Понял, – после короткой паузы ответил сержант.

– Ты меня понял, сержант Пич?! – тоном выше повторил Бонгани.

– Понял, господин полковник, – поправился Пич.

Этнографический тур, как назвал это Бонгани, начинался классикой контактов белых колонизаторов с туземцами по схеме: «бусы в обмен на золото». Разница была несущественна и сводилась к тому, что место белых заняли приобщенные к «белой» цивилизации черные, бусы сменили медикаменты и шоколадные батончики, а золото – информация. Выглядело это так: в районе точки выброса посылки с высоты находили деревню, подбирали место посадки и вступали в контакт. Аборигены не встречали железную птицу со священным трепетом – те времена давно прошли, но печать цивилизации, лежащая на людях, явившихся с неба и, в большей степени, разумеется, современные автоматы, болтающиеся у живота, обеспечивали «Леопардам» доброе отношение. Во всяком случае, съесть их нигде не пытались, даже проткнуть копьем не пробовали.

Впрочем, ничего полезного лесные люди им пока не сообщили. В племенах, рассыпавших деревни и стоянки вдоль берегов Кванзы, сохранились рассказы о двух дерзких белых, которые рыскали по джунглям в сопровождении черных слуг. За каждый разговор о делах двадцатилетней давности местные жители желали получить какое-нибудь вознаграждение. В джунглях – как в каком-нибудь Гарлеме: нужна информация – плати. Так уж все устроилось в этом гибридном мире, в котором несмышленых девочек до сих пор отдавали замуж за подношение в несколько коз, но у самых богатых аборигенов могли водиться и деньги в разной валюте, и радиоприемники, и мобильные телефоны. Только оружие запрещалось иметь под страхом смертной казни. И поскольку этот запрет строго и неуклонно проводился в жизнь, племена были вынуждены его соблюдать. А в остальном торг проводился по классической схеме: информация – товар. В обмен на информацию шли таблетки от головной боли и поноса, зеленка и бинты, мази от ожогов и гипсовые лангеты. Однако, качество получаемых взамен сведений оставляло желать лучшего.