– Дочери привезу, – словно оправдываясь, пояснил Быстров.

– У тебя есть дочь? Сколько ей?

– Около года. Она должна была родиться уже после моего отъезда…

– Вряд ли малышке понравится этот страшный идол!

Быстров, подсвечивая себе фонарем, осмотрел статуэтку. Сантиметров двадцать в высоту, вырезанная из черного дерева, угрожающее выражение морды, похожей на крокодилью и жуткий взгляд тусклых глаз.

– Что у него там?

– Алмазы, – буднично ответил Антуан.

– А сыворотка действительно не могла помочь?

– При чем здесь сыворотка? – раздраженно произнес напарник. – Давай спать.

Через день Гвалу сразила стрела, выпущенная из чащи неизвестно кем.

Ответный огонь выстриг коридор в окружающей листве, но достиг ли он цели, осталось неизвестным. Однако, нападения не повторялись.

– Мы еще дешево отделались, – сказал Антуан. – Я хорошо знаю юка-юка…

Быстров не считал, что две жизни за маленькую статуэтку – дешевая плата. Но возражать не стал.

Переход в африканских джунглях – совсем не то, что прогулка в российском лесу. Здесь постоянно приходится подныривать под низкие ветки или прорубаться через переплетение лиан, иногда местность становилась практически непроходимой, и тогда экспедиция искала обходной путь. Помимо удушливой влажной духоты Самуила мучила мошкара, густо облеплявшая открытые участки тела. Прокладывавший путь Кобэ постоянно отплевывался, отхаркивался и ругался: полчища гнуса залетали ему в рот, нос и глаза. К тому же следовало смотреть под ноги, чтобы не наступить на змею, которые, впрочем, свисали и сверху, грозя в любой момент свалиться на потных усталых людей.

Идущий впереди сменялся через каждые десять минут, и переходил в хвост, чтобы отдохнуть, постепенно вновь продвигаясь вперед. Это было справедливо, хотя безопасность, практически, не повышало: хорошо поставленная засада одновременно расстреляет всю колонну… Хотя туземцы мало смыслят в военной тактике, к тому же здесь вряд ли можно было нарваться на засаду, а вот змея вполне способна ударить в колено или свалиться на голову любого…

В одиночку, без напарника, Самуил с чернокожим персоналом не справился бы. Каждый день он, как мантру, гонял в голове строчку из детского стишка: «Не ходите, дети, в Африку гулять!» И жалел, что нарушил эту разумную рекомендацию. Не для него Борсхана, как выяснилось. Слишком уж все зыбко и ненадежно в ней – современная техника вторглась в каменный век – к исходной точке Архангелов и груз доставили вертолетом, вспомогательный персонал выдвинулся сюда самостоятельно, правда, с минимальной поклажей – местные умеют обеспечить себя всем необходимым прямо на месте. Но техника не успела осовременить человека. Вот как прикажете реагировать, когда с вечера располагаетесь на ночлег в русле высохшего ручья, а с утра обнаруживаете, что чернокожие спутники снялись и ушли дальше в джунгли?

А все потому, что любимчик технического персонала Коджо, который, видимо, исполняет функции походного колдуна, во время гадания на сон грядущий, вычитал в рассыпанных по земле костях, послание от какого-то из многочисленных местных духов – мол, нельзя тут спать, здесь обитают мозговые черви, которые заползают в голову спящему человеку и начинают жить вместо него. Белых не жалко, у них и так мозговых червяков – полные головы. Поднялись и ушли. Благо, даже палатки не пришлось собирать – они спят на настилах из листьев и травянистых растений, которые сооружают за несколько минут посредством мачете.

При этом консервы и запас чистой воды, доставленный на вертолете, прихватить не забыли. А инструменты, лотки для промывки грунта, рацию и тяжеленные аккумуляторные батареи оставили. Окажись Самуил один на один с этим непостижимым вудуистским сознанием, он в лучшем случае, плюнул бы и отправился в столичный град Хараре. Чтобы в кабинете Афолаби со скрипучими полами просить – требовать он вряд ли рискнул бы – другой персонал, освобожденный от гнета насаждаемых шаманами правил. Который, хотя бы, находишь поутру там же, где оставил с вечера. А не на холме в двух километрах от лагеря. Который не затягивает экспедицию на три дня, потому что крокодилье мясо не доедено, а тащить тяжело. Который, прежде чем перейти из одной части джунглей в другую, точно такую же – не испрашивает разрешения у духов.

Но скорей всего, и этот «лучший случай» закончился бы для него плохо – лишь Великий Юка знает, что бы сделал с ним не любящий шутить Афолаби, понимающий под «мягким отказом» уничтожение просителя. Да и Бонгани с Траоле не большие любители шуток… А скорей всего, до Хараре он бы не добрался, и вообще не вышел из джунглей: вон у Нкозано какая физиономия – настоящий людоед!

Но Рафаил на все злоключения, связанные со спецификой «местного контингента», как он это называл, умудрялся смотреть философски.

– Брось нервничать, – говорил он. – Других работников нам все равно не добыть… Будем этих воспитывать!

Оставшись брошенным в непроходимом тропическом лесу он спокойно извлек из кобуры свой никелированный «кольт» и выстрелил в воздух, переполошив живущих в округе птиц, которые с шумом взлетели в воздух.

Эти звуки и привлекли ушедших африканцев обратно в лагерь – вернулись посмотреть, все ли в порядке с белыми. Иначе ждали бы терпеливо, пока хозяева сами их не найдут. Почему-то они были уверены в таком исходе: ясно же, что от мозговых червей спасает ближайшая возвышенность! Правда, выполняя обещание, Рафаил иногда отводил туземцев по одному в лес, и проводил воспитательные беседы, которые обычно мало эффективны, но в данном случае действительно повышали дисциплину. Однажды Самуил подсмотрел, что чудодейственный эффект достигается с помощью взведенного пистолета, который в самом начале беседы с силой упирался воспитуемому под подбородок, а потом с силой опускался на голову и другие части тела. Поэтому Рафаила уважали больше, чем Самуила. Хотя в этих краях уважение есть синоним страха.

Каждый день Антуан курил гашиш, часто уводил в лес молодую и симпатичную повариху Зэмбу, но вместо проведения «воспитательных бесед» и использования кулинарных способностей, употреблял ее как женщину. Впрочем, девушку это только радовало, и Дмитрий не обращал внимания на привычки напарника.

Уже на подходе к Кванзе, Самуил на ровном месте будто бы зацепился ногой за стелющийся по земле корень. На привале он обнаружил на своем ботинке две небольшие дырочки и позвал напарника. Тот деловито осматривал лианы, некоторые рубил, и пил из них воду. Выглядел он достаточно свежим. Вот что значит легионерская закалка…

Биографические подробности напарника Самуил узнавал по частям, а сложив крупицы информации, утвердился во мнении: из Легиона напарник в конце концов дезертировал и стал сотрудничать с Бюро безопасности Борсханы. Но тему эту они не развивали.

– В чем дело, Дмитрий? Зачем звал? – подошел Рафаил.

– Змея ударила, зараза! Смотри, хорошо до тела не достала!

– Повезло тебе, дружище! – Рафаил похлопал напарника по плечу. – А ты ее видел?

– Метнулось что-то из-под ноги, и все… Я их боюсь до ужаса! Лучше с гранатой на танк…

– А приходилось? – криво улыбаясь, спросил Рафаил.

Самуил растерялся.

– Да, нет… Я вообще говорю…

Напарник покачал головой.

– На танк лучше с базукой. Я так сжег один. А граната ему, как слону дробинка. Второй меня потом полчаса в окопе утюжил. Ребята еле откопали. А змея, что… Большинство вообще неядовитые. А если и ядовитая – ничего страшного. Сыворотка есть, пусть кусает. Разрубил лопаткой – и дело с концом. Или каблуком растоптал. Если что, ее и съесть можно. Если поджарить, так даже вкусно!

Самуил поморщился.

– Пока есть нормальная еда, я воздержусь от такой экзотики…

Самуил вздохнул и, размотав циновку, служившую ему одновременно и матрацем, и укрытием от захватившего врасплох ливня, принялся чистить устаревший, но достаточно надежный французский карабин MAS-49/56 – магазин на 10 патронов, прицельная дальность до 1000 метров.