– Кто-то возмущается?

– Не-е-т, – запинаясь от волнения, прошептала женщина.

Мужские ладони по-хозяйски легли на обнажившуюся крепкую грудь, замерли на миг, словно определяя меру наказания, затем сильно сдавили торчащие от возбуждения соски. Ответом на этот раз был низкий, идущий будто из самой глубины ее естества, стон.

Несколько грубых, сминающих движений, и на смену рукам приходят жадные, небережные губы, оставляющие некрасивые, горящие, как хозяйское клеймо, отметины. Вместе с прерывистым, как у зверя, терзающего добычу, дыханием Глеба, они отзывались мучительными, тянущими спазмами в низу живота покоренной женщины.

Развернув ее к стене, надавив на поясницу, Глеб заставил ее оттопырить попку и, слегка подразнив, резко вошел на всю длину. Женщина вскрикнула: боль и удовольствие переплелись тугим канатом, сладко вытягивающим все мысли. Она полностью отдалась этому мужчине, который яростно вбивался в нее, добавляя пронзительной остроты ощущениям болезненными шлепками по ягодицам. Иногда его рука соскальзывала в промежность, вызывая огненные вспышки блаженства.

Они не знали, сколько длилась эта феерия, потому что словно превратились в единый организм, горячий, содрогающийся, бешено движущийся к сладостному пику.

Последний толчок, и Глеб притянул еще крепче за бедра обмякшую, как безвольная кукла, женщину. Успокаивающе погладил по спине и подхватил на руки.

Бросив ее, как тюк, животом на широкую кровать, не дал возможности пошевелиться. Завалился рядом, закинув на нее согнутую ногу и прижавшись еще не успокоившимся, горячим членом к ее бедру.

Намотав на кулак волосы, несильно потянул, затем поиграл прядями и хрипло спросил:

– Вик, почему ты со мной? Я же груб, как неандерталец. От меня никогда не услышишь ласкового слова?

В ответ он услышал, тихий, как вздох, ответ обессиленной женщины:

– По-другому я не хочу.

Нильс, попрощавшись с девушкой, устроил сам себе разбор полетов, потому что допускать подобные промахи – это равносильно окончанию карьеры в большом спорте, то бишь большом трахе, и переходу на тренерскую. Лина его отшила. Вежливо. Тактично. Очумелым дятлом в мозгу стучала мысль – когда же в этой хорошенькой головке сработала тревожная кнопка?

Все было искренне, она смеялась, он говорил комплименты искренне. Она тоже. Все по-настоящему. Весь арсенал средств использовал. Убойный взгляд. К взгляду прилагалась соблазняющая полуулыбка – комплименты – прикосновение – подарок – ресторан, который заставляет расслабиться и вкусная еда, которая автоматически записывает на подкорку «тот, с кем разделил ее, очень приятен». Плюс – обещание вознаграждения. И это все ни к чему не обязывает.

В задумчивости он начал грызть дужку любимых солнцезащитных Ray-Ban и едва не хлопнул себя по лбу от досады. Точно. Петух гамбургский! Распустил хвост и пошел по привычному шаблону соблазнять. Всплыла картинка. Он, как искусствовед гребаный, вещает:

«– Нэцке – это не просто миниатюрная скульптура. В прежние времена в Японии использовали их в виде брелоков для прикрепления к кимоно ключей или кошельков – потому как карманов не было ж! Нэцке могут изображать и воина, и животное, и композицию. Главное требование – они должны быть приятными на ощупь и умещаться в ладони. Совсем как женская грудь». Какая на хрен грудь, когда девчонка краснеет с пол-оборота?!

Только раз ступил на скользкую почву, и похоже тут-то собака и порылась.

Ну что ж! Эта крепость стоит того, чтоб ее взять в осаду, и чем дальше, тем больше хочется просто взять…

А Лина, только переступив порог квартиры, поняла, насколько она устала. День был просто сумасшедший, устроивший ей изматывающую карусель эмоций – плюс– минус – плюс –минус. Да и предыдущая бессонная ночь не могла не сказаться. Хотелось стечь по стеночке и свернуться клубочком, как кошка, тут же, у двери на коврике.

Поборов соблазн, она кое-как помылась, сонная, постирала блузку и, уже почти по приборам добравшись до кровати, провалилась в мягкую, затягивающую нереальность.

В блаженном небытии она не слышала ни громких разговоров соседок, ни возращения Маринки. Она спала сном безгрешного, нажевавшегося до отвала листьев, ленивца. Однако, как и днем, ее разбудил властный голос матери:

– Ничего у тебя не болит! Поднимайся, мы заплатили за занятия!

– Мамочка, у меня и правда, очень сильно болит живот! – боязливо захныкала она. Однако боль не отпускала, ей казалось, что по недоразумению она проглотила горсть толченых лезвий, которые теперь врезаются в кишки, скручивают и выворачивают их наизнанку. Неужели опять аппендицит? Но ведь его вырезали еще тогда! Лина обхватила двумя руками живот, не в силах проснуться, но все же боль победила сон. С затуманенной головой она села на кровати и поняла, что за беда к ней нагрянула. Расстройство желудка! Скрючившись, она побрела в туалет, молясь, чтоб его никто не занял. Очевидно, что непривычно сытная и сдобренная соусами и приправами еда в «Нияме», немного порадовав в ресторане, все ж решила не задерживаться в организме, привыкшем к овсянке, безвкусной ботве и прочей скучной и невредной пище. За исключением доширака – его желудок почему-то не отторгал.

Неудивительно, что, большую часть ночи восседая на унитазе, корчась от мучительных спазмов, наутро девушка не могла явить миру здоровый румянец молодости и энергичности.

И как же это было некстати!!!

Демов, прекрасно зная технические возможности своего друга, уже сложил в голове примерный план вчерашнего вечера Лины. Поэтому сейчас ему не нужно было внимательно всматриваться в лицо, изучать ее губы на предмет покусанности. Синие круги под глазами, виноватый взгляд красноречиво подтверждали, что еще одна галочка в послужном списке друга-бабника поставлена.

Глеба раздирали противоречивые чувства. Какое – то презрение к Лине и злость на Нильса.

Радовало лишь одно. Обычно, объездив новую лошадку, этот жеребец звонил и в красках расписывал свои достижения. Очевидно, вчера эта сладкая парочка такие скачки устроила, что к финишу уже еле доползла. И сейчас глава банка может позволить себе дрыхнуть без задних ног и не хвастаться победой.

А вот о девочке не побеспокоился. Цепким глазом Глеб отметил, что блузка на ней вчерашняя – крохотное чернильное пятно на рукаве делало ее узнаваемой, однако свежая. Когда еще и постирать успела?

Он чертыхнулся. Какого хера он выискивает в ней за что похвалить? И оправдать, что ли?

Глеб не находил ответа на эти вопросы и оттого злился. И чем больше он злился, тем больше над офисом сгущались тучи.

Не торопясь, как хищник, уверенный, что добыча никуда не убежит, он начал придирчивый осмотр своих владений. Невооруженным взглядом было видно, что за ним тянулся мрачный шлейф его дурного настроения.

– Господа хорошие! Я понимаю, что беречь мое имущество – это не смысл всей вашей жизни, но я, кажется, говорил, что оптимальный режим работы кондиционера – это 19 градусов. Или я это не вам говорил? Вы хотите, чтоб он вышел из строя и вы сидели в душном помещении? Или ремонтировать будем? Тогда вопрос – за чей счет? Не маленькие, должны понимать – больше расходов на содержание хозяйства – меньше премии! – увидев озадаченные лица сотрудников, он удовлетворился первой порцией крови. Вроде перекусил.

Досталось уборщице за то, что в туалете оказалось забрызгано зеркало.

Огреб курьер, опоздавший на пять минут. И даже взрослые дамы из бухгалтерии, обладавшие большей неприкосновенностью, чем депутаты, получили строгий выговор за то, что «баловались плюшками» не в отведенном для этого месте, а прямо за рабочими столами.

– Уважаемые леди! С какой целью я трачу деньги на содержание помещения для приема пищи? Кому как не вам, знать, во сколько это обходится! – вежливо, но с отчетливо читавшимся во взгляде холодным гневом, задал он риторический вопрос.

Увидев недоумение в глазах женщин, он почти успокоился.