Напоённый… Солнца закат предречёт грядущий восход. Я вдруг вскочу и сорвусь – аж захватит дух! Мыслей дурных разметает гнетущий ход, Обострив до боли гончий ищейки нюх. Я не помчусь к тебе, мой вкусный десерт, Животных домашних твоих уважив посыл, Пока не смогу сказать стихиям свободы – нет, Пока гончий инстинкт беспокоящий не остыл. Пока чую бунтарский, манящий дух И буйство в душе теней вечных Инь и Янь – Свой рваный стих я буду горланить вслух И жадно глотать эфир, пьянящий в такую рань. Лишь до краёв напоённый стихиями всласть, Воем турбин самолётов и гулом стука колёс – Мой ангел, я богом смогу к ногам твоим пасть, Как смог бы лишь тосковавший вечность пёс. Женское… Меня он свёл с ума, я это знаю – От звука голоса его я замираю. Под ложечкой предательски сосёт И слабость в ноги дрожью отдаёт. Ему ко мне лишь стоит прикоснуться, Как на пределе предвкушенья чувства И восхитительный его ладоней жар Меня бросает в наслажденья шквал. И выгибает тело в сладкой неге, Я вся его, он только мой на свете. Он словно бог мой, я его раба И каждой клеткой вожделения полна. И в нежной пытке время бесконечно, В блаженстве тело и душа быть хочет вечно. И память вспышками мелькания салюта Сбоит провалами на пиках абсолюта. В томленьях сладостных покорно изнывая, Нектар его я долгожданный принимаю, Устами жадными пульсаций дар ловя И из-под ног уходит вновь земля. Всё-всё позволено ему когда он рядом, Он может с рук поить смертельным ядом. И он, я знаю, безнадежно бредит мною, Ведь мы едины, вместе телом и душою. Безумие любви нас держит властно И это, точно, до́ смерти опасно. И пусть в объятиях его я пропадаю, Я этой власти, всё ж, неистово желаю… Летучий голландец В изменчивом, безбрежном океане, Блуждает брошенный командою фрегат И ни души на нём, болтается в штурвале, Лишь ветер вольный, но свободе вряд ли рад. Его бесцельна и бессмысленна дорога, Судьбой на произвол стихиям сдан И никогда до берега родного Не доведёт уж верным курсом капитан. Неумолимо время точит силы, Что жизнь существованию дают. Конец скитаниям положит дно пучины Там обретёт покой он и приют. Пока же, в перекрестье молний, В разгар стихий на гребне волн паря, Являет лик мистический и гордый, Безумцев вольной участью пьяня. Тех, что завидуют летучему голландцу, Его свободе и безбрежности пути, Не зная – нет желанней для скитальца Свой недоступный берег обрести… Слово ангела
Мой Ангел мне сказал: «– Прощай, Тебя хранил я много лет, Но бог простит, ты не серчай, Сил у меня уж больше нет. Тебя так щедро одарил Творец сердечной теплотой, Но никому ты не дарил Её душой своей скупой…» Он говорил ко мне спиной И крыльев свет едва мерцал, И голос хладный и чужой Звенящей сталью отдавал. «– Тебе так много доброты Зачем отмерила судьба? Что бескорыстно сделал ты, Раздал хоть сколько ты добра?» Он повернул ко мне лицо, Мне так знакомое, в слезах И скорбью веяло оно, Немой укор застыл в глазах… «– Твоей горел души огонь И крыльев свет моих слепил! Чьи души отогрелись в нём? Чью боль принял и облегчил? Ты за меня решил – Прощай, Тебя хранил я много лет, Но бог простит, ты не серчай, Сил у меня уж больше нет.» – Прости! Не уходи! Постой! – Ему сквозь слёзы прокричал… Очнулся в комнате пустой, А крик остатки сна уж гнал… Ирина Ершова г. Муром Выбираю тебя В жизни выпала мне непростая стезя, Ничего изменить и исправить нельзя. Пусть друзья говорят, что в душе твоей лёд И по мутной воде белый айсберг плывёт – Выбираю тебя. Выбираю тебя, нет дороги назад. Для одних – сладкий мёд, для других – горький яд. Выбираю тебя. Кто любил, тот поймёт: Может быть сладким яд, может быть горьким мёд. Выбираю тебя. Пусть родные твердят: ты – опасней огня, И проверить стократ убеждают меня: Продаётся любовь и за цент, и за грош, Нет на свете её, лишь коварная ложь. Выбираю тебя. В час, когда мы одни, нет ни льда, ни огня, И тепло губ твоих мои губы хранят. И сплетение рук, и волос нежный шёлк. Мир светлее вокруг, нам вдвоём хорошо. Выбираю тебя. |