– Нормально мне, товарищ лейтенант, как всем,– сержант Васильев, скосил глаза на старшину Суворова и подумал.-"Зашибись в танке, особенно зимой".

– Нормально? А вам, товарищ старшина, в пехоте тоже нормально?

– Я в разведвзводе и у нас тоже весело, почти как у вас,– ответил старшина, подумав,– "Быть тебе, Леха, Ваней – чует мое сердце".

– Документы,– протянул руку лейтенант, посчитав что достаточно поуговаривал добровольцев.– За вещами бегом марш. С сегодняшнего дня временно встаете на довольствие в комендантском взводе. Доложите там, кому следует и одна нога здесь, другая там. Пулей. Пять минут времени – время пошло.

Капитан ротный, возражать естественно не стал, чиркнув у себя в тетрадке пометки напротив фамилий, убывающих в распоряжение СМЕРША старшины и сержанта, изъяв у них временно выданное оружие и заставив расписаться в ведомости.

– Желаю успехов в ратном труде, парни,– неожиданно произнес он на прощанье.– Удачи вам, разгильдяи.

– И вам до Берлина дойти,– пожелал ему от всей души старшина, пожимая протянутую руку.

– Дойдем. Может, там и встретимся еще. Как знать,– подмигнул парням свойски капитан.– Я, если что, то где-нибудь рядом с Рейхсканцелярией обязательно покручусь и своих поищу. Приходите. За победу выпьем на крылечке. Там широкое такое.

– Обязательно выпьем, товарищ капитан. Место на крылечке займите, ежели что. Народу там набежит желающего видимо-невидимо, так что только на вас и рассчитываем,– пошутил сержант.

– Привык я к вам, разгильдяям,– признался капитан, улыбаясь.– На войне быстро привыкаешь. Ну, давайте. Ни пуха вам, ни пера.

– К черту,– ответили парни и едва уложились в пять отведенных им лейтенантом минут.

– Вас только ждем,– выскочил он им навстречу из палатки, как черт из табакерки.– За мной марш. По пути все разжую,– скомандовал он и побежал к дребезжащей капотом полуторке.

А уже в кузове быстро "разжевал" предстоящую боевую задачу.

– Всего немцев трое с летчиком. Умотали наверняка в южном направлении или в западном. К линии фронта. Днем им идти нельзя, значит, отсиживаться станут и двигаться исключительно ночью. У них фора была часов пять, так что верст на 20-ть, 25-ть могли умотать. Поэтому выявлять их следует вот в этом радиусе,– лейтенант прочертил ногтем дугу на полевой карте.– Населенные пункты они само собой обойдут, а днем укроются в складках местности. Вот вроде той балочки. Вроде, но не в этой. Эту тыловики заняли. Там их как муравьев в муравьиной куче. Об этом немцы знают и обойдут ее слева, потому как она удачно загибается к юго-западу. И обойти ее удобнее здесь. А справа им нужно дважды форсировать речку. И далеко не уйдешь, и риск нарваться на караулы и секреты. Я бы шел вот так на их месте. Вернее бежал бы всю ночь. А чего не бегать? Лесостепь, до фронта верст сто по прямой. Глубоко-эшелонированным он тут считается, но это в западном направлении, а в южном пожиже будет. Верст 50-т можно смело трусцой прорысить, по ночной свежести. А уж потом на четвереньках еще пятьдесят. Наша задача – прочесать все подозрительные места, удобные для лежбищ. 25-ть верст мы на раз прочешем. Брать приказано живыми. Особенно командование командиром группы заинтересовалось. Лейтенант Крайнов – по нашим документам. По ихним – фельдфебель Кранке.

– Переводится фамилия – Больной,– старшина Суворов вырос в собственных глазах, вспомнив еще одно немецкое слово.

– Язык знаешь?– порадовался за него и себя лейтенант Федоров.– А у нас на прошлой неделе

переводчица в интересном положении убыла и теперь хоть плачь. Обещали прислать, но когда еще найдут подходящего… А тут ты.

– Я не особенно чтобы знаю,– на всякий случай предупредил лейтенанта старшина.– В школе чуток, потом в институте год. И здесь слегка.

– "Чуток, слегка", скромность украшает. Всяко больше, чем я понимаешь, о чем они там курлыкают.

– С пятого на десятое. Практики разговорной мало и память плохая,– пожаловался на обстоятельства, мешавшие в совершенстве изучить язык врага, старшина.

– А нам и не нужно каждое слово. А диверсанты и по-русски сами умеют. Если что, то переведут со всем усердием. А ты проследишь, чтобы мозги не пудрили,– лейтенант убрал карту в планшет и оглядев внимательно старшину с сержантом, осведомился:

– Оружия нет личного, кроме вот этого живопыра?

– Сдали, товарищ лейтенант. Получено было на роту сводную. Ротный изъял.

– Без оружия хреново воевать. По паре гранат я вам выдам, а автоматы только по возвращению получите. Стало быть, вперед не лезьте. Обойдемся без вас. Вы мне живыми нужны, как диверсанты,– ухмыльнулся Федоров.

– Все слышали, товарищи красноармейцы?– рявкнул он в полный голос и личный состав, сидящий на скамьях, дружно откликнулся в едином порыве:

– Так точно.

– Вперед не лезть, сзади не отставать, в середке не мешаться,– закончил инструктаж лейтенант и постучав по фанерной крыше кабины, тормознул полуторку.

– К машине,– скомандовал он.– С этого овражка и начнем,-

остатки комендантского взвода, посыпались из кузова и, расторопно разбежавшись, цепью направились к первой "складке местности", теоретически способной скрыть в своих глубинах роту диверсантов. Внимательно осмотрев овраг и, не обнаружив в нем никого, взвод, так же расторопно, загрузился и полуторка попылила к следующей "складке" отмеченной лейтенантом на километровке.

Направление преследования диверсантов лейтенант Федоров определил правильно – фельдфебель Кранке проложил маршрут практически один в один, как он и предположил. Не учел Федоров только одно обстоятельство – Отто, который с удовольствием готов был летать на любые расстояния, а бегать любил не очень. Упал он через первые три километра и взмолился:

– Кранке, шайсен мир,– умереть прямо сейчас, ему показалось лучше, чем бежать, спотыкаясь и падая, через каждые два шага.

– Гут, Шритт марш,– вынужден был согласиться снизить темп передвижения фельдфебель. И в дальнейшем стоило ему его ускорить, как тут же за его спиной раздавалось:

– Тофарищ лейтенант, опять герр Киттель патает.

– Кранке, шайсен…– тут же неслось следом и фельдфебель, бормоча себе под нос:

– Шайзе. Майн Гот,– переходил на шаг. А Лауцкис поднимал Киттеля и волок его, себя и общую с ним поклажу следующие сто метров, пока летчик отдыхал. И, тем не менее, даже при таких низких темпах передвижения, до рассвета группе удалось получить фору километров десять.

– Лесостепь – есть гут. Здесь есть, где спрятать себя,– высказал оптимистическое заявление Кранке, осматривая внимательно местность, которая отчетливо проступала вокруг них в предрассветных сумерках.– Овраги, отдельные кусты и прочие места нам не подходят. Роем окоп. Лауцкис, лопату, плащ-палатку, роем укрытие,– в течение часа диверсанты обустроили себе уютный окопчик в метр глубиной и, когда Солнце выплеснулось из-за горизонта, оно не смогло их обнаружить в этом квадрате, как ни старалось влезть своими лучами под натянутую плащ-палатку. Припорошенная сверху пучками травы, аккуратно распределенными по всей поверхности рядовым Лауцкисом и натянутая до барабанной упругости им же, она могла быть обнаружена визуально, только если на нее наступить ногами.

– Гут, Микалас,– впервые назвал подчиненного по имени Кранке, и тот браво блеснув глазами, гаркнул: – Хайль Гитлер!

– Крест обещаю, если дойдем,– потрепал его по плечу фельдфебель.– А теперь спим. Цу шлафен,– улыбнулся он летчику и тот в ответ так всхрапнул, что фельдфебель поморщился, поняв, что обер-лейтенант команды не дождался и способен шагов с пятидесяти демаскировать их убежище. Поэтому посвистел ему на ухо, нежно. Результат не замедлил сказаться. Киттель в ответ всхрапнул жеребцом в стойле, увидевшим крысу и, Слава Богу, что не заржал еще при этом на всю степь.

– Ната его повернуть утопнее,– посоветовал Лауцкис, очевидно, имеющий опыт борьбы с храпунами.– Или заткнуть рот чем нипуть,– выдал он еще один метод, менее щадящий самолюбие храпуна, но более действенный.