В дальних уголках своего подсознания, Жуан Педру ощутил, что не просто желает Мальвину обычным животным желанием. Он захотел быть рядом с ней, услышать певучий голос, смотреть на её лицо, на ласковые глаза, ощущать пленяющий аромат её волос. Ему было хорошо уже при одной мысли о ней. Он решил отыскать увидеть Мальвину. Но только лишь после того, как завершит дела. Потому что для нашего героя дела, тем более, связанные с деньгами всегда стояли на первом месте.
Глава VIII
Район Мондаки был одним из престижных аристократических пригородов Сан-Паулу. Здесь располагались фазенды, особняки и виллы богатейших людей города. Улицы этого пригорода утопали в роскоши тропической зелени и отличались удивительной чистотой, не присущей остальной части мегаполиса. Тут проживала нуворишская элита. Лица, непомерно разбогатевшие путём всевозможных махинаций и, конечно же, благодаря деловой жилке. В одном из этих роскошных особняков, в самом конце утопающего в вечнозелёной прохладе акаций улицы, проживал с семьёй достопочтенный сеньор Алвару Казелли. Однако его особняк меньше всего походил на жильё нувориша.
Жилище было напрочь лишено всяких излишеств, вычурности, свойственных домам таких сеньоров. Интерьер сравнительно небольшого по размерам дома был украшены в скромном, но красивом стиле, повсюду чувствовался тонкий вкус хозяина. Вернее, хозяйки. Внутри всё было также обставлено красиво со вкусом, без лишней помпезности. Каждый уголок здесь был ухожен с такой любовью и вниманием, какие могли исходить от человека с изысканным вкусом, с тонкой эстетикой. Сеньора Мальвина в отличие от своего супруга видела радость жизни не в приумножении капитала, не в улучшении благосостояния, а в служении высшим идеалам, общечеловеческим ценностям. И именно в этом она черпала жизненные силы. Видела смысл жизни.
Однако в последнее время сеньора потеряла былой интерес ко всему. Да и вообще в последние дни она вела себя как-то необычно, странно. Мечтательная от природы она стала ещё более рассеянной и задумчивой, у неё пропал аппетит, на вопросы окружающих она отвечала с запозданием. К тому же на неё всё чаще начала наступать непонятная грусть, хотя со здоровьем всё было в порядке. Все эти перемены начали сказываться после возвращения из Ресифи. А причиной была непонятно откуда взявшаяся, нестерпимая тоска. Каждый вечер на закате она часами до возвращения мужа с работы простаивала на веранде или же молчаливо гуляла в саду с малолетним сыном.
В этот день ближе к вечеру стало заметно холодать. Перламутровые отблески багрового заката озаряли огромный бассейн, многочисленные эвкалипты прекрасного сада, от которого и исходила свежая прохлада, перемешанная с причудливым горлотанием разноцветных какаду, дивным ароматом нежных роз и орхидей. Цветочное благоухание так же сочилось и на балкон особняка, где в это время, опершись о мраморные перила, молча стояла Мальвина. Короткое бежевое платье с пёстрыми горошками прекрасно смотрелось на её фигуре, а волосы цвета спелых фиников вбирали в себя лучи зимнего заката. Но прекраснейшие чёрные глаза ныне не улыбались, покрывая лицо детскими ямочками, а печально смотрели куда-то вдаль. Словно эти глаза всё время ждали кого-то, надеясь на чудо. Проходили дни, недели. Она ждала всё это время и надеялась.
Недавняя встреча посреди пробки в центре города лишь усугубила её смятение. Она долго не могла после этого прийти в себя, находилась под воздействием переполнявших её чувств. Словно приняла немереную дозу ЛСД. С одной стороны, ей хотелось смеяться, кричать, танцевать от мысли, что на миг увидела Жуана Педру, и что он, видимо, тоже не забыл её, коли так настойчиво здоровался. И она хотела продолжения этого мгновения. Но чаще, Мальвине хотелось плакать или забыться, навсегда вычеркнуть его из памяти. Она очень страдала, и разрывалась между неразрешимой дилеммой: хранить верность нелюбимому, но мужу, и для этого навсегда забыть встречу в Ресифи либо продолжать в том же духе, истязая себя.
Если в душе Мальвины была искра непорядочности, она, воспользовавшись удобным случаем, не долго думая, завела бы интрижку с Жуаном Педру за спиной мужа. Не лишаясь семьи, одновременно, крутила бы флирт, роман с любовником, наслаждаясь прелестями тайной связи. Однако подобное ей даже в голову и не могло прийти. Так как, человек чистой души, глубоко порядочный, она всем своим существом была далека даже от мысли наставить рога супругу. Но всё же она была влюблена, хоть и не отдавала в этом себе ясного отчёта. Эта, некстати возникшая влюблённость заставляла её страдать аж до такой степени, что порой она была готова признаться мужу. Этим хотя бы отчасти облегчить душу.
Этот малознакомый полузагадочный сеньор, словно бушующий вихрь бурно ворвался в её размеренную жизнь, навсегда изменив её плавный ход. И исчез также неожиданно, как и появился. А затем снова появился, чтобы снова так же исчезнуть. Он был дьяволом-искусителем, призраком, внезапно появившимся неизвестно откуда, и только лишь для того, чтобы похитить её сердце и затем, чтобы снова исчезнуть в небытие. Видать дьявол в облике сероглазого кабальеро завладел её помыслами, тем самым посеяв семя греха в её непорочной душе.
Жуан Педру с первого взгляда так обворожил несчастную красавицу, что та уже ни на минуту никак не могла выбросить его из своей памяти. Несмотря ни на что, невзирая даже на священные семейные узы. Сколько бы она ни пыталась вычеркнуть его из своих воспоминаний, сколько бы ни старалась затмить свои греховные мысли о чужом мужчине семейными заботами и домашними делами, как бы ни заглушала в себе зов сердца, она так и не смогла стереть из памяти того, кто как сладкое наваждение снился ей каждую ночь. Её сердце начинало медленно сдаваться. Порой всего одной встречи, одного случайного разговора, брошенного вскользь слова или даже единственного взгляда бывает достаточно, чтобы навсегда и круто изменить всю оставшуюся жизнь. Это может быть один раз, но уже навечно. Именно это и называется настоящей любовью.
Разумеется, эта перемены невольно отражалась на её поведении, и не ускользнула от взоров домочадцев, в том числе и мужа. Естественно, всё это ему не нравилось, наводило на невесёлые подозрения. Но серьёзных оснований для подозрений пока не было. Домашние решили не донимать её расспросами. Однажды ночью после очередного равнодушия в ответ к его ласкам, муж не выдержал и спросил жену:
– Милая, почему ты такая? Вот уже сколько времени мы не занимаемся любовью. Ты холодна со мной, и я, честно говоря, не понимаю, почему. Скажи, пожалуйста, в чём дело, дорогая? – Алвару предпочитал называть вещи своими именами, но с обожаемой им женой, женщиной на редкость культурной и воспитанной, он старался быть как можно учтивее.
– Дорогой, извини, просто я не в настроении сегодня. Прости, пожалуйста.
– Тебе нездоровится или может причина во мне, милая? Хотя, уверен, что я делаю всё как надо, а мой любовный мускул работает, как мотор ракеты. В чём дело? Откройся мне, Мальвина, что с тобой? Может у тебя проблемы?
– Да нет. Просто я устала, переутомилась немного. Наверное, из-за зимы, погоды или дневной пробки, когда я вместе с Себастьяном возвращалась из торгового центра, и просидела в заторе около часа. Не беспокойся так за меня. Ты же знаешь, я немного странноватая. И это вскоре пройдёт само по себе, – попыталась его успокоить Мальвина. Но сама чувствовала себя перед ним сейчас виноватой.
– Мальвина, любовь моя, – предпринял последнюю попытку Алвару, – Вот уже сколько времени ты такая, и это после возвращения из Севера. Такая рассеянная, печальная, холодная со мной. Раньше ты тоже уставала, тоже переутомлялась, тоже в пробках часами просиживала, и тоже болела, но никогда не была такой, как сейчас. Я ясно вижу, что ты в последнее время не замечаешь меня, а иногда просто не отвечаешь внятно на мои вопросы. Сыну нашему меньше внимания уделяешь, чем раньше. Даже книжечки запустила читать. Я ещё не говорю про твои супружеские обязанности. Это не только я, но и все домашние так говорят.
