— Ну, так что, госпожа ведьма, кхм, кх, кх, как ваше? Там все…
Я запила колбасу вкусным холодным морсом, который ради меня достали из подвала и под неодобрительными взглядами хозяев стянула еще один кусок. Знаю я их, как только расскажу, что сделала свою работу, так сразу все со стола и уберут. Нечего, дескать, кормить всяких проезжих колдунов, коли самим есть нечего.
Староста снова предупреждающе закашлялся, а я со вздохом осмотрела стол, но в рот уже совсем ничего не лезло, и я с удовольствием констатировала, что наконец-то сыта.
— Убила я вашего монстра.
Со стола тут же начали активно убирать.
— Плати, как договаривались.
— А как я узнаю, что не врешь?
Я встала, сходила к брошенному в сенях мешку и отнесла его старосте. Тот тут же сунул туда свой нос, покопался, а потом с визгом отшвырнул его в сторону.
Правильно, голова зомбика, которую пощадило заклинание представляла собой довольно неприятное зрелище, после которого, староста, даже не торгуясь, выплатил мне полностью весь гонорар, все еще трясущимися руками, а потом еще и попытался вытолкать меня за дверь. Но тут я уперлась, прекрасно понимая, что сейчас меня никто на постой не возьмет, а ночевать с лошадьми на холодной конюшне мне очень не хотелось. После недолгой борьбы и пары угроз с моей стороны, мне все же позволили переночевать на топчане. Я не спорила, так как вымоталась так, что была согласна даже на коврик у двери, на который мой «гостеприимный» хозяин постоянно поглядывал во время разговора, но все же предложить не осмелился.
Утро встретило меня криком петуха, и бурчанием в уже пустом желудке. Естественно, позавтракать мне не предложили, проводив в дорогу прямо так. Я не возражала, довольно не плохо поев в соседней избушке, где жила довольно приветливая одинокая старушка. Она даже выделила мне старенький мешок и запас продуктов на дорогу, пожалев сироту. Впрочем я бы себя тоже пожалела, если б встретила на дороге: не мытая, не чесанная, в старых драных штанах и не менее ветхой куртке. Да, кстати, при первых же словах о моей лошади, староста тут же скорчил трагичную физиономию и возвестил мне, что чалый этой ночью издох. Я подозрительно покосилась на недалекую конюшню, но решила не нарываться, тем более, что провожать меня вышла вся деревня, не так давно оделившая меня, по мнению местных жителей, чересчур большим гонораром за столь "пустяковую работу". И по глазам некоторых селян, я вовремя сообразила, что лошадь в жизни явно не главное. Шкура — куда важнее, а потому вежливо со всеми попрощалась и гордо ушла через ворота, спеша скрыться в окружающей деревню лесной чаще.
Куда идти я, если честно не представляла, как и не помнила практически ничего из своего бурного прошлого… Мда-а, а что делать если я только недавно очнулась в лесу с отшибленной памятью и без еды. Причем я точно помнила, что являюсь не плохой колдуньей, но откуда я, и кто я совершенно не помнила. Даже имени не знала, как не напрягала память.
До этой деревни я добиралась около недели, ведя в поводу найденного при пробуждении рядом довольно заморенного вида коня, который не то что везти меня, сам-то идти был почти не в состоянии, кое-как позволяя мне взбираться к нему на спину лишь в исключительных случаях. При этом кляча так тяжело вздыхала, косясь умоляющими глазами в мою сторону, что я чувствовала себя изощренным садистом с богатым воображением. Так что я в основном шла сама, пробираясь по буреломам и зарослям, и питаясь по пути грибами да ягодами, найденными по дороге. Так что к тому времени, как я вышла к деревенским воротам, стража по началу даже не хотела меня пускать, сочтя толи ненормальной бродяжкой, то ли новым видом нечисти, с чем и послала приблудную ведьму куда подальше. Но я в ответ так сверкнула зелеными глазами, осветив пол стены, и формируя в руках холодный голубой шарик заклинания, что все возражения неожиданно отпали сами собой. А меня срочно потащили к деревенскому старосте, у которого как раз нашлась работа для ведьмы в виде сильно расшалившегося кладбищенского упыря, оказавшимся в последствии всеядным зомби. Я была не в том положении, чтобы отказываться от любой работы, и сразу же затребовала такую сумму, что староста всерьез задумался о личном крестовом походе к нечисти с аналогичным предложением в отношении меня, но потом почему-то передумал (видимо надеялся, что меня похоронят неподалеку от свежеупокоенной твари), и теперь я шла дальше по дороге, звеня в кармане десятью золотыми монетами. Не плохой капитал для начала.
Лес шелестел своими звуками, наполняя тишину щебетом птиц, хрустальной музыкой ручья и чьим-то протяжным мяуканьем. Я остановилась и с удивлением прислушалась. Мяуканье раздалось снова откуда-то из кустов, я решила сходить проверить. Раздвинув колючие ветви, я, чертыхаясь, выползла на поляну. Куртка не перенесла издевательств и осталась где-то в кустах, остался только правый рукав, который я, подумав, сунула в мешок, оставшись в одной рубахе.
На поляне сидел большой серый кот и гнусаво орал на одной ноте, видимо уже и не надеясь на спасение. Рядом сидели два побитых жизнью волка и с интересом его слушали. Правая передняя лапка кота прочно застряла в капкане и представляла собой довольно жалкое зрелище. Но тут я чихнула, и все три пары глаз уставились на меня. Кот застыл с открытым ртом, так и не окончив последний мяв, а волки радостно облизнулись. Я почувствовала себя изысканным десертом, прибывшим как раз вовремя.
— Kыш, пошли вон волчары, а то как дам. — Неуверенно вякнула я.
Правый волк лениво зевнул, демонстрируя впечатляющий набор белоснежных клыков, и спокойно направился в мою сторону, с интересом изучая новое блюдо. Я возмутилась от такого пренебрежения и в ответ швырнула в него не менее впечатляющим пульсаром. Вспыхнуло. Грохнуло. Послышался вой, крик и быстрый топот удаляющихся ног. Когда мы с котом, наконец, прокашлялись, а дым немного рассеялся, то вокруг уже не было ни одного волка, если не считать того, что дотлевало в кустах. Я на всякий случай еще раз огляделась и, поднявшись с четверенек, пошла к несчастному мурзику, который сидел и смотрел на меня большими невменяемыми глазами.
— Сейчас, котик, дай-ка лапку, Я тебя отсюда вытащу, — принялась я сюсюкать, протянув к нему руки, и пытаясь сообразить, как же этот капкан открывается. Но тут…
— A-а-а-а, ты с ума сошла, дура, больно же!
Я кубарем откатилась от визжащего кота, который почему-то не только говорил, но и очень сильно матерился, возмущенно глядя в мою сторону, и придерживая здоровой лапкой ту, что попала в западню.
— Ты говоришь?!!!
— A ты глухая? От такой боли и мертвый заорет, а я пока еще живой. — Сообщил кот и громко чихнул в мою сторону, сверкая зелеными глазищами.
Но тут я снова вспомнила, про свою уже порядком надоевшую потерю памяти, и здраво рассудила, что, возможно, говорящие коты это не такая уж и редкость. Хотя странно тогда, что я так удивилась.
— Ты собираешься меня вытаскивать, или так и будешь сидеть рядом с умирающим зверем, пока он бьется в агонии?
— Ты не похож на агонизирующего. — Усмехнулась я.
— A ты собираешься дотерпеть до этого момента?!
Я смутилась под его осуждающим взглядом и вновь поползла к капкану, почему-то не сообразив встать на ноги, правда так падать было явно ниже, а значит и синяков меньше.
Возилась с ним я минут пять, выслушивая постоянные жалобы и наставления по поводу своей работы.
— Не дави, я сказал не дави, Aй, больно, убийца, убила! Прекрати хлопать меня по щекам, не отвлекай, я в обмороке. A-а-а!… Не дергай, мне же больно, это моя лапа, оторвешь — своей поделишься. Правее, я сказал правее, а теперь левее и выше. Мамочка, дорогая как много крови! Умираю-у-у!
На этом душераздирающем вопле замок наконец-то поддался, и я вытащила-таки кота из ловушки. Он тут же потерял сознание, но это даже и к лучшему, а то я последние пять минут просто мечтала его придушить.
Кое-как встав на онемевшие ноги, я подняла пушистика и отнесла его подальше от капкана, а потом принялась осматривать его лапку. Мда, зрелище было довольно печальным, но я и не такое видела. Наверное. Мне так кажется. Я сосредоточилась и опустила руки на рану, пытаясь помочь. Пару минут ничего не происходило, и мне уже показалось, что ничего и не будет, так как я не очень представляла что опять собираюсь делать, но потом мои ладони мягко засветились слегка зеленоватым светом, и этот свет начал медленно перетекать от меня к кровоточащему разрезу на лапке, причем его края тут же начали смыкаться, образуя прямо на моих глазах ровный тонкий шрам на розовой полоске кожи, правда процесс заживления шел довольно медленно, но хорошо, хоть так. Вскоре шрам сшил края всей раны, а после и сам начал медленно рассасываться. Но тут у меня закружилась голова, и я решила прекратить лечение, убирая руки.
