Ты взгляни на эту жизнь просто
* * *
Мы не играли в детстве в фантики,
Зато играли часто в ножички.
Брели сопливые романтики
По жизни скользкою дороженькой.
Одолевали смело трудности
По дворовым понятным правилам,
И от избытка ранней мудрости
Все матерились очень правильно.
Кидали карты до полуночи,
Мечтали стать при жизни Крезами,
И волновались души вьюношей
Неполноценными угрозами.
Мы в школе не были отмечены
Весьма хорошими манерами,
Хотя шпаною были вечером,
А днем обычно – пионерами.
Нам улыбалась наша Родина
С плакатов праздничных по-брежневски,
И лето спелою смородиной
Лечило наши души грешные.
И были наши мамы молоды,
И были наши папы сильными,
И солнце крыши крыло золотом
Под небесами ярко-синими.
Нас часто мучили моралями
И призывали стать послушными…
Сосредоточенно молчали мы,
И замки рушились воздушные.
Пропев на бис блатные песенки,
Порой совсем еще зелеными,
Поникнув, шли мои ровесники
В места не очень отдаленные.
Но звон гитар незатухающий
Был антуражем мрачным вечером
Для мужиков, в "козла" играющих,
Когда им выпить было нечего.
И подрастали братья младшие,
И уезжали братья старшие,
Лежали в лужах звезды падшие,
А жизнь расцвечивалась маршами.
Мои забытые ровесники,
Неисправимые, простецкие…
Гитары, вермут, карты, песенки,
Статьи УК – совсем не детские.
Судьба судьбой играет весело,
Как ламаист своими Буддами.
Наслушавшись про Вольфа Мессинга,
Мешали прожитое с будущим.
Носили вычурные галстуки,
Сияли радостными рожами
И, словно буквы старой азбуки,
Остались в памяти похожими.
Кого-то узкая дороженька
В широты северные вывела,
И не помог им добрый боженька,
Он там бывать не любит, видимо.
В чужой земле нашли пристанище,
Отпев свои блатные песенки,
Простые граждане-товарищи,
Мои советские ровесники.
Их беды стали нам примерами
Любви к запретному неистовой,
Мы все бывали пионерами,
А кое-кто – рецидивистами.
Кому кайло, кому гармоника,
Мелькают дни, как мысли, пестрые,
От Лабытнангов до Салоников
Земля изнежена погостами.
И вроде не было пожарища,
И мор пока не намечается.
Но мне советские товарищи
Все реже в городе встречаются.
* * *
Я понял то, что знал давно:
Мы все умрем. И это повод
Сводить свою жену в кино,
А дочери купить обнову.
Не просыпаться по ночам,
С утра не ахать и не охать.
И не рубить себя сплеча
За то, что день был прожит плохо.
Не врать затем, чтоб уцелеть,
Не мерить жизнь ценой ливреи,
И телевизор не смотреть,
Поскольку там одни халдеи.
Простить обиды всем живым,
Прощенье попросить у мертвых
И, не боясь людской молвы,
Послать всех надоевших к черту.
Живем. Жуем. Армагеддон
Не наступил, и это значит -
Я был спасен, но не прощен,
И с возрастом переиначен.
Хрустальный омут юных дней,
Куда мы радостно ныряли,
Топил отчаянных парней,
И мы друзей своих теряли.
Был долог миг, а жизнь щедра
На аллегории и встряски.
Мы пили пиво из ведра
Не для общественной огласки.
Никто не мыслил умирать
За вожделенные идеи,
Лилось вино по рубль пять,
И где-то прятались злодеи.
От равнодушия умов
Гнила великая держава,
И разноцветьем бранных слов
Надстройка базис обнажала.
Дряхлел заоблачный ЦК,
Советы не были едины.
На смену бонзам из совка
Пришли другие буржуины.
Довольно хрюкавший Гайдар
Лез в телевизор, как в корыто,
Реализуя божий дар
Устройства нищенского быта.
А главный деятель страны
Грозил на рельсы лечь публично
При повышении цены
На хлеб ржаной али пшеничный.
Не лег, конечно, никуда,
С моста упал, сие – не тайна.
Там не ходили поезда,
Но люди падали случайно.
Хотя, чего там вспоминать.
Иных уж нет… Грустить не стоит…
Кому-то нечего пожрать,
А кто-то баб в шампанском моет.
Из Мухосранска в Куршавель
Без крупных денег не добраться,
Хотя для всех открыта дверь,
Туда, где хочется остаться.
Покуда живы мы еще
И не сыграли в тесный ящик,
Есть шанс – что счастье обрящЁм,
А если правильно – обрЯщем.
Конечно, каждому свое:
Кому абсент, кому сивуха,
А на закуску: шампиньон,
Лангет, ромштекс… свиное ухо.
Хрусти, не сетуя на жизнь,
Для всех жульенов не хватило,
И понапрасну не божись
На проходящие светила.
* * *
Жили люди и до нас,
Горевали, водку пили,
Неумеренно любили,
Умирали в нужный час.
Дни и ночи не считали.
Уходя, гасили свет.
Сашу Черного читали -
Интересный был поэт.
Окрыленные мечтами
Лезли к черту на рожон.
И побитыми котами
Отирались возле жен.
Журавлей считали в небе.
Продавались за рубли.
И икру на белом хлебе
Есть по праздникам могли.
В общем, жили – не тужили.
Проходил за годом год…
Далеко в Гуаякиле
Плавал белый пароход.
Сквозь замерзшее оконце
В пелене ленивых грез:
Голубое море, солнце
И летает альбатрос.
Ветер теплый и соленый.
Где-то близко край земли.
Золоченые погоны
И скрипучие ремни.
Склянки бьют, подносят чарку.
Пьем за Родину и честь.
Если станет очень жарко -
То у нас наганы есть.
А в России зимы люты.
Пахнут снегом облака.
И тягучие минуты,
И минувшие века.
Рождены мы изначально
Для сражений и побед…
Закипает в кухне чайник,
За стеной поет сосед.
Тикают часы в квартире,
И идет за годом год…
Далеко в Гуаякиле
Тонет белый пароход.
Что нам, братцы, день вчерашний.
С неба падает звезда.
Жизнь прожить – совсем не страшно.
И не ново, как всегда.
* * *
Вот и кончился опять год,
И привыкли, что другой век.