Я очень долго не решался приступить к написанию данного повествования – что-то меня постоянно удерживало от этого. Возможно, потому, что часть людей, о которых пойдёт речь, ещё живы, а может, наоборот, некоторых уже нет в живых, и искажение некоторых фактов и подача их в виде своего взгляда на эти события были бы несколько некорректны по отношению к ним без их на то ведома. Но по прошествии времени я начал понимать, что вскоре могут уйти и эти последние свидетели тех событий начала 90-х годов, когда рухнул не только Советский Союз, но и ряд микроцивилизаций, одной из которых была Сухумская. Поэтому я, оставляя суть событий так, как мне они были изложены, слегка добавил художественного – нет, не вымысла – окаймления и смысловой законченности. Да простят меня за данное литературное самоуправство эти замечательные люди…

Сухум. Вид с подъездной дороги. Личное фото

Так сложилось, что, будучи в Абхазии в период признания её независимости по работе, я познакомился и подружился с одним замечательным человеком значительно старше меня по возрасту, впоследствии ставшим мне родным и духовно. Мы с ним с нашего первого знакомства нашли общий язык и разговаривали на равных, по крайней мере я так думаю. Причём, если учесть, что он по национальности грузин, а я осетин, то в наше время такой дружеский тандем может вызывать у многих горе-патриотов некоторое недоумение… Как-то раз, прогуливаясь вдоль знаменитой сухумской набережной, мой собеседник грустно заметил, что люди, гуляющие здесь, уже не те, пропал тот дух Сухума, что был ранее, включая советский период. На что я ответил:

– Это, наверное, у Вас возрастное. Все с возрастом относятся к более молодому поколению скептически, считая его циничным, неприспособленным к жизни и менее человечным и гуманным.

– Вы не правы, – заметил он.

К слову сказать, будучи старше меня на тридцать лет, он всегда говорил мне только «Вы» и обращался по имени-отчеству, впрочем, как и ко всем остальным, у него было только такое обращение.

– Я не в претензии к нынешнему поколению, – продолжил он. – И тоже был молодым, и слышал упрёки от более старших, что мы другие, не такие, как они. Я веду речь о той ауре, которая царила в воздухе Сухума, когда каждый вечер на набережную выходил практически весь город и все друг друга знали, а при встрече здоровались или раскланивались как добрые друзья. И тогда никого не волновало, сколько у тебя денег, какую должность ты занимаешь, а главное, какой ты национальности.

Тогда от него я впервые и услышал теорию об исчезнувших микроцивилизациях после распада СССР.

– Они своими неумными действиями, – глядя далеко вдаль, в сторону моря, произнёс он, – погубили несколько цивилизаций.

– Каких? – недоумённо спросил я.

– Как каких, мою сухумскую, затем бакинскую и, наконец, одесскую. И это только те, которые на слуху у всех, а сколько мест, где люди разных национальностей жили вместе одной семьёй и одним общим домом было стёрто с карты, той, огромной страны. Ведь люди, жившие в этих городах, были единым целым народом, были единой нацией с единым языком и традициями. И назывались они сухумчане, бакинцы и одесситы. Скажите, где они сейчас? Да, некоторые люди остались доживать свой век, но большинство или были вынуждены уехать, или умерли, причём раньше времени, не выдержав всего того, что творилось в 90-е годы, да и творится сейчас.

Я слегка был шокирован услышанным, ноги стали чуть ватными, а тело по какой-то причине отказывалось двигаться дальше. С такой болью всё это было произнесено, как будто каждое слово его иглами врезалось в мой мозг. «А ведь он тысячу раз прав», – подумал я и вспомнил следующие события. Я в Одессе был один раз, и то проездом в школьном возрасте, поэтому про одесскую цивилизацию сказать ничего не могу. Зато, будучи уже в довольно зрелом возрасте, был в Баку. Первый раз вспоминать не хочется – это был январь 1990 года, когда меня и ряд офицеров перекинули из Таджикистана для наведения порядка, и я видел город в огне и ненависть друг к другу людей, живших десятилетиями одной семьёй. Тогда я и несколько офицеров со мной покинули этот город и не стали принимать участие в этой трагедии, вернувшись обратно и вскоре уволившись из рядов ВС СССР. Это была не функция армии, разбираться со своим народом, на это есть и были силы правопорядка, которын тоже бросили на подавление своих же сограждан. Но речь не об этом. Спустя много лет по приглашению своего друга по военному училищу я прилетел в Баку, столицу уже независимого Азербайджана. Поздно вечером, гуляя по бакинской набережной, мы зашли в одно из многочисленных кафе. Было, несмотря на позднюю пору, довольно многолюдно, а некоторые и вовсе гуляли с малышами. Разместившись за столиком и сделав заказ, мы с Расимом – а так звали моего друга – присоединились к остальным для просмотра матча чемпионата Европы по футболу 2012 года. Играли сборная России и сборная Греции решающий матч за выход из группы. И самое смешное: хозяин кафе был греком и, соответственно, узнав, что я из России, попросил его не бить и ничего не громить, если греки выиграют. Естественно, в шутку. Немного погодя в кафе зашли несколько ребят лет двадцати пяти тридцати, разместились за соседним столиком и начали громко на азербайджанском языке обсуждать что-то, может, матч, а может, девушек. Не суть…

Тогда хозяин кафе подошёл к ним и вежливо попросил перейти на русский язык, аргументировав это тем, что в его заведении находятся люди и других национальностей, и не всем понятен их язык. Один из молодых людей возмутился, что они находятся у себя дома в Азербайджане и говорят на родном языке, а кому не нравится, пусть не слушают или вообще уходят отсюда. В это момент из угла поднялись два пожилых азербайджанца и спокойным голосом им сказали, что они вольны говорить на своём языке где угодно, но только не в Баку. Бакинский исторический язык всегда был русский и, пока живо старшее поколение, таковым и останется, а молодые люди сейчас или извинятся и перейдут на него, или покинут заведение. Не знаю, что это были за пожилые бакинцы, но ребята как-то вдруг съёжились, слегка побледнели и спешно ретировались из кафе. Я тогда этому был несколько удивлён, но, послушав своего сухумского друга теперь, расставил всё по местам. Кстати, наши сыграли вничью и вылетели из группы, а мы с хозяином кафе по этому случаю напились…

«Как мой абхазский друг прав», – подумал я. Ведь действительно, мы все жили одной дружной семьёй. Не везде, конечно, но ведь были города, где люди многих национальностей жили веками вместе и никогда не делили друг друга по вере, языку, обычаям. Не тыкали пальцем типа вон идёт тот, другой национальности, и он нас богаче или беднее, лучше или хуже, и всё потому, что другой национальности. Я уже как-то писал, что, будучи кавказцем, вырос в небольшом уральском городке и с ясельного возраста отличался от своих сверстников, может, только внешне, а коллеги моих родителей знали, откуда они, и это не мешало ходить друг к другу в гости, гулять вечерами по городу, в общем, дружить, кстати, и по сей день. Что случилось с людьми, почему в одночасье все вдруг вспомнили, что они другой национальной принадлежности, а следовательно, почему-то лучше соседа не той нации? Куда всё пропало? Какой вирус занесли в головы этих людей? Я не верю, что вдруг все одномоментно превратились из людей в животных, не может этого быть… Но ведь произошло…

Этот же вопрос я задал своему собеседнику, надеясь получить хоть какой-то намёк на истину, но он только грустно покачал своей седой головой, развёл руками и сказал:

– Я знаю, что так не должно было случиться, но случилось…