Графиня Головина задержала дыхание, прижав руки к груди, и посмотрела на слушательниц: глаза Протасовой и Перекусихиной смотрели на императрицу, выражая восхищение и полное обожание Екатериной Алексеевной. Сама же императрица смотрела на рассказчицу с материнской нежностью.

– Благодарение вам, голубушка, за то, что все примечаете и так любите меня!

Она подала ей руку. Графиня Варвара почтительно подошла к ней. Императрица обняла ее.

– Ну, довольно на сегодня, милая графиня. Остальное, самое интересное, в следующий раз. Договорились?

– Конечно, Ваше Величество, как токмо изволите приказать. С пребольшим удовольствием!

Уходя с императрицей, Марья Саввишна, бросив жалостливый взгляд на Голицину, заметила:

– Вид безрадостных бессарабских степей был совершенной новостью для бедной молодой графини. Воображаю, как ей было тоскливо.

Екатерина возразила:

– Зато как порадовали ее на краю земли возгласы русских офицеров!

Вечером, перед сном, Платон Александрович вдруг заговорил о женитьбе своего брата Дмитрия. Понятно: ее любимец желает от императрицы достойный подарок для новобрачных.

– Кто же его избранница?

– Прасковья Александровна Вяземская.

– Дочь обер-прокурора?

– Она самая.

– Достойная партия!

Екатерина подумала, что, наконец, несимпатичные дочери ее верного прокурора начинают выходить замуж. В прошлом году, вышла замуж за графа Толстого, старшая из четырех сестер, названная в честь нее, Екатериной.

– Прасковья, пожалуй, самая приятная на вид девушка.

Платон фыркнул:

– Да уж! На мой взгляд, одна из ее сестер, Анна, похожа на мою обезьянку.

Екатерина была такого же мнения, но вслух оного не произнесла.

– Как ни странно, милый мой Платоша, сия Анна в позапрошлом году вышла первой из сестер замуж за неаполитанского посланника герцога Антонио Мореска Серра-Каприола.

Платон паки фыркнул:

– Еще бы! Девица с таким приданным! Держу пари, сей итальянец такой же, как моя мартышка.

Екатерина, улыбнувшись, полюбопытствовала:

– Прасковье сейчас лет восемнадцать?

– Да. Дмитрий на шесть лет ее старше.

– Что ж повезло ей. Дмитрий – прекрасный человек!

И в самом деле, Дмитрий Александрович, таковой же замечательный красавец, как и все в семье Зубовых, знатно отличался в своем семействе: не было в нем никаких амбиций, довольно молчаливый, обходительный, не выпячивающий себя, он показался Екатерине самым умным из них.

– Отпразднуем свадьбу здесь во дворце? Она ведь моя фрейлина.

Зубов сделал сожалительное лицо:

– Хотелось бы, но мать ее, княгиня Елена Никитична, желает учинить свадьбу в своем дворце на Итальянской улице, а венчать в собственной усадебной церкви.

– В церкви «Кулич и Пасха»… Давно я там не была. А дворец у них весьма достойный. Бывал ли ты у них?

– На днях, – небрежно ответствовал Платон. – Интерьер дворца великолепен, на мой вкус.

– Что ж, моему обер-прокурору осталось позаботиться теперь о счастье своей последней дочери, Варваре Александровне.

– Слыхивал, что за ней ухаживает датский посланник, барон Розенкранц.

Екатерина удивилась осведомленности любимца.

– Вот как! Великолепно! Дай-то Бог! Наконец, решив дела семейные, князь Вяземский сможет отдавать все свои силы делам государственным.

Платон Александрович возразил:

– А мне, государыня-матушка, показался он весьма нездоровым человеком. В чем душа держится. Худой, какой-то помятый.

– Что ж ты хочешь, Платоша! Ему уж шестьдесят три года. А на своем посту он более четверти века. Не каждый выдержит таковой труд!

Платон неопределенно пожал плечами.

– Согласен, матушка! Тяжелую государственную работу, не каждый выдержит!

Екатерина, потрепав его черный чуб, ласково молвила:

– То-то же, Платон Александрович! Всякий родится, да не всякий в государственного человека годится!

Императрица Екатерина Алексеевна искренне привязалась к молодой фрейлине, графине Варваре Головиной. Ей нравилось ее прямодушие, скромность и большая доброта. Без нее она не ложно скучала и была весьма рада ее возвращению из Бессарабии. Теперь, паки, пригласив своих подруг, она, расположившись на широком диване на короткий отдых, продолжила расспросы об ее путешествии:

– Варенька, вы рассказали о поездке до въезда в город Бендеры. А что дальше-то было?

Графиня Голицина смущенно испросила:

– Ваше Величество Екатерина Алексеевна, не скушно будет вам слушать монотонный рассказ?

Императрица удивленно повела глазами:

– Ну, что вы, душенька! Напротив, таковые рассказы расширяют круг человеческого обозрения, не правда ли? Усаживайтесь удобнее. Я – всяв аттенции! – настаивала государыня.

– Хорошо, – с готовностью согласилась Варвара и, усевшись на маленькое кресло, с заметным воодушевлением принялась за рассказ:

– Итак, Бендеры. На подъезде к Бендерам, я очень проголодалась. Подъезжая к казачьему посту, из окна кареты я увидала маленькую палатку у подножия горы, в которой сидел какой – то господин за столом и аппетитно ел. Я спросила его имя, оказалось, что это был полковник Иван Рибопьер.

– Рибопьер! – воскликнула государыня. – Сынок его, Саша Рибопьер, скучает по нему. Обязательно расскажу ему о вашей встрече.

Глаза графини тоже радостно заблестели, при упоминании о маленьком Рибопьере.

– Я знала и очень любила господина Рибопера. Я сказала ему, что умираю от голода и прошу его уступить мне немного из его обеда. Он сейчас же принес мне половину жареного гуся, вина и воды. Он был в восхищении, что мог оказать мне сию небольшую услугу, а я очень довольна, что была обязана ему за нее.

Графиня вдруг остановила свой рассказ и с грустью добавила: – В армии я с удовольствием паки встретилась с Рибопьером. Он был очень несчастен и искал опасности.

Протасова и Перекусихина переглянулись:

– Отчего это он искал опасности, голубушка? – испросила удивленная Протасова.

– Каковые-то у него были неприятности, о коих мне он не поведал.

Екатерина подумала, что сии неприятности Рибопьера сопряжены с его чувством вины, перед ней, императрицей из-за Мамонова. Она милостиво кивнула графине продолжить свое повествование, но, занятая мыслями о Рибопьере, Шкуриной, Мамонове, уже не слышала, как ее фрейлина встретилась со своим мужем. Очнулась она, когда услышала стеснительные слова:

– Я была более чем счастлива!

Глаза графини радостно сияли, губы улыбались, на щеках появились милые ямочки.

Екатерина, глядя на нее, залюбовалась.

– Еще бы! Встретить любимого супруга, – молвила с завистью Протасова.

– Ну, вот, – продолжила Варвара, – к десяти часам вечера мы, наконец, приехали в главный город Бессарабии, Бендеры. Мост через реку Днестр мы перешли пешком, мой муж отвез меня прямо к княгине Долгорукой. Она сидела в маленькой гостиной, спиной к дверям. Рядом с ней сидела весьма красивая молодая дама. В глубине комнаты стоял стол, окруженный игроками, очень занятыми игрой. Я тихо пробралась за кресло княгини и закрыла ей глаза рукой. Она вскрикнула, я отступила назад. Узнав меня, все обрадовались.

– Долгорукова Екатерина Федоровна, чаю, не скучала в обществе офицеров? – спросила государыня…

– Не знаю, Ваше Величество. При встрече, на ней был почти костюм султанши, не доставало токмо панталон!

Услышав оные слова, все многозначительно переглянулись.

– А кто же такая, рядом с ней сидящая красавица? – полюбопытствовала императрица.

– Зовут ее София Константиновна де Витт. По происхождению гречанка, она разговаривала с князем Потемкиным на греческом и французском языках. Она, при встрече все время молчала. Потом мы познакомились.