Хотя во время таковых его упражнений наш Карамзин едва ли знал склады азбучные, следовательно, и общество ничего об нем не знало, однако паи дьяк Сидор поступил почти так, как поступал за несколько веков счастливый Карла, чем сделался любезным Прекрасной царевне и воссел на троне после тестя своего царя Доброго Человека. Сидор догадался, что рассказывание былей и небылиц, повестей о разбойниках, колдунах, мертвецах, ведьмах и оборотнях весьма нравилось сельским красавицам, хотя иглы Б веретена выпадали иногда от страху из рук их и они громко вскрикивали, когда затейливый Сидор, описывая влюбленного сластолюбивого лешего, целующего сонную пастушку, пришедшую в лес за грибами, подкрадывался к той, которая была к нему ближе других, и прикладывал к щеке ее свои губы. На сей конец - то вымениванием, то меною, то куплею, то кражею в короткое время собрал он довольно книг по своему вкусу и читал их в досужее время с жадностью.
Настало время весгннее, и поселяне с обновленными силами принялись за работу. У всех хозяев поля подобились коврам зеленым, распещреппым яркими цветочками.
Каждого огород, блестя в бесчисленных цветах и видах, реселил зрение и хозяина и постороннего. Все видели в нем прокормление во дни осени и зимы. В сие время вздумалось кому-то из родственников пана дьяка Сысоя, в ближнем селе обитавшего, жениться. Дьяк приглашен был на свадьбу со всем родом и племенем; а как сего звания люди за тяжкий грех считают отказаться от подобного зова, то и он, распустив школу на три дня, отправился со всем семейством, поручив смотрение дома старому батраку своему. По прошествии трех суток гуляки возвратились в свою обитель. Дьяк лег отдыхать, а дьячиха пошла посмотреть огороды. Она ахнула и всплеснула в отчаянии руками, увидя горестное состояние олого. Вся зелень поблекла и лежала на земле. Ее тыквы, огурцы, арбузы, дыни, капуста и проч. представляли вид глубокой осени, когда все, возраставшее весною и созревшее летом, превращалось в гниль безобразную и - исчезало. Она подошла к ульям (которых в конце огорода было до десятка) и видела изредка пчелку, печально жужжащую на листке ближнего растения. Бледная, плачущая, отчаянная дьячиха, ломая руки и трепля себя за уши, вбежала к храпевшему дьяку, разбудила его своим визгом и возопила:
- Ты здесь спишь, а не посмотришь, что там делается!
У нас нет более огорода!
Дьяк. Куда ж он девался? Уж не поехал ли на свадьбу?
Ж е н а. Безумный лежебок! Поди взгляни только, и твой пучок станет дыбом, как хвост у кургузой собаки.
Дьяк. Посмотрю завтра, погляжу и подумаю.
Жена. Все растения лежат на грядах и завяли. Нет целой ни одной репки!
Дьяк. Все поправится, я тебе в том порукою! Видно, батрак или совсем не поливал, или поливал очень много.
Завтра, завтра...
Жена. Около ульев твоих порхает не более десяти пчелок и...
Дьяк. Аи, беда! Видно, разлетелись. Солнце еще не закатилось!
Ж е н а. На всех трех грядах твоих ни одного стебелька тютюну нет в целости!
Дьяк (вскочив). Как так? С нами бог! (Убегает, за ним жена.)
Дьяк скакал с гряды на гряду, ни на что не обращая внимания. Добежав до своих гряд с тютюном, он остановился, смотрел на них помертвелыми глазами и наконец, возведши их горе, произнес со стоном:
- Чем я прогневал тебя, господи, что ты покарал меня так жестоко во глубине души моея?
С горьким плачем поднимал он каждый стебелек, некоторые выдергивал с корнем, но не мог ни по чему домыслиться, что было бы причиною сего опустошения. Подошед к ульям, увидел, что жена говорила правду. Осматривая прилежно, они увидели наверху каждого несколько небольигах просверленных дырочек; подняли один, другой, все - и нашли во всех пчел мертвых и соты растопленные.
Первая дьячиха, яко баба разумная, догадалась, что беда сия произошла не от чего другого, как от кипятка, налитого в ульи злоумышленным недругом!
- Так от того-то и огород пропал, - вскричал дьяк, ибо он был весьма прозорлив. - Посмотри на корень этой моркови, этого пастернаку, гляди - не точно ли они вареные?
Утвердясь на сей мысли, они не могли домыслиться, кто бы такой был им злодеем, и по долгом размышлении заключили, что некому больше, кроме проклятого уродливого Сидора, который в самой церкви не упускал случая дразнить его и делать возможные пакости. Но как это доказать? Кто мог это видеть? Кому он об этом скажет? Ах, горе! Ах, беда!
Глава 17
КТО БАБКЕ НЕ ВНУК?
Хотя дьяк Сысой и каждый воскресный и праздничный день громогласно читал в церкви о кротости, терпении и непамятозлобии, однако не хотел отстать от своей собратий и решился - отмстить. Он поступил довольно хитро, ибо, не разблаговещивая о своем намерении, он тихомолком принялся с батраком перекапывать гряды; устроил все по-прежнему, засеял новыми семенами и насадил рассады.
Он был уверен, что путного ничего не выйдет, ибо в других огородах все почти уже отцвело, однако утешался мыслью, что сим распоряжением соблазнит злодея ко вторичному беззаконию, какое прежде сделано. Когда поднялись растения, то дьяк тайну свою под страшным заклятием молчания вверил двум своим соседям и уговорил их проводить с ним и батраком его ночи в огородном сарае, где хранились заступы, грабли и прочая утварь, необходимая к возделыванию земли. Он обещал, что они ни разу не заснут с сухим горлом, а сверх того в каждый служебный день будет дарить им по освященной просфоре.
Читатель, думаю, давно догадался, что опустошение Сысоева огорода было дело пана дьяка Сидора. Вдобавок скажу, что не одного. Дядя Макар, отчаявшийся видеть дорогого племянника своего в святительских ризах, поклялся непримиримым мщением виновникам сего несчастия. Как скоро проведали они - в селах обыкновенно всякий шаг каждого всем известен, что дьяк отлучился вдру roe селение, то умели весьма искусно батраку его подложить целый рубль денег. Бедняк как скоро их увидел, то счел кладом, посланным ему от бога; а будучи человеком благочестивым, положил употребить находку на дела душеполезные. Он отложил целый пятак, чтобы в первое воскресенье поставить к образам свечки; две копейки роздал нищим, а на остальные запасшись вином, заперся в доме, занявшись надлежащим употреблением своей покупки. Все это не ушло от внимания мстителей. Они запаслись котлом и, вскипягя воды, закрались в огород, полили исправно гряды и просверленные ульи и в полном торжестве возвратились домой. Немало дивились они, что дьяк совершенно никому не жаловался, и обрадовались, увидя, что он в другой раз засеял и насадил огород, предположив истребить и сей, как прежний.
Когда растения расцвели и показались плоды, то дьяк и жена его начали сами даже думать, что к осени хотя половина созреет и будет обращена в прок.
Злодеи расположились иначе. Они ожидали только первой темной, дождливой ночи, дабы предприятие свое произвести в действо. Ожидание их исполнилось. Приблизился день пророка Ильи; воробьиная ночь настала с ужасною грозою; проливной дождь низвергался с мрачного неба; гром ревел со всех четырех сторон; молния, убивающим огнем своим раздирая тучи, освещала пасмурную, унылую природу. Это не устрашило наших мстительных витязей. Как с кипятком лазить через забор затруднительно, да дождем и сыростью истребило бы силу, го дядя Макар запасся острым тесаком, а Сидор косою. С сим вооружением очутились они в огороде и начали свое упражнение.
Караульщики, не спавшие как от звуку грома, так и занятия около дьяковой квартиры, услышали сперва легкий, а после довольно приметный шум в огороде. Они мгновенно вскочили, перекрестились и начали внимательнее прислушиваться.
- Это точно, - сказал тихонько дьяк, - как будто что рубят!
- Нет! - возразил сосед, - точь-в-точь как будто косят!
- Выйдем же!
- А если это дьяволы, которые - известно - боятся грому и, можег быть, прячутся под твои растения!
- Хорошо вам, что огород не ваш, а я не побоюсь и дьяволов!
Сказав это, он первый вышел из сарая; пристыженные соседи и батрак за ним последовали. Они стояли у дверей - и не дерзали двинуться вперед. Вдруг разлилась в небе - подобно речке - огненная молния и осветила все поприще.
