– Опять ты держишь руки в карманах смокинга и садишься, брюки должны идеально выглядеть, – проскрипела Бабушка.

– Честное пионерское больше не буду, – скривив рожицу, Бортнев и поцеловал блестящую от шикарных колец руку Бабушки.

– Врёшь, новсё равно, так как тыцелуешь руки можно простить всё. Тебя, кстати искал разгневанный Протасов. Да и я несколько удивлена текстом, который ты произносил. Ты бредил или злил начальство специально? Семён так просто на стену лез.

– А у Семёна отдышка, и он забыл на время, что он грассирует, – веселился Бортнев. А пытался ли он порыдать у стены Плача?

– Ну, ну, не перегибай планку.

– А кто установил уровень этой планки, – Костя поклонился корифейке и пошёл навстречу Стасу.

– Ты настоящий бесстрашный рыцарь, – покачав головой, обнял Костю Стас. – Кстати зайди к нам. У нас тоже увлекательно. Увидишь одно существо, и тебя оно удивит и «порадует».

– Непременно. Только отдохну немножко. Потом бой с продюсерами, – глядя на друга грустными еврейскими глазами, сказал Костя.

– «И вечный бой, покой нам только снится», – «поддержал Стас Бортнева.

– У нас тоже некоторые проблемы возникли, если честно. Говорят, мы переразвлекались, обсуждая политические и социальные проблемы нашей любимой страны.

– «Я вас люблю, но странную любовью», – продекламировал Костя.

– Ты знаешь, что послужило началом репрессий? Я задал вопрос телезрителям: музыкальный инструмент на букву «Х».

– Я тоже не знаю. Ответ получил? – заинтересовался Костя.

– Звонков было море. Но некоторые телезрители позвонили сразу начальству, решив, что над ними издеваются.

– А такой инструмент есть, вообще?

– Хур – моринхур (букв. – голос лошади), струнный смычковый музыкальный инструмент у монгольских народов. Что тут особенного?

– Не бзди. Пошумят и отстанут. Слишком вы популярны. Сейчас наше время, – приободрил Стаса Костя.

Ирина сидела в кафе и читала.

– Мы ведь серьёзно предложили раскрутить тебя, – тихо подошёл и сказал Протасов. – Подумай. А пока – кофе лате.

Бортнев прислушался, что происходит в студии, из которой он только что вышел.

– Стас, пойдём, развлечёмся. И мнение твоё мне интересно узнать, – Костя, напевая, «Ты ведь моряк, Мишка», и пританцовывая, взял Стаса под локоток и повёл в аппаратную.

Стас рассмеялся. Его, вообще, было легко развеселить, несмотря на груз обязанностей, и смурных мыслей.

Как бы означая финал передачи, на мониторах пошёл рекламный ролик.

Он был снят в манере старых немых комедий. Ведущий в костюме, напоминающем чаплиновского бродягу, ехал по улице на велосипедике и в потоке машин врезался в шикарный лимузин. Велосипед превратился в маленькую мятую жилетку, лимузин был невредим. Но оттуда вылез огромный детина с дубиной, нашёл на бампере невидимую царапину и стал гоняться за Бродягой вокруг машины. Тот ловко и гениально уворачивался, а детина всё время промахиваясь, раздолбал свою машину в клочья, сам рухнул без сил.

Тут ведущий-«Чаплин застыл в стоп-кадре и на экране появился титр: Программа «ЗВЕЗДА ЭКРАНА». Генеральный спонсор консорциума «КОЛИЗЕЙ». Телефон для размещения рекламы….

Бортнев поклонился на надписи «КОЛИЗЕЙ»

– Ну как тебе? – удовлетворённый, спросил Костя.

– Дай, досмотреть. Мешаешь, – задумчиво ответил Стас и тут же расхохотался. – Фантазёр.

– Не я – Чаплин. Мы лишь вторим Богам, – пафосно ответил Бортнев.

Во время их разговора на экране в убыстренном темпе продолжал идти сюжет.

Ведущий – Бродяга разогнул свой велик, как французскую булку и уехал на нём вдаль.

Костя и Стас вышли из зала.

– Как тебе удаётся выжать смех и слезу одновременно? – удивлялся Клёнов.

– «Публика получает особое удовольствие, когда с богачами случаются всякие неприятности. Это от того, что девять десятых зрителей бедны, и не питают к богачам никаких симпатий». Чарли Чаплин. Из книги – лекторским тоном продолжал Костя, «Над чем смеются зрители». А мне, вероятно, просто повезло, что я тоже небольшого роста. Ведь, симпатии толпы неизменно оказываются на стороне маленького обиженного человечка, – слезливым голосом проплакал Костя.

– Их можно понять, именно поэтому мы сами стремимся к богатству и радуемся чужому горю. Так? – спустив очки на кончик носа, поддел Клёнов собеседника.

– Почти. Что ж касается лично меня, то у меня более широкие потребности.

– Какие? Осчастливить человечество? Да, «Чаплин»? Ты – альтруист!

– Вроде того, Вообще центрист своего ЭГО, как и все мы. Мне не приходится бороться со своими вкусами. И мне это нравится.

– Стараюсь не отставать от вперёд смотрящих, – несколько умерив свой нерв, сказал Стас. – Но без помощи спонсоров не может существовать даже твой шедевр? У них тоже есть души и…

– … они очень страдают, что им проходится расставаться со своими золотыми. Бог с ними, о своей бы душе не забыть в этом удивительном и прекрасном мире, которое называется – …телевидение, – произнесли оба ведущих.

Пожав руки, они разбежались в противоположные стороны.

Я стояла за фермой и в наглую записывала весь спор. Когда-нибудь их беседа станет бестселлером. Почувствовав, что в душном помещении сейчас грохнусь в обморок, пошла к балкону. Это был единственное место, где можно было негласно, но получить глоток воздуха.

Мне пришлось притормозить, потому что его уже оккупировали главные люди ТВ – продюсеры Протасов и Двинский.

– Посмотри, как они бьются друг об друга, не боясь сломать себе части тела, – смотря вниз, где у 17-го подъезда творилось столпотворение.

– Девицы разных мастей и внешностей готовы разбить стекло и убить охрану, лишь бы попасть в концертный зал Останкино, – пренебрежительным тоном протянул Протасов.

– «Они и живота своего» и чужого не пожалеют, – прокартавил Двинский. Он старался избегать предложения с буквой «Р»

Конкурс был закрытый, без зрителей. В зале сидела отборочная комиссия из трёх человек, да шныряли какие-то девушки-помощницы, парни из охраны бормотали в свои «воки-токи» по углам всего амфитеатра. Трое в зале были самые знаменитые, самые «продвинутые» продюсеры 90-х – Руслан – крепкий мужик лет сорока пяти, с золотым зубом, одетый с богемно-блатным шиком. Из-под красной рубахи у него виднелась жёлтая майкас неприличной английской надписью, на рубахубыла надета зелёная шёлковая жилетка с вышитыми на ней цветами, а поверх её мягкий пиджак в красно-зелёную клетку. Хотя больше всего он напоминал клоуна, у которого из каждой части одежды будет выпрыгивать «игрушки» фокусника. Но каким-то образом ему всё это шло. Ансамбль венчала бейсболка с очень длинным козырьком. На бейсболке было написано по-английски: «Лучший отдых на Родосе», а к козырьку приделаны три разноцветных презерватива. Рядом с ним сидел Игорь Сергеевич, утончённый в свои пятьдесят два, в изящнейшем английском розовом пиджаке, джинсах и золотых очках и Магда Островская – красавица от сорока до пятидесяти, вся в коже.

Девочек было, наверно, сотни. Они стояли, прижавшись к стёклам, давя друг друга и цепляясь за турникеты, чтобы не упасть, и всё время, попискивая от ужаса. Ограждение качалось, и готово было упасть вместе с ними.

Продюсеры скучали. Иногда они подзывали ту или иную потную и испуганную девчурку и после недолгих разговоров отпускали. Среди них были худые, толстые, красивые, дурнушки, но у всех в глазах была неподдельная мольба.

– Глядя на эту провинциальную и не отмытую шоблу, хочется сделать музыкальный номер под названием: «Выбери меня», – оглядывая претенденток наглым взглядом, язвила Магда.

– И там должна звучать песня со словами: «останови на мне свой взгляд, и я сделаю тебя знаменитым, богатым и – если захочешь – счастливым». Что-то вроде этого – задумчиво рассуждал Игорь Сергеевич. И нужно ещё подтверждение в виде хора немытых соискательниц, – заржал Руслан.

– Я же о творчестве, а ты всё о бабах и их прелестях, – обиделся Игорь Сергеевич.