Пятнадцать лет спустя Джим взял это правило на вооружение. Можно делать все легко, а можно усложнить себе жизнь, и всегда есть человек, в чьи обязанности вменено Богом или правительством проследить за тем, чтобы ты делал все так, как тебе говорят. А еще он понял, как нужно жить. Получай удовольствие там, где можешь, и постарайся стать королем в своем царстве. Аминь.
Царством Джима была служба безопасности портлендского аэропорта, и он правил им чрезвычайно строго. Люди стояли в очереди так, как им полагалось стоять, или им приходилось иметь дело с разъяренным Джимом – он мог без проблем остановить проверку и медленно пройти вдоль вереницы беспокойных пассажиров, чтобы сказать этим баранам в хвосте, что они должны держать линию. Тем, кто оказывался в начале, следовало действовать в соответствии с выработанной им системой. Подойти к нему мог только один человек. Все остальные (включая супруга или супругу, делового партнера, мать или духовного наставника) останавливались за желтой чертой и ждали своей очереди. В случае неповиновения он выходил вперед и произносил длинную речь о том, как им следует себя вести. У него-то на это был целый день или по меньшей мере три двухчасовые смены. Очередь, естественно, никогда не брала сторону провинившегося. Они хотели поскорее отправиться в путешествие, купить газету, сходить в туалет, да все, что угодно. И любой, кто вставал у них пути, становился врагом. Джим придерживался политики «разделяй и властвуй», хотя ему и не приходило в голову дать такое определение своей деятельности. Ему этого и не требовалось. В его обязанности не входило что-либо объяснять. Он делал то, что следовало делать.
В шестнадцать сорок восемь в мире Джима все было прекрасно. Очередь двигалась в соответствии с установленными им правилами. Она не была слишком длинной (это указывало бы на то, что он плохо работает), но и не короткой (что говорило бы о том, что он недостаточно тщательно все делает, а это еще хуже) и очень ровной и прямой. Джим коротко кивнул восьмидесятилетней жительнице Небраски, которая – в чем он убедился – не провозила с собой зажигалку, пистолет или ядерную бомбу, и направил ее к рентгену, а затем не спеша повернулся к очереди.
Впереди стояла маленькая девочка. Лет девяти или десяти, длинные волосы. Ему показалось, что она одна.
Джим махнул рукой, показывая, чтобы она подошла. Она так и сделала. Он приподнял голову, что означало «покажите документы и позаботьтесь о том, чтобы проделать это в правильном (хотя никто не знал каком) порядке, иначе я выставлю вас полным идиотом перед всей очередью».
– Здравствуйте, – сказала девочка и улыбнулась.
Это была милая улыбка из тех, которые гарантируют второй или даже третий поход в игрушечный магазин, улыбка маленькой девочки, отлично умеющей заставлять людей делать то, что ей хочется.
Джим не стал улыбаться ей в ответ. Безопасность дело серьезное.
– Билет.
Она тут же протянула ему билет, и он его рассматривал в три раза дольше, чем было необходимо. Не сводя глаз с листка бумаги, в котором не было ничего загадочного, он сурово спросил:
– Сопровождающий взрослый?
– Извините?
Он медленно поднял голову:
– Где она? Или он?
– Что? – спросила удивленно девочка.
Джим приготовился произнести свою стандартную речь по поводу нарушения процедуры, достаточно суровую. Но перед ним был ребенок. Двое мужчин, стоявших в очереди за ней, заинтересовались происходящим, и Джим не мог просто взять и стереть ее в порошок.
Он неумело улыбнулся.
– Кто-нибудь из взрослых должен проводить тебя к вылету, – сказал он. – Таков закон.
– Правда? – спросила она. – А вы уверены?
– Хм. «Ребенка, путешествующего одного, должен проводить к воротам один из родителей или взрослый, отвечающий за его безопасность, – процитировал он правила. – Этот взрослый должен оставаться в аэропорту до тех пор, пока ребенок не сядет в самолет и он не взлетит». Кроме того, все это должно быть организовано заранее. Ты не можешь просто подойти к воротам и полететь, куда ты там собралась, детка.
– Но… я собираюсь навестить тетю, – сказала девочка, и в ее голосе появились панические нотки. – Она меня ждет и будет волноваться.
– Ну, возможно, твоей маме следовало убедиться в том, что ты…
– Пожалуйста, послушайте, я правда не одна. Они… вышли покурить. Они, честное слово, сейчас вернутся.
Джим покачал головой:
– Даже если я тебя сейчас пропущу, а я не стану этого делать, у выхода на поле будет еще одна проверка. Тебя не подпустят к самолету без взрослых.
Улыбка на лице девочки медленно погасла.
– Мне очень жаль, малышка, – сказал Джим, изо всех сил стараясь скрыть тот факт, что ему совсем не жаль.
Девочка мгновение смотрела на него, а потом тихо сказала:
– Тебе это еще отрыгнется.
Потом поднырнула под веревку ограждения и затерялась в зале среди других пассажиров.
Джим, раскрыв от удивления рот, смотрел ей вслед. Когда дело доходило до детей, он оказывался на незнакомой территории. Но… может быть, ему следовало ее догнать? Убедиться в том, что она действительно не одна?
С другой стороны, очередь становилась все длиннее, и кое-кто уже начал терять терпение, а если быть честным до конца, Джиму было совершенно все равно. Больше всего на свете он хотел доработать смену, вернуться домой, выпить пару бутылок пива перед телевизором, а потом зайти на какой-нибудь порносайт.
Разумеется, все это чушь, всего лишь фраза, которую девчонка услышала в кино. Но что-то в ее тоне заставило его подумать, что, будь она на полметра выше, он отнесся бы к ее угрозе серьезно. Даже несмотря на то, что она женского пола. Ему совсем не хотелось делиться с кем-нибудь своими ощущениями. Поэтому он занялся следующим человеком в очереди, который оказался французом, и хотя у него имелся паспорт, он был не американским, что давало Джиму право дольше и внимательнее изучать документы, а затем посмотреть на него подозрительным взглядом, говорившим: «И не надейся, что мы забыли про ваши выступления по поводу Ирака». И Джим Первый Грозный снова стал Королем Очереди.
Он не вспоминал про маленькую пассажирку, пока на следующий день не появились детективы и он не понял, что упустил возможность помешать девятилетней девочке исчезнуть в неизвестном направлении. И тогда он узнал, что во Вселенной имеются совсем крошечные дырочки, сквозь одну из которых его будут некоторое время таскать взад и вперед.
А Мэдисон тем временем вышла из здания аэропорта и с грустным видом остановилась на тротуаре.
И что теперь?
Нахмурившись и пытаясь вспомнить, почему она была так уверена, что должна куда-то лететь, когда сесть в такси и поехать домой к отцу было бы разумнее всего, она заметила мужчину, который стоял метрах в трех от нее и курил. Он смотрел на нее с таким видом, словно не понимал, что она здесь делает одна, без взрослых. Он показался ей хорошим человеком, из тех, кто мог спросить, все ли у нее в порядке, а Мэдисон не знала, как ответить на такой вопрос. Да и вообще она боялась разговаривать, потому что вела себя с мужчиной в аэропорту почти грубо, что было совсем на нее не похоже. Мэдди всегда была вежливой, особенно со взрослыми.
Она быстро перешла на другую сторону улицы и вошла на многоэтажную парковку, как будто с самого начала именно туда и направлялась. Когда она увидела курящего мужчину, у нее зашевелились воспоминания об исчезнувших из ее памяти событиях сегодняшнего дня. Другой мужчина посмотрел на нее после того, как она… Конечно!
Вот как она добралась до города.
Автобусом, дурочка. Она приехала на автобусную станцию Грейхаунд на Северо-Западной Шестой авеню, затем долго шла в поисках какого-то адреса. Она знала это место, хотя не имела ни малейшего представления о том, где оно на самом деле находится. Район был не слишком приятным. Множество забитых досками магазинов, а над ними буквы, из которых никак не складывались английские слова. Повсюду картонные коробки и запах гниющих продуктов. Припаркованные у тротуаров машины выглядели старыми, а еще этот район отличался от тех, что Мэдисон хорошо знала в Портленде, и у нее возникло ощущение, что здесь живут одни мужчины. Мужчины стояли в грязных передниках в грязных продуктовых лавочках. Мужчины стояли в дверях домов, сами по себе или с такими же, как они, никто не разговаривал, только провожал взглядом тех, кто проходил мимо. Мужчины, обдуваемые ветром на углах улиц. Белые, черные и азиаты – но почему-то они были похожи друг на друга, и казалось, будто они все связаны какой-то общей тайной. Может быть, мама именно это имела в виду, когда говорила, что цвет кожи не имеет значения. В какой-то момент появился один мужчина, точнее, их было двое. Они вели на цепи собаку и направлялись прямо к Мэдисон. Чем ближе они подходили, тем чаще оглядывались. Но тут собака будто взбесилась, и они перешли на другую сторону.
