Больше писать утром стихи они не пытались. Как говорится, с утра выпил – целый день свободен.
Проблемы подросткового возраста
Память уносит героя в прошлое беспорядочно. Только что он вспоминал семинар, и вдруг выплыла дата 15 июня 1958 года, поворотный день в судьбе Бори Хмельницкого. В тот день в школе подвели итоги за восьмой класс, и Боря обнаружил в своем табеле шесть двоек по шести основным предметам. И приписку: «Оставлен на второй год». Боря был к такому вердикту готов, но нервничал: впереди маячило объяснение с родителями. Результат объяснения мог оказаться для второгодника болезненно огорчительным.
Вечером вся семья Бори собралась на совет у круглого стола. В центре стола лежал злополучный табель.
Отец Бори служил товароведом на Одесской базе Укркультторга, мать работала в отделе кадров Управления Жилищно-коммунальным хозяйством, и оба, в отличие от бабушки, были страстными сторонниками образования. А тут такой облом.
В комнате висела напряженная тишина. Мать смотрела на табель взглядом удава, повстречавшего кролика, отец нервно курил возле окна и старался на табель не смотреть. Назревал конфликт, а отец по доброте душевной конфликтов и ссор избегал.
За окнами прогрохотал трамвай. Перестук его колес и лязг вагонов прервал оцепенение, охватившее присутствующих.
– Так, – глухо сказала мама. – Значит, шесть двоек? – И, повернувшись к отцу, потребовала: – Илюша, прекрати дымить!
Они жили на втором этаже, окна выходили на улицу. Отец выглянул вниз, убедился, что под окном нет прохожих, и выбросил окурок на тротуар. На отца это не похоже, и объяснить такой поступок можно только его растерянностью.
– Теперь говори! – велела мать отцу. – Ты же отец, поговори с ним как мужчина с мужчиной.
Мама в сложных ситуациях иногда предлагала отцу проявить мужской характер. Возможно, чтобы утвердить его значимость в семье. Но отцу этого не хотелось; считаться «хозяином» в доме даже временно он не стремился, всегда и во всем полагаясь на мать.
– Мусенька, – взмолился он. – Ну, останется ребенок на второй год, ничего страшного. Ему же всего пятнадцать.
– Думай, что говоришь! – В голосе матери послышались грозовые ноты. Наверное, должность сотрудника отдела кадров выковала ее руководящий тон.
Отец виновато опустил голову.
– Ништ лейбен, нур халоймес, – заявила бабушка. – Дайте дитю руе, он вже навчился рахуваты. – На понятный язык её заявление можно перевести так: «Жизнь и так паршива. Дайте ребенку покой, он уже научился считать».
– Гитль Шмулевна, пожалуйста, не вмешивайтесь! – У мамы были сложные отношения со свекровью.
– Я больше в школу не пойду! – заявил Боря, полностью согласный с бабушкой.
– Кем же ты собираешься быть? Дворником или сапожником? – спросила мама.
По мнению матери, дворник и сапожник находились на самой низшей социальной ступени. В отличие, скажем, от закройщика или повара, которым «цены нет».
– Я буду замом директора комиссионного магазина, – твердо сказал тинэйджер. В этом желании чувствовались влияние бабушки, всегда с прибылью посещавшей рынок, и Гарика, вполне успешно фарцевавшего. Контрабандное шматье покупатели просто рвали из его рук.
– Почему замом? – удивился отец.
– Зам – не материально ответственное лицо. Устрой меня в торговый техникум, – попросил отца сын.
– Ты слышишь, мусенька? – Просьба сына пришлось отцу по душе: намечалась трудовая династия, отвечающая веяниям времени. – Он хочет в торговый техникум.
– Через мой труп! – заявила мама. – Его посадят еще до того, как он станет замдиректора. Если он хочет в техникум, пожалуйста – в станкостроительный. Там директором муж нашей бухгалтерши. Пусть учится на инженера.
– Только не инженером!.. – вскричал Борис. – Не хочу, чтоб как в том анекдоте…
– Закрой рот! – прикрикнула мать, инстинктивно оглянувшись на дверь. В те годы все еще хорошо помнили, к чему может привести рассказанный анекдот.
– Инженером я не буду, – продолжал возражать сын. – Я в технике ничего не понимаю!..
– И верно, – поддержал его отец. – Знаешь, пусть доучится в школе, потом поймет, кем быть.
– Поймет?!.. – Мама глянула на сына. – Для этого мозги нужны. А он даже восьмой класс не осилил. Он будет инженером, и точка.
А что, инженеру мозги не нужны, подумал второгодник.
– Лучше пусть будет зубной техник, – сказала на идиш бабушка. – У меня есть пара-тройка николаевских десяток, из них можно сделать такие коронки, что вся Одесса будет к нему в очередь.
– Вы соображаете, что говорите?! – шепотом вскричала мама тоже на идиш. – Вы хотите, чтобы нас всех посадили за укрытие золота?!..
– Я же говорю на идиш, никто не поймет.
– Гитль Шмулевна, в нашем городе любой сотрудник ОБХСС хорошо понимает идиш. Все, собрание закончено! – сказала мама по-русски, и ушла на кухню.
– Ты должен понять, что мама желает тебе только добра, – мягко сказал отец. – И станкостроительный техникум ничем не хуже торгового.
Так были подрезаны крылья Бориной мечты об обеспеченной и сытой жизни. Жаль. Поступи он тогда в торговый техникум, и фамилия Хмельницкий сейчас, возможно, находилась бы в списках журнала Форбс. А почему, собственно, нет? Хмельницкий звучит ничуть не хуже, чем Березовский. А в подборе кандидата на пост президента России, этот Борис, поверьте, был бы гораздо осмотрительнее, чем тот.
Анекдот, запрещенный мамой к рассказу
Начальный класс грузинской школы. Учительница знакомится с учениками.
– А теперь, дети, расскажите, кто ваши родители.
– Мой папа прокурор, – говорит Резо.
– А мой – мясник на рынке! – выкрикивает Вахтанг.
– Русланчик, почему ты молчишь? – спрашивает учительница мальчика, сидящего на первой парте.
– Мой папа – инженер, – тихо говорит Руслан.
Класс хохочет.
– Тише, дети, – говорит учительница. – В семье Руслана горе, а вы смеетесь.
Этот анекдот можно рассказывать применительно к любой интеллигентной профессии, – учителя, врача, философа, историка, художника, ботаника, биолога…
Читатель может сам продолжить список профессий, вызывающих у гегемона насмешку.
Средне-специальное образование. Начало
Все существо Бориса протестовало против станкостроительного техникума, и он лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации. Узнав, что придется сдавать экзамены, успокоился: достаточно получить двойку, чтобы избежать ненавистной учебы. Опыт получения таких оценок у него имелся со школьной скамьи. И он бодро отправился на экзамен – писать сочинение.
Для сочинения Борис выбрал тему «Образ Пьера Безухова в романе Л. Толстого «Война и мир» и стал усердно проводить свой план в жизнь. Он написал все, что помнил о Безухове. Поскольку «Войну и мир» не читал, помнил немного, писал увлеченно и весело, будучи уверенным, что двойка за подобную чушь ему обеспечена.
Пятнадцать лет, увы, возраст легкомысленных поступков и неразумных решений. Юноша не учитывает все привходящие обстоятельства, при которых получить, допустим, двойку сложнее, чем пятерку. За сочинение он получил четверку. Это его удивило и насторожило. И он с удвоенной энергией стал бороться за свою свободу, честно демонстрирую незнания на следующих двух экзаменах – по литературе и истории. На них получил две тройки. В результате нужное количество балов не набрал, но радости не испытал, так как на первый курс был зачислен. Ибо в экзаменационной эпопее Борис не учел самую важную деталь – дружбу мамы с женой директора техникума.
Техникум – это среднее специальное учебное заведение. В иерархической лестнице учебных заведений техникум занимает место между школой и ВУЗом. Что предполагает для учащихся бОльшую свободу и бОльшую ответственность. Свобода Борису нравилась, ответственность – нет. Профессия, которую он должен получить после четырех лет обучения называлась «техник-технолог холодной обработки металлов». Борис воспринял это, как первоклассник теорию относительности – не понял ни слова. А уж предметы типа «сопромат», которые предстояло изучать, вообще звучали для него словно прокурорское обвинение: сопромат, компромат… От депрессии его спасал здоровый юношеский оптимизм, одесский юмор и папироса, заправленная качественной анашой. Но не пойти на занятии не отважился, боясь семейных разборок. Нырнув с головой в дымную завесу косяка, он переступил порог техникума.
