Боевой дух молодости пронизывал деятельность комсомола, и Маяковский оказался самым близким и самым нужным для комсомольской печати поэтом. Только в 1928 году он опубликовал в «Комсомольской правде» 46 стихотворений, написанных и по собственной инициативе, и по заказу редакции. Многие «шапки» к подборкам материалов, лозунги к очередным кампаниям тоже придумывались Маяковским.

Стихотворение «Без руля и без ветрил» было заказано поэту редакцией. Это было резкое выступление газеты по поводу плохой работы радиовещания. Нарком почт и телеграфа, в чьем ведении находилось радиовещание, вынужден был выступить в газете с объяснениями.

Кампании, которые проводил комсомол и которые широко пропагандировались молодежной печатью (а к началу 1928 года в стране насчитывалось 60 молодежных газет), отражали трудности в жизни страны. Когда, например, создавалась напряженность в сельском хозяйстве страны, комсомол резко активизировал работу на селе. «Комсомолка» в январе 1928 года выступила с передовой: «На хлебозаготовительный фронт!» Через три дня в газете появилось стихотворение Маяковского «Даешь хлеб!». В стихотворении жирным шрифтом выделены лозунговые строки: «Работу удвой на селе, комсомол! Буди, помогай, раскачивай!»

Уже не кампанией, хотя и здесь комсомол выделял некоторые конкретные задачи и сосредоточивал на них особое внимание, а целью общегосударственного значения была культурная революция в стране. Она включала в себя многие важнейшие вопросы дальнейшего упрочения Советской власти, развития народного хозяйства, обороноспособности и вопрос вопросов - подготовку квалифицированных кадров во всех областях жизни.

Первоосновой культурной революции была ликвидация неграмотности, и комсомол со всем пылом молодости включился в эту работу, начиная со своих ячеек, где в середине двадцатых годов был большой процент неграмотных. Создаются школы ликбеза, и даже проводится «месячник ликбеза» в 1928 году. Комсомольские культармейцы, число которых к середине 1930 года достигло одного миллиона, проникают в самые отдаленные уголки страны. Создаются школы рабочей молодежи и сельской молодежи, рабфаки, вузы, библиотеки, трамы (театры рабочей молодежи). На селе возникает движение «красных рубах», в городе активно работают группы «синеблузников» - это новые самодеятельные формы агитации и художественного творчества. По инициативе комсомола возникло движение под лозунгом: «Гармонь на службу комсомола!» Надо было отвлекать молодежь от церкви, от пьянства, от застойного быта, от влияния нэпа.

Партия ставит задачу сделать культуру достоянием масс. И первым помощником партии в этом государственно важном деле был комсомол. Вот почему Маяковский с таким огромным желанием сотрудничает в эти годы с комсомолом, как никогда много выступает в комсомольской печати. От имени «Комсомольской правды» он говорил и на заводе имени Петровского. Маяковский видел, что возможности литературы в культурной работе не используются, и это его огорчало. Он дает советы культработникам, как можно и нужно использовать литературу в работе с молодежью, он, как мы уже знаем, проявляет огромную энергию в улучшении торговли книгой и сам занимается пропагандой книги, мечтая наводнить читателя «дождем брошюр».

1928 год буквально омолодил Маяковского. Бросим взгляд хотя бы на название стихотворений, написанных в этом году: «Десятилетняя песня», «Солнечный флаг», «Легкая кавалерия», «Марш-оборона», «Готовься! Стой! Строй!», «Товарищи, поспорьте о красном спорте!», «Привет, КИМ!», «Всесоюзный поход», «Вперед, комсомольцы!», «Счастье искусств», «Даешь автомобиль!», «Непобедимое оружие» и т. п. И вот еще одно - «Секрет молодости» - резкое осуждение тех молодых, «кто, забившись в лужайку да в лодку, начинает под визг и галдеж прополаскивать водкой глотку», и горячее одобрение истинной молодости, тем, «кто влит в боевой КИМ, тем, кто бьется, чтоб дни труда были радостны и легки!».

Даже по тем немногим названиям стихотворений, которые здесь приведены, видно, как живо Маяковский откликался на события внутренней жизни страны. И во всех этих событиях застрельщиком выступал комсомол.

Почти каждый день в полутемном коридоре редакции «Комсомолки», вспоминает ее бывший сотрудник М. К. Розенфельд, среди множества посетителей, появлялся высокий человек с массивной тростью, с папиросой в зубах, шел, прислушивался к разговорам людей, иногда останавливался, что-то выспрашивал, уточнял, слушал про мытарства изобретателя, знакомился с секретарем комсомольской организации с дальнего Севера, беседовал с пионерами о лагерях и советовал им, кем лучше быть, когда станут взрослыми. Это был Маяковский. Временами Владимир Владимирович просил извинения и на минуту уходил. В закоулке, у вешалки, или выйдя на площадку лестницы, он незаметно вынимал из кармана блокнот, что-то записывал и торопливо возвращался назад. С тростью под мышкой, в шляпе, сдвинутой на затылок, он долго ходил по коридору с интересовавшим его собеседником.

Секретариат помещался в конце коридора. Но по дороге Владимир Владимирович еще заходил в комнату репортеров - тут можно было узнать новейшую интересную информацию. В отделе комсомольской жизни его привлекали письма с мест. Минуя отдел литературы, где всегда бывали молодые писатели, Маяковский добирался наконец до секретариата, заходил к главному редактору, чтобы предложить новые стихи или получить задание. «Дело» для него всегда находилось.

В «Комсомольской правде» печатались стихи Маяковского разного достоинства. Лефовский догмат привязывал поэта к «факту». «Писатель берет факт, живой и трепещущий». Более того: «Если герой - даешь имя! Если гнус - пиши адреса!» Такой чисто газетный подход ограничивал возможности поэтического обобщения. Как-то в редакции Маяковский разбушевался по поводу одного газетного отчета, и, когда репортеры вступились за него и кто-то из них сказал, мол, попробуйте в стихах написать отчет, а заведующий отделом информации предложил тему: спортивный парад, - поэт тут же согласился. На следующий день после открытия Международного спортивного праздника в «Комсомолке» появился «Рифмованный отчет. Так и надо - крой, Спартакиада». Однако поигрывание рифмами на репортерском уровне отвлекало творческие силы Маяковского от поэзии.

Нет оснований все газетные стихи поэта «возводить в коммунистический сан». Могучее воображение Маяковского упиралось иногда в расцветку и прочность мужских носков («Поиски носков») или во что-нибудь еще более утилитарное, газетно-фельетонное. Он звал всех писателей: «В газеты!» - предлагая сдать «чистое искусство - в М. К. X., в отдел садоводства».

Но не все же, что не о носках, что не идет в газетную колонку, - «чистое искусство». И Маяковский-художник продолжает свой спор с Маяковским-лефовцем, то отступая на позиции Лефа и упираясь в практическую суть факта, извлекая из него утилитарный вывод, или довольствуясь репортажем, лозунгом, агиткой, то возвышаясь над обыденностью, извлекая из нее поэтические обобщения большого значения, и тогда в стихах обретал силу истинный, не зашоренный лефовскими догматами Маяковский, тогда голос его, слово его обретали набатное звучание. И даже стихи, привязанные к какому-либо событию, например, к награждению комсомола первым орденом, стихи лозунговые, патетические, звучали взволнованно, страстно:

У Маяковского и стихотворный фельетон получается хлестким, бьющим в цель. Однако цель бывала мелковата для большого калибра. Вот и приходилось поэту делать то, что поэт не должен делать - после чтения стихов «раскрывать имена и события, мало знакомые читателю». То есть комментировать прочитанное, как о том писала пермская «Звезда» после выступления Маяковского 31 января 1928 года.