Открываю шторы. За окном — утренний город. Легкий туман, светло-серое небо, прохладный воздух. А здесь — почти белая комната. Белая кровать, белый балдахин, белый ковёр. На белой стене — плакат с белой кошкой., а белом столе — белая тарелка с белым шоколадом.

Я заночевала у Дейла. Напросилась, чтобы узнать, каково это — просыпаться в городе. Мы спали в отдельных комнатах и после ночевки ничего между нами не изменилось. Да и не хотелось ни мне, ни ему.

Иду по коридору. Рядом дверь с надписями:

НЕ ВЛЕЗАЙ — УБЬЁТ

МОЯ ТЕРРИТОРИЯ — МОИ ПРАВИЛА

ПРИ ВХОДЕ ГОВОРИТЬ ПАРОЛЬ

Это комната его сестры. До самой ночи я слышала оттуда звуки тяжелого рока и не могла заснуть. А потом мне снились кошмары. Как она такое слушает, не представляю.

Спускаюсь на кухню. Отец сидит и читает газету. Дядя роется в холодильнике. Мама переключает каналы. Сам Дейл рассеянно ковыряется в тарелке с хлопьями. На нём халат и домашние тапочки.

— И долго мы тут прохлаждаться собираемся? — скрестила я руки на груди, — Занятия уже начались.

— В смысле?! — подскакивает Дейл.

Вливает в себя молоко, жуёт хлопья, давясь ими. Я ржу, отец тоже.

— Я пошутила, — смилостивилась я, — Сегодня воскресенье, дурья башка.

— Ненавижу выходные, — сказал Дейл.

— Ты всегда был странным, — раздался голос сестры откуда-то сверху.

Она спускалась, сонно потирая глаза. Джинсы на бедрах из 60-х, при этом драные, майка, ожерелье, фенечки, и рваная стрижка, создающая ощущение того, что её волосы наэлектризовались. И рваная челка, которую давно не подравшивали. По щекам растеклась тушь.

— Что за вид у тебя такой, Ребекка? — проворчала мать, — Сейчас же иди умойся и причешись. Не позорь меня перед соседями.

— Блаблабла, — передразнила её Ребекка.

— Ты как со мной разговариваешь? — подбоченилась мать.

— Успокойся, Моника, ты опять заводишься с полуоборота, — спокойно сказал дядя, гремя банками в холодильнике.

— Сначала работу найди, психолог недоученный, — фыркнула мать, — Долго я должна терпеть, как ты каждый день пердишь в диван и опустошаешь холодильник?

— Ника, это всё-таки мой брат, — вставил отец из-за газеты, — Будь с ним помягче. У него не самый лучший период в жизни.

— Этот «не самый лучший период в жизни» длится уже 10 лет! — взвизгнула мать, — Мы даем ему кров и пищу, а в ответ не получаем ни капли благодарности! Мне это уже надоело! Пусть немедленно съедет!

— И что же, ты выгонишь его на улицу? — спросил отец, — Не будь ребенком. Войди в его положение. Он старается изо всех сил.

— Расслабься, брат, — сказал дядя, — Это типичные манипуляции. Она на чувство вины давит посредством своих истерик. Не ведись.

— Что ты сказал?! — мать от возмущения выронила чашку.

— Успокойтесь, пожалуйста! — взмолился Дейл.

— Ну вот, что и требовалось доказать, — усмехнулся дядя.

— Мне уже надоело, что меня постоянно мешают с грязью и выставляют последней стервой! — заорала мать, грозно надвигаясь на дядю.

— Оставь в покое моего брата! — привстал отец, не откладывая газеты.

— Пожалуйста, дядя, ты же сам видишь, что провоцируешь её! — попытался перекричать мать Дейл.

— Прошу тебя, Дейл, я не хочу сейчас разбираться с тобой. Иди в свою комнату, — сказал дядя, - Кстати, девушка, — обратился он ко мне, — Я, конечно, понимаю, что у нынешней молодёжи беспорядочные связи считаются чем-то обыденным, но Дейл — это не самый лучший выбор. Если Вы забеременеете, то он не сможет потянуть ребенка.

— Мы спали в разных комнатах, — отрезала я, — Ни я, ни мои знакомые не практикуют случайные связи. И я уверена, что Дейл будет отличным отцом.

— Да, если по Вашим меркам отличный отец — это человек с букетом психологических проблем и комплексов, — рассеянно отозвался дядя как раз в тот момент, когда мать огрела его вазой.

— Бежим! — заорала сестра.

Она схватила нас за руки и потащила из дома. Мы выбежали на дорогу и припустили вдоль проезжей части, остановившись у моста. Только тогда она нас отпустила.

— Она его не убила? — забеспокоилась я.

— Неа, — весело сказала сестра, — Такое постоянно случается. Он её провоцирует, она бросается в драку.

— Дурдом какой-то, — проворчал Дейл, — Мать просто вспыльчивая, а не манипулятор.

— Которую довели эти двое придурков, — добавила сестра.

— Мой отец не придурок, — нахмурился Дейл, — Он просто пытается быть на стороне всех. И мамы, и дяди.

— Но при этом защищает только дядю, — сказала Ребекка.

— Мать он тоже защищает, — сказал Дейл, — И просит дядю не провоцировать её.

— А почему твой дядя так про тебя говорит? — спросила я, — Никогда не замечала у тебя психологические проблемы...

— Да фиг его знает, — пожал плечами Дейл.

— Просто ты требовал внимания к себе постоянно, — сказала Ребекка, — Ревнивый, почти собственник. Обижаешься на всё. Нездорово реагируешь на ссоры. Он считает, что ты манипулятор.

— Это как он так решил? — скрестил руки на груди Дейл, — Все дети требуют к себе внимания, разве нет? Да и ревновать своих родителей тоже нормально для ребенка. А ссоры кто любит?

— Да, это ещё ничего не значит, — рассеянно сказала я, — Да и многие люди ужасно обидчивые. Так что они, сразу манипуляторы?

— Ага, — неожиданно повеселел Дейл, — Вообще-то если грудничок кричит и требует молока — то он манипулятор, ты знала?

— Тогда я тоже манипулятор! — с притворным испугом воскликнула Ребекка, — Я ведь в детстве от матери боялась отойти.

— Да ты просто зверь! — схватился за голову Дейл.

Я подняла булыжник и кинула его в воду. Он исчез, оставив после себя расширяющиеся круги.

— Как-то близко кинула, — цокнула Ребекка, — Я дальше могу.

Она взяла камень, как следует размахнувшись, кинула его. Отлетел он далеко, превратившись в маленькую точку.

— Круто, — восхитилась я.

— Я ещё и блинчиками могу, — гордо сказала Ребекка.

И кинула блинчиками. Камень оттолкнулся от воды 3 раза.

— А я так не умею, — расстроенно сказал Дейл.

— Ну и что, — махнула рукой Ребекка, — Зато ты шьешь хорошо. А я, сколько не пыталась, ни разу не смогла.

— А как же тот носок? — спросил Дейл.

— Это тёмная история, — мрачно сказала Ребекка, — Она должна исчезнуть из людской памяти, как страшный сон.

— Как раз страшные сны врезаются в память, — тихо сказала я, но меня всё равно услышали.

— Мне всё детство снились кошмары, но я их сейчас забыла, — сказала Ребекка.

— Забыли, — сказала я, — Не хочу об этом говорить.

Я повернулась к воде, дав понять им, что больше не собираюсь обсуждать эту тему. У Ребекки зазвонил телефон. На мелодии стояла Скай Свитнам. Она принялась безостановочно болтать, потом положила трубку, сказала, что её ждут, и ускакала.

— Ну, погуляем, что ли? — неловко предложил Дейл.

— Ты-то чего жмёшься? — фыркнула я, — Знаешь ведь, что не укушу.

— И куда мы пойдём? — спросил он.

— Прогуляемся по городу, — сказала я, — Будешь Эдгара По цитировать.

— Ворона? — обрадовался Дейл, — Я его наизусть знаю.

— Ну вот его и расскажешь, — сказала я.

И мы шли по улице, он декламировал стихи, распугивая прохожих. Ребенок заплакал, дед стал снимать на телефон, группа подростков принялась апплодировать. Он смутился и замолчал.

— Не хочу возвращаться домой, — сказал Дейл, когда уже было ближе к вечеру.

— Я тоже, — сказала я.

— Пойдёшь к своим? — спросил он.

— Что угодно, лишь бы не спать, — сказала я.

— Кошмары опять, да? — сочувственно спросил Дейл.

— Ага, — подтвердила я, — Хоть вообще не спи.

— Спать-то надо, — сказал Дейл, — Может, антитревожные пропьёшь?

— Нужен рецепт, — сказала я, — Для того, чтобы его получить, надо сходить к психиатру. А он меня в психушку положит. Мне это нафиг не надо.

— Какая ты всё-таки упрямая, — сказал Дейл, — Тебе же помощь нужна. На тебе лица нет. Думаешь, я не разгляжу синяки за слоем тоналки?