— В новый год? Ты издеваешься?
— Тогда это будет самый лучший новый год.
— Я не собираюсь всё бросать, чтобы сопровождать тебя.
— А я и не просила. Я одна поеду.
— Поехать куда-то и развеяться — отличная мысль, — кивнула психиатр, — Это поможет ей расслабиться, провести время наедине с собой и всё обдумать.
— Могу отпустить только в соседний город, — мама скрестила руки на груди.
Обьятия. Поцелуи. Сара кружит вокруг меня на коляске. Клэр кланяется мне. Шляпа, как и следовало ожидать, не спадает.
— Прощай. Что-то мне подсказывает, что следует говорить именно «прощай», а не «до свидания», — говорит Клэр.
— Если кто-то назовет тебя психом, скажи, что сейчас сделаешь из его кишок шарфик, — сказала Сара.
— Ешь, — говорю ей я, — Кушать необходимо для поддержания здоровья. А ещё это приятно. А ещё это отличнвый способ провести время с друзьями вместе.
— Да я поняла уже, — грустно улыбнулась Сара.
Я иду по коридору. Такое чувство, будто я здесь впервые. Только теперь я живая. И мне грустно.
— Уже уходишь? — грустно спросил подошедший парень с ПРЛ.
— Да. Птичку выпустили из клетки.
— Птичка рада?
— Птичка пока не знает.
— Буду скучать, — неожиданно сказал парень, — Кстати, меня Дейл зовут.
— Сандра, — мы пожали друг другу руки, — Знакомимся на прощание. У нас всё не как у людей.
Мы оба рассмеялись. И разошлись, каждый своей дорогой.
— Эй, танцовщица! — ко мне подбежал кудрявый парень в сопровождении волосатого и парня с бусинками, — Сумки, грустный вид. Если собрать все детали паззла, то можно придти к выводу: тебя выписывают.
— Сенсация! Эрик умеет думать! — подхватил парень с бусинками, — И не такое случается в самую холодную зиму.
— Жалеешь, что уходишь? — спросил парень с рисунками на руках, — Когда меня выписывали, я сначала радовался. А потом грустил. А потом был готов на всё, лишь бы оказаться снова здесь.
— Я больше не вернусь, — я с трудом выдавила из себя улыбку.
— И правда, — сказал волосатый, заглянув мне прямо в глаза, — Больше не вернёшься.
— Мне будет вас не хватать, парни, — сказала я, — Мы круто потанцевали тогда.
— Точняк! — согласился Эрик, — Но я всё равно танцевал лучше.
— Давай, уходи, — подтолкнул меня парень с бусинками, — Сейчас вцеплюсь в твою юбку и буду реветь, как стадо оленей. Как тебе такое понравится?
— Но я в джинсах, — удивилась я.
— Ну, за воображаемую, невелика разница, — махнул рукой парень с бусинками, — Главное, никогда не забывай сжигать мосты, когда уходишь.
Я повернулась к ним спиной и пошла в сторону гардероба. Меня так и подмывало повернуться, но я знала, что тогда захочу остаться.
Ухожу. Навсегда. Скрываюсь за горизонтом. Надеваю пальто, накидываю на плечи рюкзак. Вокруг меня родители забирают счастливых детей. Или не очень счастливых. Рядом ребенок ревет. Женщина разговаривает с кем-то по телефону. Мальчик лет 13 лазает в телефоне.
Открываем дверь. Меня обдает морозной утренней свежестью. Непривычно. Хочется спрятаться. Вокруг сверкает снег. Деревья качают ветвями, сбрасывая снег. Сверкают сосульки. Солнце светит, но не греет. Стоило мне переступить за порог, как я погрузилась в звуки улицы. Шум машины. Визг тормозов. Ругань грузчиков, доставляющих что-то. Лай собак.
Мы идем по заснеженной дороге. Мимо нас проезжают машины. Меня чуть не обрызгало водой. Где-то каркают вороны. Мне холодно. Я дрожу. Щеки, нос и кончики пальцем онемели. Под припаркованной машиной прячется кошка, жмущаяся к её колесам. В окнах кое-где горит свет. Я вижу мелькающие тени в них. Откуда-то пахнет макаронами. Инспектор оштрафовал неправильно припаркованную машину. Хлопает автоматическими дверями супермаркет. Из ларька раздается ругань на испанском. Подростки слушают музыку в динамике и громко хохочут.
Мы идем по широкой дороге домой. По знакомой улице. Слева и справа ряды аккуратных домов. Сосед нас видит, но не здоровается с нами. Проходящие мимо женщины, а именно владелица китайского ресторанчика и её подружки, смотрят на нас и перешептываются. Родители держатся от меня на расстоянии. Они заходят в наш дом. Я предпочитаю ещё прогуляться.
Как давно это было? Мне казалось, лет сто назад. Давным-давно, когда мы были молодыми и ничего не хотели замечать, я ехала на велосипеде по раскаленному асфальту, а он махал мне рукой и улыбался, прищуривая зеленые глаза. Когда-то я переписывалась с Леа и обедала с Томом в пиццерии. Когда-то девочки ко мне подлизывались. Когда-то я ходила по вечеринкам и возвращалась под утро без сил, шатающаяся, усталая и довольная. Или злая.
А сейчас снег и дождь смыли всё.
— О, Альконе. А это правда, что тебе голоса в голове приказывают всех убить? — спросила подошедшая ко мне черлидерша. Она была одна.
— Ты дура?
— Ну, так все говорят.
— Что ты дура? В кои-то веки сплетни правдивы.
— Но психичка из нас ты, а не я, — черлидерша ослепительно улыбнулась.
— Хорошо, ты меня унизила. И? Марка ты всё равно не впечатлишь. Он не достался никому из нас.
— Знаешь, сейчас ходят слухи, что это ты его убила. Надеюсь, что шериф им поверит и тебя посадят.
— Я прошла через депрессию, дереализацию и психушку. Думаешь, тюрьма меня испугает?
— А должна. Хотя какой смысл? Ты все равно так и не осознаешь, какая же ты сука. Ты ведь и не любила его даже.
Черлидерша повернулась ко мне спиной и зашагала к своей машине. Снежинки опускались на её черные волосы и таяли.
Ошибаешься, черлидерша. Я это знаю. Я уже давно это поняла.
Сразу после разговора с черлидершой я взяла билет в соседний портовый город. На сегодня. Со мной ехал отец. Мать сопровождала нас. Она помогла отнести сумки и вышла из поезда. Когда поезд тронулся, я долго смотрела, как мать уходит из вокзала, лавируя среди небольшой толпы. Вокруг махали женщины, мужчины, дети, старики. Кто-то плакал, кто-то кричал, кто-то улыбался. Девушка посылала воздушные поцелуи. Многодетная семья синхронно махала рукой.
Так-так-так. Стучат колеса. С нами семья: мужчина и женщина уже довольно зрелого возраста и два грудных ребенка. Из еды и питья только вода и чипсы. Я быстро их съела и выпила воду. А потом я голодала.
В запотевшем окне проносились пейзажи. Заснеженные поля, пожухлая трава, островки черной земли, голые серые деревья, холмы, реки и пруды, одинокие фермы, заброшенные постройки. Море серого и белого. Там было ужасно холодно, а внутри поезда тепло.
На календаре 31.12. В соседних кабинках раздается смех. Семья достает спиртное. Мы чокаемся. Мужчина что-то говорит. Женщина смеётся. Отец болтает с ними. Они все ржут. К нам присоединяется губастая блондинка. Она попыталась со мной поговорить, но, видя мою вялость, махнула рукой.
Бой курантов. Мы опять чокаемся.
— С новым годом! — кричит блондинка!
— С новым годом, хоть мы его и не празднуем, — отвечает отец.
Это потому, что тебе не нужен повод напиться в зюзю.
Вдали загремел салют. На небе распустились огненные цветы. Где-то группа молодёжи стоит с зажженными бенгальскими огнями. Поезд украшен гирляндами. Откуда-то доносится ругань тех, кто хочет выспаться в новогоднюю ночь.
Люди сидят в теплых домах. Кто-то спит, кто-то пьет, кто-то жрет и смотрит телевизор. А мимо них проносится поезд, в котором люди отмечают праздники.
Мы приезжаем только утром. Город встречает нас с распростертыми объятиями огней, вывесок и запаха свежеиспеченных булочек.
Остатки лиловых сумерек. Жаренный каштан. Шлейф аромата кофе. Начинающие открываться кафе и ранние посетители в них, лениво потягивающие напитки из кружек. Уличная музыка. Рисующий на стене подросток. Кукуруза. Хот-доги. Собаки, которым вскармливают объедки. Пара, глядящая на последний салют.
Улицы узкие, окна друг напротив друга. Живописный городок. Вон, даже художник на крыше что-то рисует.
Мы останавливаемся в дешевой гостинице. Отец тут же идет в бар с деньгами, которая мать дала на необходимые расходы. Хотя, для него это походу «необходимые».