— Давай лучше я.

Адель резко отвернулась от зеркала. Мерцающая слабым бледно-голубым светом нитка натянулась и из потревоженной раны обильнее потекла кровь. Раскольникова тем не менее на боль не обратила никакого внимания, ведь все ее внимание вновь было сконцентрировано на стоящем в дверном проеме Дэвиде. Вид у мужчины был все такой же мрачный, как и раньше, но в голубых глазах легко читалось чувство вины. Пальто он оставил в коридоре на вешалке и даже ботинки вытер об придверный коврик, как хороший вежливый гость, но Адель все равно не ожидала от него ничего хорошего и незаметно напряглась. Жаль, она в сердцах забыла не только поднять защитные заклинания, но и просто закрыть входную дверь.

Двигаясь медленно и тем самым давая понять, что пришел с миром, колдун подошел к ведьме и кивнул на иглу в ее руке.

— Я умею зашивать раны, а ты себе сейчас только хуже сделаешь, — пояснил он спокойным и успокаивающим тоном.

Адель на секунду затаила дыхание, не спуская пристального взгляда с лица мужчины, и тут же расслабилась. Не тратясь на слова, она повернулась к нему порезанной щекой и до театральности изящным жестом предлагающе протянула иглу двумя пальцами, натянув нитку. Из пореза снова сбежала капелька крови, прочертив красную полосу по бледной щеке, а затем и шее, но ведьма и глазом не моргнула. Со стороны казалось, что она ничего не чувствует, и, даже более того, будто бы ее здесь на самом деле нет, а перед колдуном стоит красивая и пустая оболочка, не способная ощущать ни боль, ни липкость крови. У Адель всегда прекрасно получался этот фокус.

На какое-то мгновение Дэвид замешкался, явно засомневавшись в том, что поступил правильно, вернувшись, но быстро взял себя в руки и, закатывая рукава рубашки, наклонился к раковине.

— Лучше пройдем в гостиную. Там свет ярче и есть, где сесть, — предложил он, намыливая руки. Адель только безразлично повела плечам и вышла из ванной. Как-то иначе злиться с недошитой щекой и иглой в руке было проблематично.

Дэвид тщательно вымыл и вытер руки, после чего вместе со всем необходимым для кустарной операции прошел в гостиную, где на диване его дожидалась Адель. Учитывая то, как ведьма вспылила, когда он высказался про ее сестру, она выглядела удивительно сдержанно и спокойно. Но Дэвид все равно чувствовал, какой сильный гнев от нее исходил. Во всей ее позе сквозило такое напряжение, будто бы она в любой момент готова была броситься на колдуна и воткнуть ему кривую иглу в глаз, стоило ему дать хотя бы крохотный повод так поступить. И все же, она ему доверилась.

Он сел рядом с ней, забрал иглу и, аккуратно промокнув рану ватой, принялся зашивать. Ведьма напряглась еще сильнее, но уже от боли, и все же не проронила ни звука и осталась сидеть ровно и неподвижно.

Она все же была очень странная, пускай все ворожеи в той или иной степени странные создания. Взять тех же Ночных ведьм, элитный отряд военно-воздушных сил России, в котором служили практически одни женщины. Дэвиду доводилось пересекаться с некоторыми из них, отставными и действующими всадницами, и все они, как на подбор, умудрялись сочетать в себе безупречную дисциплину с совершенно кошмарным и сумасбродным характером. Словно бы их отбирали не только согласно крайне жестким физическим и интеллектуальным критериям, но и по тому, насколько они безумны.

Адель тоже производила впечатление человека не совсем в себе. Возможно, дело было в том, что она медиум, а, может быть, в совсем ином… Дэвид не мог сказать точно. Все, что он успел про нее узнать, пока пытался взять под контроль, почти вся ее жизнь, стерлось из его головы, будто бы никогда и не существовало в его памяти вовсе. Осталось только неясное и неточное, без каких-либо подробностей воспоминание о том, что у Адель есть сестра, она потеряла ее очень и очень давно и с той поры ищет, хотя за долгие годы не смогла продвинуться в своих поисках ни на йоту. Больше он ничего про ее прошлое и настоящее не знал.

Строго говоря, его ее проблемы не касались. После того, как они разберутся с неприятностями на кладбище и спасут Бальтазара, он про нее забудет раз и навсегда. Но сложно было не признать, что она умела произвести впечатление.

Дэвид аккуратно закончил шов, ножницами обрезал нить и еще раз промокнул теперь уже зашитую рану. Адель все так же не шевелилась, хотя уже могла спокойно двигаться. Она не попыталась ни отсесть от колдуна, ни взглянуть на него, бездумным взглядом смотря в пустоту перед собой. Со стороны она казалась бездушной фарфоровой куколкой — симпатичной и совершенно пустой внутри.

Хотя внешне она действительно напоминала куклу. Ее сложно было назвать красивой, скорее милой. Она не могла похвастаться высокими драматичными скулами, как роковые красавицы в дорогом кино и модных журналах, но у нее были мягкие щечки, пухлые губы и хрупкий круглый подбородок. К тому же она была курносая. Кончик ее носа забавно вздымался вверх, что вместе с остальными мягкими и скругленными чертами, огненно-медными волнистыми волосами и пышной челкой придавало ей определенное очарование… Которое в миг разбивалось об ее жутковатый взгляд лисьих глаз и хищную недобрую улыбку.

Но отрешившись от всего и вся, она будто бы становилась неживой. Даже не мертвой, а словно похожей на человекоподобного голема без тетраграмматона в голове. Словно бы внутри у нее не билось сердце и не было совсем ничего, ни намека на искру… И возможно, как подозревал Дэвид, именно из-за того, что ее сестры уже очень давно не было с ней рядом.

Совершенно неожиданно Адель моргнула, точно очнулась от глубокого наваждения, и искоса посмотрела на колдуна. Секунду она внимательно его рассматривала, после чего быстро вскочила на ноги и вмиг исчезла в ванной. Не пытаясь даже задумываться о ее шальных действиях, Дэвид собрал вату, инструменты и остатки нити Лазаря и неспешно проследовал за ведьмой. Та на его присутствие не обратила никакого внимания, увлеченно изучая зашитую щеку в зеркале.

— Не волнуйся, шрама не останется. У меня легкая рука, — успокоил ее Дэвид, выбрасывая окровавленную вату в мусорное ведерко.

— Легкая, — точно эхо повторила Адель и, отвлекшись от своего отражения, с усмешкой кивнула на руки колдуна. — А так и не скажешь.

Дэвид на ее ремарку только тихо прыснул. Что поделать, но красивыми кистями рук его природа не наградила. Пускай пальцы были длинными, а ладони — узкими, но суставы выделялись слишком сильно, да и кожа давным-давно огрубела и обросла непроходящими мозолями. И все же латанье ран Дэвиду всегда давалось довольно легко. Такой уж был своеобразный талант.

— Твоя рука… — хотел было напомнить Дэвид, но Адель его быстро перебила.

— Просто приложу остаток нити к ране и забинтую. Заживать будет дольше, но я перетерплю, — отмахнулась она, разматывая пропитавшуюся кровью тряпку, сунула порезанную ладонь под воду.

— Ты ведь знаешь, что могла не делать этого, — серьезно произнес Дэвид, наблюдая за ней. — По уговору сначала я должен тебе помочь.

— Могла бы, — согласилась Адель, осторожно вытирая руку. — Но у меня тоже есть понятия о чести. Как и у тебя, раз ты вернулся.

Она посмотрела на него со своей извечной лукавой полуулыбкой, но одобрительно, почти дружелюбно, и тут же вернулась к своей ране. Очень аккуратно она положила вдоль пореза оставшийся кусочек нити Лазаря и прижала сплющенным куском ваты.

— Поставь чайник, пока я забинтовываю руку, — попросила ведьма.

— Ты думаешь, у нас есть время для чая? — с подчеркнутым сомнением спросил Дэвид.

— Для чая нет, для кофе — да, — широко улыбнулась Адель. — И пока будем его пить, я тебе расскажу дальнейший план действий.

Дэвиду осталось только пожать плечами и отправится на кухню. Пускай он предпочел бы поторопиться с решением проблемы, но командовала сейчас Адель, да и от короткой передышки никому не станет хуже.

На кухне Дэвид быстро нашел кофе, поставил турку на плиту и скорее машинально, чем осознанно достал из пачки сигарету. Он зажал ее губами, но закуривать не стал и, позволив себе ненадолго расслабиться и проведать Бальтазара, устало прикрыл глаза. Сознание тут же метнулось к другому, которое даже на таком дальнем расстоянии все равно продолжало сиять полуночной звездой на горизонте. Оно пульсировало в такт огромного и мощного сердца, и, зная, как оно бьется обычно, Дэвид с огорчением отметил, что его другу лучше не стало. К счастью, Бальтазар всегда был бойцом, и продолжал стойко воевать со смертельной болезнью, превозмогая ужасную боль и усталость. Он даже подбодрил Дэвида и постарался хотя бы немного его успокоить. Он не сомневался, что лекарство появится в срок, настолько сильно он верил в своего друга…