— Давай! — хохотал он. — Покажи, на что способна! Покажи мне себя настоящую!

Щупальца рвали и ломали его изнутри. Я слышала плеск крови из раздавленных органов, треск раздробленных костей. Но даже захлёбываясь кровью, он продолжал хохотать.

— И это всё? Всё, что ты можешь?

Под болтающимися ногами Витольда вспыхнуло пламя. Я подошла ближе и коснулась рукой огненных языков.

— Горячо, — ледяным голосом сказала я, склонив голову набок. Его пустые бездушные глаза фанатично светились. — Хочешь знать насколько?

— Нина! — Я обернулась на звук голоса. За стеклом витрины стоял Игорь. Ветер бешено трепал его волосы. На фоне его испуганного лица в стекле отражалась я, то, кем я стала, а в его разноцветных глазах была невыносимая боль и страх.

— Что тут такое? — испуганно закричал Макс, выходя из подсобки. Макс! Я совсем забыла, что он был здесь! Что же я делала?!

Светящиеся глаза замигали, как у робота, теряющего заряд батареи. Щупальца поблекли, я едва успела среагировать, чтобы не уронить свою жертву во всё ещё горящий огонь. Но момент уже был потерян, как и мой контроль над ситуацией.

— Ты ещё не готова, — уже не улыбаясь, констатировал Витольд, взмахом руки отгоняя тёмно-зелёный дым. — И за это ты будешь наказана!

На секунду всё вокруг затихло и замерло. Отблески возрастающего огня мстительно плясали в его серых глазах. Я в ужасе повернулась к Максу, протягивая ему руку. Пакет с моим заказом медленно и беззвучно опускался на пол, уже охваченный пламенем.

Взрывной волной меня выбросило через витрину магазина. Моё тело даже не почувствовало удара об землю. И только глаза ещё долго видели небо в огне.

***

Сухая глинистая земля легко рассыпалась в руке, и падала в яму. Она ещё только пропитывалась слезами многочисленных людей, скорбящих за тем, кого хоронили в закрытом гробу.

Я тоже хотела плакать. Я хотела кричать! Но не могла. Просто не могла…

Колона байкеров, сопровождавшая Макса в последний путь от дома до кладбища, постепенно разъезжалась. Каждый из них по-своему отдал ему дань уважения, и каждый из них теперь по-своему его помянет.

Врачи сказали, что мне повезло. Кожа обгорела только на лице с левой стороны, чудом оставив глаз целым, но они сказали, что со временем его можно будет исправить с помощью пластики.

От волос осталось лишь жалкое воспоминание. Они теперь едва доставали до плеча, и висели неровными подпалеными перьями бледного цвета. Забавно, я часто хотела их обрезать, и вот теперь моё желание исполнилось.

— Хочешь, поедем с ними? — Игорь взял меня за руку. Я повернулась к нему и отрицательно покачала головой. — Тогда домой? — спросил он, аккуратно касаясь моего изуродованого лица.

Боже, как же мне будет не хватать его прикосновений! И запаха кожи! И густых чёрных волос! Разноцветных глаз и мягкого тенора!

— Я не вернусь домой, — взяв его руку в свою, я убрала её от своего лица. Встретившись с ним взглядом, я заметила ту же самую боль, которую видела перед взрывом. Как же это было тяжело!

Игорь украдкой посмотрел на кофр, прикреплённый к мотоциклу. Да, всё верно. Я уже собрала свои вещи, точнее те крохи, что были моими, а не купленны им.

— Надолго? — спросил Игорь, сдерживая дрожь в голосе. Родители без лишних слов согласились взять к себе Севера и кошек. При моём нынешнем виде мне было сложно отказать, так что время для меня теперь ничего не значило.

— Не знаю.

Я знала, что ему было больно. Почти физически я чувствовала, как сильно он хотел меня удержать, не отпускать никуда и никогда. Но он лучше других должен был знать и понимать, что я пережила в том огне, и что даже сейчас чувствовала запах горящей плоти и волос, бензина и моторных масел.

Мы запутались. Я запуталась! Я думала, что сделала шаг вперёд, решающий шаг вперёд, но вместо него я сделала два шага назад, и пустота, которую я чувствовала раньше, не шла ни в какое сравнение с тем, что было у меня внутри сейчас.

Наше с ним лето подошло к концу, и настало время прощаться. Я не могла просить его ждать меня, как и он не мог просить меня остаться. Мы могли лишь продолжать любить друг друга на расстоянии, и надеяться, что время излечит раны и даст нам новое начало и новое направление.

Я отпустила его руку и направилась к мотоциклу. Заведя двигатель, я медленно отъехала, оставляя позади всё, что было моей жизнью.

Глава 1. Назад к истокам.

Беспощадное солнце выжигало листву на кронах деревьев. Ветер-бродяга сбрасывал их на землю, устилая трассу жёлтым ковром. Мне следовало поехать поездом, но от запаха вагона мне всегда становилось плохо, а на душе и так кошки скребли.

Мотоцикл мягко мчался по ровной дороге, оставляя километр за километром позади. Вот только тяжёлый чемодан со всем тем, от чего я так стремительно хотела убежать, тащился за мной следом.

Несколько раз мне приходилось заправляться, а пока бак наполнялся, сверяться с картой. Каждый раз, когда я снимала шлем, то чувствовала облегчение. Кожа на лице саднила из-за трения об подушечки, а бинт, закреплённый пластырем отклеивался.

Да, я могла випить "Облик" и вылечить ожёги, но когда я видела, как на меня смотрели люди, я понимала, что ожёг был моей меткой, напоминающей мне о том, кем я была и что сделала, а так же о том, что как я не старалась, убежать от себя я не могла, а значит, я должна была носить её. По крайней мере пока.

Проделав путь почти в четыреста сорок километров, я выехала на Лесную улицу, точнее если верить моей маме "вонючую" улицу Лесную, в "вонючей" Тамбовской области, в "вонючем" посёлке Сосновка, где жил мой крёстный Серёжа. Отец так настаивал, чтобы я поехала именно сюда, что я согласилась. Мне было всё равно.

Его дом находился в самом конце улицы, а сам он работал на кирпичном заводе и жил, что называется, бабылём. Я его практически не помнила, так как не была здесь лет пятнадцать. Впрочем, кто считал?!

Во дворе его старого дома горел свет, а он сидел на крыльце. Я выключила двигатель и, сняв шлем, подошла к нему. Угрюмый и не приветливый мужчина оценивающе рассматривал меня, особо придавая вниманию проступающую из-под бинта расплавленную кожу.

— Батя твой велел ни о чём тебя не расспрашивать, — сказал он, сплюнув на землю. — Но я всё же спрошу. Мне ждать от тебя неприятностей?

Что ж, с уверенностью можно было сказать, что контакт с крёстным, в вонючей Тамбовской области, в вонючем посёлке Сосновка, на вонючей улице Лесной состоялся. Не думала, что день, когда я признаю, что мама была права, наступит так скоро. Старею я, пожалуй.

— Я не за этим приехала, — сухо ответила я, подавив желание ответить что-то типа "Неприятности моё второе имя".

Больше не говоря ни слова Серёжа провёл меня в дом и показал комнату, где я могла располагаться во время своего пребывание здесь. Покрытая пылью и дохлыми насекомыми, я так устала, что даже не стала умываться и переодеватся, а просто легла спать.

— Оу! Моя спина! — застонала я. Это было первым, что пришло мне в голову утром. Как же она болела! Вибрация от мотоцикла при длительной поездке плюс самая отвратительная кровать в мире равнялось ужасное утро!

Запах пота вперемешку с бензином заполнил всю комнату, и я открыла окно. Чёрт, как же я воняла! Выбравшись из комнаты в поисках уборной, я отметила про себя две вещи: первая — Серёжи в поле зрения не было; вторая — глядя на этот дом, мне во всё горло хотелось кричать песню "Проклятый старый дом", хотя и не в том прекрасном исполнении, как у КиШа.

К моей великой радости уборная оказалась вполне приемлемой, и я с превеликим удовольствием смыла с себя всю грязь и немного привела в порядок экипировку, до такой степени запыленную, что на ней можно было рисовать. Я спустила на неё все свои сожранные инфляцией деньги, так что она была для меня на вес золота.