Нескончаемый поток мыслей нахлынул вдруг на Анюту Сволочкову после встречи с Джоржи Омари. «Что он имеет? – размышляла она. – Деньги… Много денег. Дворец с чёрными функционерами. Множество попугаев: джако, какаду, но главным образом неразлучники. Наверно, рассчитывает, что я день и ночь буду восхищаться их красотой. Какой он жалкий тип! Яйца у него как у лилипута, с гайдаровскую горошину. Три «хаммера» имеет, чернявый. У папы, у мамы и для себя. Здесь Сволочкова оборвала навалившиеся на неё мысли и с надеждой взглянула на своего гения. А Мардахай Абрамович был в хорошем расположении духа и читал вслух свои стихи. Как-то утром в полутьме — И в осеннюю прохладу Слышу – эхо вторит мне: «Друг родной, скажи, что надо?» — По утренним покоям разносился громкий, леденящий душу голос: – Эхо, эхо, погоди! Есть родник, есть деньги, кров, Но послушай: помоги мне найти Мою Любовь. — Почернел прогорклый лист, Сердце дрогнуло от боли. – Эхо, я не скандалист, Дай любовь, как Божью волю. Задрожал осенний свет, Месяц охватил лучами. Эхо шепчет мне в ответ: «Мастер мысли неслучайной, Есть в России кров, тепло, Драйв заморский, суперсвет, Время сайтов расцвело, Но любви, поверь мне, нет». – Может быть, она умчалась К Анне Снегиной в Лондон? Сердце с грустью вспоминало Сладкой неги чуткий сон. И опять печаль, тревога… Эхо ёкнуло в груди. – Эхо, сжалься ради Бога, Отыщи любовь, найди! Ты, звенящее, подлунное, Не боишься вторить мне. По копейке копишь сумму, Чтобы не был я в тюрьме. Ты найди такую даму, Чтоб умела говорить: Робко, нежно: «Папа… мама» И, как я, могла любить. Чтоб осенними ночами Нам дарила добрый свет, И с молитвами, свечами Стих слагала, как поэт. Чтоб планшетные забавы Не бесили разум, кровь. Чтоб не в сайтах, а в дубравах Нам Господь дарил любовь. Не хочу я жить на свете Без моей святой любви! Эхо, лёгкое как ветер, Отыщи любовь, найди! Тишина, покой, цветенье… Эхо вздрогнуло, молчит. – Эхо, я в большом смятенье, Сердце молотом стучит! Мне не надо сайдинг-банков, Прочь офшоры-кобели! «Хаммер» закрути в баранку, Пылью сделай все рубли! Но чтоб вновь на белом свете Ожила рассудка кровь! Эхо, знаешь, я в ответе За Отчизну, за Любовь. Эхо слушало, вздыхало И рыдало по ночам, Эхо думало, молчало И грозило сволочам. Умер я… в плену, в оковах На груди святой души, А потом вдруг ожил снова. Слышу шёпот: «Не спеши…» Мне шептало эхо тихо: – Странник, я тебя люблю, Я, как мастер, как портниха, Саван золотой сошью. Будешь нежиться, как в сказке, Грешник, не умри совсем! Где восторг души, где ласка, Где дыхание богем?! Ожил я в беду иль в счастье, Эхо оживило вновь. – Прочь страданья, прочь ненастья! Я воскрес! Но где любовь?! И опять печаль, тревога Защемили сердце, грудь: – Эхо, сжалься ради Бога, Сделай, сделай что-нибудь! Пусть начнётся жизнь сначала. Вера будет и тепло… Ты не раз меня спасало, Душу нежило и жгло… Дай простор мне, дай молитву, Клятву дай и чудеса… Вера в счастье не забыта! Пашни, воды и леса Любим мы, а это значит Дух России, страшный пир Мы разучимся дурачить И построим новый мир. Эхо слушало, вздыхало И рыдало по ночам, Эхо думало, молчало И грозило сволочам. И опять на белом свете Слышал я и стон, и крик… Эхо превращалось в ветер, — Исцеляющий родник. Вновь осенними ночами Нам дарило радость, свет И с молитвами, свечами Стих слагало, как поэт. Анюта не могла сдержать слёз. У неё словно остановилось дыхание. Губы её плотно сжались, брови напряглись в какой-то жуткой растерянности. Она то ли плакала от радости, то ли смеялась от печали и нежности, и вдруг с точностью стенографа повторила слова своего любимого:
Мне не надо сайдинг-банков, Прочь офшоры-кобели! «Хаммер», закрути в баранку, Пылью сделай все рубли! – Браво, браво, дорогой мой поэт!.. – она опять то ли заплакала, то ли засмеялась. – Но этого никогда не будет! Материя торжествует, а дух страдания, любовь к милосердию, к женщине так и останутся невостребованной, незавершённой, безответной любовью. И если, не дай бог, что-то случится с нашей грешной планетой, то первыми её покинут жирные, плохо соображающие коты вроде нашего кастрированного Барсика, не учёные, не космические следопыты, не гении, а властвующее бездарное звено, пустоеды, злодеи. Анюта была счастлива. Наконец-то поэт заговорил о конкретной печальной любви, не безумно плотской, как с энгельбардовскими мумиями, после которых он обычно отворачивался, словно без особого удовольствия заканчивая необходимый обряд мужской страсти. Молчал и думал, думал и молчал. «Любовниц много, – размышлял он. – Но надо выбирать одну. Холостяцкая жизнь закончилась». Признания Сволочковой заставили остановиться. Он понял, что надо решаться. Всё это произошло в сложный момент. ООО «Чистилище», основанное на глубокой морали великих просветителей теперь распадалось, и самое страшное – ультрамариновые энгельбардовские мумии выходили из-под контроля, устраивали протесты, возмущения и каждый месяц пытались покинуть подземелье. При этом каждая могла прихватить столько, что хотелось бросить все научные эксперименты и начать всё снова. Фамилия Васильевой, покинувшей подземелье с золотыми и платиновыми поделками, из Ренессанса и барокко, не давала покоя самым востребованным и бог весть как закодированным мумиям. |
