Сделав несколько глотков, он ласково, с какой-то невыносимой любовью, посмотрел на Сволочкову и продолжил:
Брак – это сказочная лесть,
Как надо спать, молиться, есть.
Он превращает жизнь в полёт,
В которой главное – приплод.
А чувства, чувства – васильки —
Бегут от брака, от тоски.
Они спешат опять на бал,
Чтоб их Господь поцеловал.
– Анюта, я скучаю по балам и буйству нечеловеческой страсти. Мне хочется любить и ненавидеть одновременно. Каждый день чувствовать сладкий оргазм твоего лёгкого прикосновения. Что это?! Один Бог знает и, может быть, несколько прекрасных мумий, наполненных ароматом северной тоски и робкой печалью болотных рясок. Кстати, мумии куплены мною в Финляндии за несколько килограммов морошки. Как изменилось время! – неожиданно почти выкрикнул он. – Даже господин Мардахай Абрамович Крупин, совершивший революцию в психофизических действиях говорящих памятников, должен заниматься не космосом, не перемещением человеческих душ из вселенной в оболочку памятников, а токовищами: жалкими, безрассудными токовищами, где петух и тетёрки щупают, тискают друг друга, иногда клюют заморской виски. Тетёрки, как дети, барахтаются среди заезжих петухов и норовят их обобрать до нитки. Здесь они обретут волю и кокетство, но там, в Эрмитажах или на Шёлковом пути, из них вытянут всё и научат таким танцам, от которых разум померкнет и вся девственная прелесть рассеется, как дым. Милая моя, там, где торговля не имеет границ и душа не восторгается красотой, счастьем жизни, а думает о цене красоты и о том, как бы её взять в расход, там начинается гибель человека и его цивилизации. Злачные притоны, фешенебельные рестораны с лёгкой музыкой, сопровождающей прожорливый и пьянеющий ресторанный секс, – начало гибели человека. Пятизвёздочные и шестизвёздочные отели, с пуховыми гагачьими домоткаными одеялами и пуфиками из жемчугов, с посадочными площадками для складных вертолётов, – всё это удваивает, множит гибель. И пока женщина будет подстилкой для безмозглых олигархов, не имеющих души, – беда! И он опять заговорил стихами:
И есть пока слепая честь,
Как на рабыню-нимфу влезть
И думать, что она твоя,
Страсть безрассудную творя.
До той поры любая мразь,
Святоша, олигарха власть
Будут творить своё добро,
Которому есть имя – зло!
Она знала, что любимый олигарх возник на перепродаже.
«Но при этом он великий учёный-поэт милостью Божией», – размышляла она.
Я не еду в край заброшенный,
Но уже который год
Он звенит в ушах непрошенно
И зовёт меня, зовёт. —
словно в безумное половодье вспомнились и всплыли в памяти стихи единственного. – Но где теперь найдёшь заброшенный край?! Это метафора, символ патриархальной жизни. Но метафора исчезает.
Русская литература подвергается гонению. Она не востребована, а вместе с ней и патриархальное бытие. Вспомним первые впечатления А. Солженицына о власти на местах – в поселениях. О значении уездов, земств. Чем они закончились?! В Якотском поселении Дмитровского района нет земли, но у главы – есть. Шикарная приёмная, секретари, машина. И так по всей России, кроме отдалённых северных и сибирских районов. Власть на местах лишила себя земли. Зачем она нужна, такая власть?! Ей навязали придуманный виртуальный цифровой мир, истина которого настолько далека от действительности, что может породить целую армию бытовых шизофреников и направить человеческие мозги в ту пропасть, из которой обратного хода нет. Цифры хороши, когда они не разрушают друг друга, не убивают разом созданное сотнями столетий. И если когда-то плуг был каменным и имел такие же примерно свойства, как железный цифровой, то свойства железа, полимеров, квантовых достижений не надо преувеличивать. Наука развивается черепашьими шагами.
Диалектика души исчезла. В борьбе за власть (прежде всего за просторы России), дармовые деньги человек теряет разум и приобретает всё новые и новые болезни. «Чума души» – самая жуткая болезнь – пришла к нам, а с ней – жуткое заблуждение: будут деньги, будет всё. О’кей! Жрёт деньги прежде всего киноиндустрия, реклама обезумевшего гомопрогресса. Сколько стоит улыбка подзаборной профурсетки-мумии, никто не знает. Можно за сто рублей уговорить, а другой – миллиарда покажется мало. Для этого кровавый рынок, со стрельбой между кланами, вырастил группу людей, знающих ту и другую среду, очень похожих на коллекторов-вышибал и зазывал. Что им надо – неизвестно…
Им хочется быть причастными к массовому зрелищу – кино. Как ни странно, от их работы зависит успех картины. Они знают многих режиссёров и судьбы многих артистов. Страшную, никому не нужную жизнь актёров, их слабости, их отчаянье и позёрство, их настоящую душу, но с глубоким духовным миром и знанием жизни. Актёр – профессия штучная и всю жизнь рулеточная. Если это не так, то он обычный ремесленник на устойчивом жаловании в театре, но не в кино. По магазинам Москвы бродят дамы, которые разучились улыбаться. Они находятся в таком состоянии, как будто их лишили всего: красивой одежды (потому что они всегда в брюках, как лесорубы из ГУЛАГа), в левой руке зонтик, в правой – сигарета, смартфон висит на шее, как предсмертная петля безумной и никому не нужной жизни. Её основное занятие определить невозможно. В её глаза так и хочется поставить букву «Д» (деньги). Кроме денег, её мало что волнует. Деньги – значит, новые покупки, потом опять деньги, опять покупки (айфоны, смартфоны, и так до бесконечности). Они ищут глазами то, что хочется съесть и быть счастливыми от этого. Миллионы лет назад, когда человек научился добывать пищу, он был счастлив от того же самого. Но если к пище, для полного счастья, добавлялся мужчина, то пища приобреталась и для него. Вероятно, только этим московская женщина отличается от мужчин. У неё большие, как у акулы, зубы, руки почему-то пахнут потом. И откуда такие запахи – понять невозможно. То ли от ночной смены и протухшей гелевой смазки, то ли ещё от чего… Кто впереди идёт, мужчина или женщина, не поймёшь. Желание что-то съесть истребляет всё: и талию, и мозги, и диалектику души. В России появились службы, названия которых даже выговорить невозможно. Надо долго и очень многословно объяснять, что это. Например, как называется такая обязанность следить за ягодниками, грибниками, рыболовами, охотниками, чтобы они платили налоги за свой природный товар, я не знаю. Но такие организации существуют. Одна из них: Платформа ОФД, Подразделение Л. Центрик, поддержка 54 Закона Российской Федерации. Что это такое?! Это страшное эхо, которое раскатилось по всей России после мощного крушения производства, – не стало работы. Но и тех людей, которые каким-то образом выжили после распада, не растерялись, оставшись без дохода, стали добывать сами себе на хлеб-соль кто как сможет, их тоже обложили налогами с разными названиями, модификациями типа «Брендузел» или «Бонус есть». Эти хлопцы отучают людей от труда и способов добычи на хлеб мяса, жира, так как собираемый с них налог намного больше примитивного производства налогооблагаемого. Поэтому мужики бросают своё хозяйство и уходят в подполье, строят лесные избушки для добычи минимальных средств пропитания. Но даже там их преследуют и жгут построенные срубы. Это уничтожение русской нации, и спорить с этим бесполезно. Кому это выгодно? Прежде всего глобализаторам – зарубежным инвесторам. Как говорится, чтобы русского духа не было на славянской земле! Как это называть?! Что это такое?! Истребление!!
