– Нет, ничего такого. Тётя просто выразила соболезнования.
На самом деле – не совсем. «Не забудь о Долине Отражений и лорде Заэру, – скороговоркой шептала ей на ухо тётя Алисия, пока Эвиарт подтягивал упряжь, а дядья обменивались по-воински крепким рукопожатием. – Главное – о Долине. Ты не сможешь жить с магией, не научившись владеть ею, дорогая… Мне жаль».
«Мне жаль» могло относиться к чему угодно – может быть, не только и не столько к гибели Риарта. Уна прекрасно знала, что́ тётя предпочла не озвучивать: иначе магия тебя уничтожит. Кошмары, покалывание в кончиках пальцев и сверлящая головная боль давно сообщили ей об этом.
Уне ярко запомнилось, как тётя приподняла брови в немом вопросе: Должна ли я сама поговорить с Морой? – и как она в ответ еле заметно покачала головой. Они всегда отлично понимали друг друга. Неудивительно, что лорд Альен так любил сестру…
Лорд Альен. Уна покосилась на дядю Горо, который приканчивал третью кружку. По его тарелке рассыпались кости и спелый горох.
Тоскует ли он по исчезнувшему брату? Наверное, нет смысла об этом спрашивать.
Как и спрашивать себя, о чём был тот сон. Уна очень надеялась, что это не одно из вызванных Даром видений – не истина, суть которой надо разгадывать. Охота на лису и новость из Каннерана расстроили её, вот и всё. А тут ещё и жара, и усталость, и её тайна, теперь разделённая уже с тремя людьми… Нет, Дар тут не при чём. «Я не отец тебе, Уна», – ну что за ерунда? Просто морок, бред, о котором нужно поскорее забыть.
– Ты грустная, – провозгласил дядя Горо, обвинительно ткнув в неё костью. Его борода и красные пальцы блестели от жира. – Из-за птенчика Каннерти? Печально всё это, конечно, парень-то был хоть куда. Но…
Уна устала лгать. Ей уже казалось, что она не может остановиться.
Она натужно улыбнулась.
– Всё в порядке, дядя. Я знаю, что жизнь не заканчивается, если ты это хочешь сказать.
Дядя Горо расхохотался – так громко, что на этот раз публика всё-таки стала оборачиваться. Менестрель, тренькавший на лире в дальнем углу, на секунду прервал игру. Уна даже обрадовалась: он играл одну из унылых любовных песен, в которых постоянно повторяется один и тот же мотив с банальнейшими словами. Вечно что-нибудь о заре, соловьях, ночном свидании в саду… Часто их исполняли на кезоррианском языке или старом ти’аргском наречии – видимо, чтобы ещё больше затуманить смысл. Уна терпеть не могла подобные завывания.
К тому же сейчас это слишком уж напоминает нудную круговерть в её собственной голове. «Рассказать всё маме – Долина Отражений – лорд Заэру – Альен Тоури – кто убил Риарта – магия – рассказать всё маме»… Умнее любовных песенок? Сомнительно.
– Да уж, тебе палец в рот не клади! – с явным одобрением пробасил дядя Горо. От смеха он снова икнул, из-за чего смущённо закашлялся. – Непонятно, в кого выросла такой острословкой. Ни в отца, ни в мать – я всегда говорил. Отражения, что ли, подбросили?
Дядя, конечно, просто пытался шутить – но Уна невольно вздрогнула.
– Или боуги, – тихо сказала она, думая о лорде Альене. По глазам дяди Горо и беспомощным складкам у него на лбу было ясно, что сказки детства им прочно забыты.
– Боуги?.. Гм. Ну ладно. Я вот как раз хотел… Насчёт Отражений… Видишь вон ту дамочку в сером? С мальчишкой за столом? Они едут за нами почти от самого Рориглана. Третий день уже. Тракт, само собой, общий, и ездить не запретишь, но что-то мне это не нравится.
Уна украдкой посмотрела туда, куда показывал дядя. Женщина в тёмно-сером балахоне сидела бок о бок с худым пареньком лет четырнадцати и вполголоса что-то ему объясняла. Наверное, мать и сын. Вокруг них, словно по чьим-то отпугивающим чарам, само собой образовалось пустое пространство – по столу с каждой стороны. Люди избегали не только разговоров с ними, но и случайных взглядов; казалось бы, почему? Ведь в женщине и мальчишке нет ничего особенного.
Кроме одинаковых балахонов – тёмно-серых и бесформенных, носимых с поразительной небрежностью. И таких же одинаковых, ледяных серебристых глаз.
И немыслимого малинового цвета, в который выкрашены пушистые волосы женщины.
И – разумеется – маленьких зеркал у каждого на поясе. Странница сидела полубоком к Уне, так что она рассмотрела квадратную рамку с обращённым вовнутрь стеклом…
Ей вдруг стало трудно дышать. Как много случайностей – чересчур много.
– Разве Отражения не разъезжают время от времени по всем королевствам, набирая учеников? – спросила Уна, изобразив беспечный голос. Дядя Горо рукавом отёр пену с губ.
– Раньше так и было. Но сейчас… Я уже и не припомню, сколько лет не видел их в Ти’арге, – он нахмурился. – То есть в Альсунге, конечно. В нашем наместничестве. С первых лет Великой войны, должно быть. Люди боятся отпускать детей в Дорелию. Да и без Дорелии – как не бояться этих тварей? Меня от них дрожь пробирает.
– Это всего лишь женщина и подросток. Выглядят безобидно, – сказала Уна, опустив глаза. – Да и зачем им преследовать нас?
– Преследовать? – (Дядя Горо с угрозой положил ладонь на рукоять меча – ножны он не снимал даже на постоялых дворах). – Пусть только попробуют сунуться!.. Я привезу тебя и Мору домой – целыми и невредимыми, как обещал брату. Какая бы дрянь там ни случилась у Каннерти. Ты в безопасности, девочка.
***
Пятый день пути клонился к вечеру. Уна тряслась в седле; сегодня она устала сильнее Росинки, изрядно пободревшей из-за спада жары. Тонкие ноги Росинки, в тёмных «чулках» ближе к копытам, жизнерадостно рыхлили то траву, то дорожную пыль. Кроме ног и головы, шкура лошади везде лоснилась роскошным цветом топлёного молока – по крайней мере, именно с молоком его всегда сравнивала Уна. Она и сейчас помнила, как дядя Горо купил Росинку на ярмарке в Меертоне – взамен умершей Вороны, её старой любимицы.
Взамен. Жаль, что такие простые замены невозможны среди людей… Как и среди гномов, наверное. И Отражений, и кентавров с боуги – если они правда всё ещё живут на заморском материке.
Если Уна покинет Кинбралан и предпочтёт жизнь ведьмы жизни леди, никто не заменит её ни матери, ни дяде Горо… Ни отцу.
Уна тряхнула головой и сосредоточилась на скачке. Они были уже в предгорьях, поэтому воздух заметно похолодал. Деревушки и фермы попадались всё реже, последний городок встретился тоже довольно давно. На западе, слева, тянулась гряда холмов, поросших осиной и тёмными елями; изредка они перемежались небольшими скалами, похожими на нагромождения валунов. Их словно в незапамятные времена набросали с неба драконы – или принёс наколдованный ураган. Вообще с самого въезда в предгорья холмы и скалы были повсюду; по изрытой ими почве тракт нырял то вверх, то вниз и описывал немыслимые петли. Ещё западнее, за возвышенностями, текла Река Забвения, в долине которой издревле лежали приграничные земли Ти’арга; вскоре за её водами начиналось другое королевство – Дорелия, ненавистная и желанная одновременно. Страшный враг для Уны как леди Тоури – и её единственная надежда как волшебницы.
А на севере, в голубоватой дымке, как всегда, высились Старые горы. Дядя Горо время от времени вздыхал, глядя на них, – непонятно, от досады или от восхищения. Мать ехала справа от Уны, болтая с Савией и ещё одной служанкой, совсем девочкой. Эвиарт с помощником конюха – ещё одним их сопровождающим – замыкали процессию.
Дорога нырнула меж двух холмов – крутых и лесистых. Солнце начинало рыжеть, и Уна набросила плащ, прячась от вечерней прохлады. Она помнила это место. Совсем скоро покажется древний и мрачный Кинбралан, прижавшийся к Синему Зубу. Замок, где ей положено быть. Замок, от которого не избавиться.
Несмотря на почти полное безветрие, листья осин слегка шелестели. Что-то в Уне жалко съёжилось от тоски – неожиданно острой; осины, ветви которых украшают гербу Тоури, будто хотят о чём-то предупредить… О чём – в такой спокойный, безлюдный вечер? Наклонившись вперёд, к самой гриве Росинки, Уна изнывала от беспричинного волнения.
