Она поняла, что голова кружится с новой силой.

– Это были не поиски. Их угнали силой, как… рабов.

На этот раз Фиенни долго молчал.

– Мне тоже известно далеко не всё. Но, насколько я знаю, с ними всё в порядке, Тааль. Если тауриллиан дали слово, они сберегут твоих друзей.

«Даже если слово дали через тех отвратительных грифов?» – усомнилась Тааль, но промолчала. Город, исподволь выраставший вокруг, казался ей всё более удивительным.

Они миновали странный дворик и вышли к развилке из трёх широких не то дорог, не то улиц. Здесь стояло то, что осталось от впечатляющего, в три нынешних обхвата Тааль, дерева. Дерево тоже было, разумеется, не настоящим, а вырезанным из гладкого чёрного камня с серебристыми прожилками. Ветви его были голыми, но когда-то на них, наверное, звенели драгоценные листья… Тааль предположила, что дерево служило своего рода указателем. Одновременно ей вспомнилась Серебряная роща, где они впервые встретились с Турием; тревога за него мешала ей восхищаться.

– Нам туда, – сказал её спутник, указывая направо. Там виднелось приземистое строение из розоватого песчаника. Тааль сначала решила, что жара искажает ей зрение: таким оно было громадным – не разглядеть конца… Ступени у входа тоже были розовыми, с коричневыми разводами, и сияли на солнце так, словно время их не коснулось. То здесь, то там Тааль замечала остатки невысоких колонн (нечто вроде беседок?) и изящных каменных скамей, прикрытых навесами из того же странного материала. Кое-где его нежная голубизна переходила в лиловый или салатовый, иногда попадались рисунки с солнцем, луной и созвездиями. Кто знает – может, когда-то эти звёзды могли двигаться, повинуясь искусной магии или тонким механизмам?

– Что это?.. – растерянно прошептала Тааль, как только они приблизились к розоватой громаде. Над входом, само собой, вновь были высечены драконы. Их запечатлели в полёте – рядом, со сплетёнными хвостами, изогнувшихся в странном томлении. Отчего-то Тааль смутилась.

Понаблюдав за её реакцией, Фиенни тихо засмеялся.

– Много веков назад это место звали Лабиринтом. Через него нужно пройти, чтобы попасть в ту часть Города, где живу я.

Тааль отметила, что он не сказал: «Где живут такие, как я»; она опять не стала расспрашивать, боясь проявить бестактность. Пока везде царили такие же тишина и безлюдье, как во всей Пустыне – и как в любых руинах Неназываемых от северных до южных краёв.

– А что было в этом лабиринте? – спросила она и, морщась от боли в неловко устроенных мышцах, поставила ногу на первую ступень. – Какие-нибудь чудовища?

– Нет, зачем же? – (Образ Фиенни постепенно плотнел и наливался яркостью; Тааль заметила даже блёклый румянец у него на щеках. Не оттого ли, что они углублялись в Город?..). – Никаких чудовищ, Тааль. Просто торговые лавочки, и жилища тех, кто победнее, и места, где собирались повеселиться и послушать музыку… Тут было раздолье для певцов и волшебников. Да-да, – улыбнулся он, когда в сером тумане глаз отразилось глупо-изумлённое лицо Тааль. – Когда-то здесь кипела жизнь. Очень разная и не совсем обычная, но всё-таки жизнь.

Тааль пыталась и не могла представить себе такое. Они вошли в высокий проём, и она увидела пустые петли. Возможно, здесь были высокие двери из настоящего дерева? Возможно, они стояли распахнутыми до самого заката, гостеприимно впуская путников?..

Она крепче вцепилась в локоть Фиенни. Теперь ей казалось, что каждый камень вокруг, если дотронуться до него, окажется тёплым от недавнего прикосновения чьих-то рук – или лап, или крыльев.

Со всех сторон потянулись запутанные переходы, пронизанные нишами или подобиями маленьких пещер. Кажется, изнутри пещеры делились на комнаты и могли даже состоять из нескольких ярусов. Фиенни шёл непринуждённо, всегда зная, куда повернуть, но Тааль не удавалось представить, как можно ориентироваться в такой мешанине… Проходы то сужались, то становились широкими, как речные долины. Квадратные сооружения, выстроившиеся у розовых стен непрерывными шеренгами, заставили Тааль ахнуть: они были деревянными, из превосходных, крепких лесных пород. Она легко определяла их на глаз: старина-дуб, сосна, бук, клён, отполированное до блеска чёрное дерево… Неужели сюда доставляли древесину со всего материка?

– Что это такое? – пролепетала Тааль. Она стеснялась бесконечных вопросов, но не могла удержаться. Гулкое эхо разнесло её голос по стенам, разветвило во всех направлениях и закоулках; она лишь сейчас поняла, как потрясающе-прохладно здесь, под крышей. – Какие-нибудь жертвенники, алтари?..

– Ох, Тааль, – опять засмеялся Фиенни – легко и певуче, точно серебряные колокольчики звякнули. У Эоле и то получалось, пожалуй, грубее. – Значит, такую память о себе оставили тауриллиан в Лэфлиенне? Думается, они бы не обрадовались… Это просто-напросто торговые ряды, прилавки. Здесь продавали и обменивали всё на свете – серебро и камни, свитки, карты и стрелы кентавров, и ткани тоньше паутинки, сотканные лесными феями… Боуги везли сюда амулеты и другие магические приспособления, им в этом не было равных; агхи из-под гор – оружие и доспехи, пробить которые не могла даже праща великанов. Твои сородичи приносили в клювах целебные травы и мази – а ещё, конечно, их песни ценились на вес золота. Сюда забредали даже Двуликие, или оборотни, для своих загадочных дел… Я уж не говорю о людях – бескрылых, беззеркальных, двуногих, называй их, как угодно. Их были здесь сотни тысяч, Тааль. Многие жили прямо тут, в Лабиринте, и занимались своим ремеслом. Кожевники, и стекольщики, и кузнецы, и творцы свечей из ароматного воска… Только представь: какой-нибудь седобородый учёный, отложив толстый словарь русалочьего языка, вечером возвращался к себе в каморку, в одну из таких вот пещер – а там его ждала жена-гадалка с хрустальным шаром, и глаза её были жёлтыми от драконьего пламени, на которое она насмотрелась днём…

Голос увлёкшегося Фиенни стал выше и напряжённо дрогнул; Тааль слушала, мечтая не пропустить ни звука. От каждого его слова толпы прекрасных миражей обступали её.

– Русалочий язык?..

– Да, язык морского народа. Услышав его однажды, можно потерять разум, как и от их зелёных безжизненных взглядов… Раковины и жемчуг, белый, будто солнце в Пустыне или снежные шапки на вершинах гор, – о, как люди и тауриллиан восхищались ими! Думаю, эти прилавки ломились от жемчуга, так что агхи завистливо скрипели зубами…

– А драконы?

– Те навесы, что здесь повсюду, строили из скорлупы драконьих яиц. Когти и зубы, кусочки шкуры, кости умерших драконов – всё это были драгоценные товары, дивный сон для любого мага или собирателя древностей. А тем временем живые драконы ревели тут же, за стенами, и летали над садами Города – но магия укрывала сады, спасая от пламени… Да, Тааль, в это трудно поверить, но сады цвели здесь повсюду – в парках, вокруг тихих прудов с зарослями плакучих ив по берегам, и возле сверкающих дворцов тауриллиан. Пьянящая кипень яблонь, и розы ста двадцати оттенков, и лилии, и кусты жимолости – о, в этом знали толк! Садовники Города водились с феями, цветочными и древесными атури (их ещё зовут дриадами, знала ли ты?), так что в этом нет ничего странного… Были и навесные сады, и сады на висячих мостах, сады над головами прохожих: идя по улице, можно было попасть под дождь во время поливки, а над собой рассмотреть парящие в воздухе влажные корни!..

– Но ведь вокруг Пустыня, и вода…

– Волшебство тауриллиан поднимало воду из-под земли, доставляло её прямо от Великой реки с севера, а ещё – из горных озёр. Тогда тауриллиан были ещё в союзе с атури, стихийными духами – отсюда и чистейшая вода, и лучшие камни, и древесина… Музыка играла здесь, не умолкая – и какая музыка, Тааль! Ты, как майтэ, наверняка оценила бы… Состязания менестрелей – я хочу сказать, певцов и музыкантов – собирали толпы со всего Лэфлиенна. А рукописные книги, созданные заклятиями! А головоломки боуги, над которыми месяцами бились мудрецы! А жуткие предания Двуликих-волков, рассказанные ночью, у зажжённого огненным атури костра… Вот чем был этот Город – до того, как стал Молчаливым. То была столица тауриллиан, сердце Лэфлиенна и всего Обетованного, Тааль.