— Говорили же, что к Якутску пойдёте насквозную. Если бы поспешили, то могли бы застать в живых…
— Потому мы и пригласили вас. Уж вы, почтенный…
— Ладно-ладно! Как будто подговариваешь дурака…
— Что вы, что вы? — Сарбалахов сокрушённо вздохнул, взглянул на собеседника и, уже приостывши, стал продолжать: — Так вот. Скорость передвижения зависит от наличия подвод…
— Почему ты это рассказываешь мне? Учишь уму-разуму тупицу или выпрашиваешь у меня подводы?
— Полноте, Митеряй, что за разговор!
— Спрашиваете у меня подводы, так их нет у меня, подчистую забрали «товарищи». Правда, остался один конь, только на нём я сам езжу.
— Этого не говори! Будь излишки, вы бы сами нам предложили…
— Зачем же меня обхаживать, как девку? Я поболее твоего хотел бы спасти своего Бэлерия…
— Желать на словах — этого мало!
— Хватит мутить мне голову. Говори, что нужно!
— Требуются подводы. Много подвод. Генерал Пепеляев отдал приказ, чтобы к его прибытию подводы были приготовлены. Мы должны этот приказ исполнить…
— Затруднительно будет собрать много коней, — выразил сомнение Аргылов. — Лошадей нынче то белые, то красные требуют, да всё с угрозами. Остатки тягла у зажиточных под метёлку вычистили красные. Только бедняков обошли.
— Бедняки ли они, голяки — нас не интересует. Нам нужны их лошади.
— Голь на выдумки хитра — теперь они лошадей своих прячут в тайге, подальше от жилых мест.
— Местный человек сумеет отыскать и спрятанное… Мы просим вас об одолжении, помогите собрать лошадей. Вчера наши люди вернулись с пустыми руками — все загоны оказались пустые.
— Прихварываю я… — попробовал увильнуть Аргылов.
— Уговоры и всё прочее мы берём на себя. Вы просто сидели бы в санях. Что-нибудь подскажете, посоветуете, где искать. К тому же поездка ближняя.
Аргылов сидел поникнув: как тут увильнёшь? Этот отпрыск купца Сарбалаха весь в отца, подлец: ласковый, тихий, чистая сука! Обвёл вокруг пальца и завёл в тупик. Нет, нельзя Аргылову показаться людям в роли указчика!
— Тарас, вы бы подыскали себе другого!
— Мы доверяем только вам и надеемся только на вас. Останемся без подвод, будет плохо, уже тогда-то широко распахнутся ворота для наших бед! Каждый раз Пепеляевы объявляться не станут. Короче, придётся вам поехать.
Считая, что разговор окончен, Сарбалахов повернулся к ротмистру и заговорил с ним по-русски. Выражая крайнее нетерпение, Угрюмов бросил несколько коротких фраз.
Прислушиваясь к чужой речи, Аргылов задумался: обвинял их в медлительности, а они между тем торопятся — вон как приспичило, давай им подводы, как из души две души… И показалось Аргылову, что всё же нельзя не помочь. Дело даже не в совестливости, приходилось ему не морщась обделывать и не такие дела. Но сейчас Бэлерия, Бэлерия надо спасать! Поспеши Пепеляев, может, и вытащат его из беды. Если генерал проиграет войну, право слово, и жить-то не стоит. Во время засилья ревкомовцев голодранцы чересчур уж ликовали. Отобрать бы сейчас у них коней, то-то бы закрутились!
Аргылов подвинул свой стул поближе к Тарасу Сарбалахову.
— Ты знаешь, в какую сторону изменился ум людей? Большевики многих перетянули на свою сторону, и не только бедняков, о них я уже не говорю. Сейчас самый захудалый хамначчит, едва-едва различающий, где восток, где запад, краснее любого красного. Начнёт рассуждать — что твой коммунист! Говорю прямо: на тех, кто станет помогать вам в открытую, люди будут коситься. Если сейчас я стану держать вашу сторону не таясь, то дальше вам от меня никакого проку: уменьшится моё влияние на людей, убавится вес. А я бы мог помогать вам и впредь и во многом…
Сарбалахов рассердился, опять старик Аргылов придумал отговорку! Не ответив на молчаливый вопрос ротмистра, он резко подтянул под себя ноги в чёрных камусных курумах, откинулся назад и спросил:
— Значит, пока ты смилостивишься помочь нам, мы должны сидеть без коней, сложа руки и разинув рты?
Уловив изменение в тоне, ротмистр посуровел и почему-то поправил на ремне кобуру.
О, бедняги, как они стараются выдать себя за важных птиц! Неудивительно, если окажется, что в карманах у них свищет ветер. Что с них возьмёшь? Хорохорятся, пока носятся с ружьём… Погоди, закончится война, будут валяться у меня в ногах. Ну да чёрт с ними…
— Если я не помогу, вы будете сидеть разинув рты? Ну, вояки!
— Ладно, старик! Долго разглагольствовать нам некогда. Так что, надумал?
— Ничего не поделаешь, вы без меня, кажется, пропадёте. Придётся поехать с вами. Покажу, как надо искать. Сиди, сиди-ка! — осадил он вскочившего Сарбалахова. — Условимся: заходить с вами в дома я не стану. Говорите с людьми сами. Будет хорошо, если сами же найдёте и лошадей. Тогда я без лишней кутерьмы поеду дальше. Понадоблюсь вам только, чтобы отыскать тайные загоны. Говорю не из трусости. Хороший игрок своих карт раньше времени не открывает.
— Ладно-ладно! Я верю вам! — опять перейдя на почтительный тон, живо согласился Сарбалахов. Затем он что-то сказал ротмистру. Тот с торжественным видом подошёл к Аргылову и положил ему руки на плечи.
— Молодец!
Хе, «молодцом» назвал. Похвалил, как маленького. Или столь уж ни во что не ставит? Да сам-то ты, плешивый, стоишь ли хотя бы пары рваных торбасов? Движением плеч Аргылов сбросил с себя чужие руки и наклонился взять шапку и рукавицы.
Из слободы в окольный наслег выехали на трёх санях. На первые сани сел Харлампий с каким-то «братом», на других расположились Сарбалахов и Угрюмов. Старику Аргылову отвели третьи сани: чтобы не быть замеченным в такой компании, Аргылов выехал чуть позже и в одиночку. Всю дорогу он силился припомнить, кто имеет какого коня и где может его схоронить. Прежде всего перебирал он в памяти тех, кто при власти красных особенно ему досаждал. И хотя знал, что некоторые из его врагов вовсе коней не имели, он решил науськать своих спутников и на них: пусть поддадут им, подлецам, жару. Не мешало бы кое-кого и вовсе убрать…
Скоро они выехали на открытое место: поле не поле, алас не алас. Даже под снегом видно, покосов нет, заболоченный луг сплошь зарос кочками.
— Остановитесь!
Передние подводы остановились, Аргылов слез с саней и пошёл к ним.
— Видите? — показал он на узкий дымок. — Там живёт старик Чаачар. Конь у него имеется… Для красных Чаачар — свой человек. Красные не то что коня у него отнять, спасибо, что даром второго не дали. Доброй волей коня не уступит, вы его постращайте… Коня далеко увести не может — тягло нужно ему каждый день. Обыщите всё придворье, я вас подожду тут…
— Погоди, а как звать твоего Чаачара по-русски? — спросил Сарбалахов.
— Дарамаев, кажись, его фамилия. А звать — Роман. Но подлеца зовите Чаачар, с него и этого хватит. — Аргылов в сердцах сплюнул. — Каждая собака, как человек, будет иметь ещё и русское имя…
Оставшись один, старик возмутился: он будет сидеть, хоронясь от Чаачара?.. Аргылов с молодых лет привык помыкать Чаачаром. Ровесники они, кажется, и сыновья их, должно быть, одногодки… За быстрые ноги сухощавого парня прозвали Чаачар, что значит «лук». Всю жизнь он провёл в тайге, стал добычливым промысловиком. Вся пушнина его плыла в руки Аргылова. Сам же охотник попал в кабалу, которая из года в год становилась тяжелее. Так карась, попавший в сети, бьётся, чтобы освободиться, но запутывается всё больше. Всякий раз выходило так, что плату за пушнину Чаачар брал в долг за год вперёд. Кормился и одевался Чаачар только тогда, когда прижимистый его хозяин в добрую минуту выделял кое-что от щедрот своих, но это случалось не часто, а голодал он и его семья постоянно. Поэтому Чаачар, появляясь изредка пред грозные очи хозяина, гнул спину в земном поклоне, не смел глаз поднять. Только и слышал от него Аргылов: «Господин мой, стань солнцем, будь луной! Пощади, пожалей». Был он тих и скромен, из тех, про кого говорят: «лежащую корову не потревожит». Должно быть, за весь свой век он ни разу ни с кем не поссорился. Зато сын его — и в кого он такой удался? — рос задиристым, острым на язык парнем. Да, слава господи, рот его набился чёрной землёй, сгинул он. Парень этот возил на Бодайбинский прииск грузы Аргылова. Говорили, что он там склонял других: мол, выставим хозяину свои требования. Доведись этому паршивцу дожить до победы красных, он бы хозяина своего в землю втоптал, плясал бы у него на спине. Четыре года назад зимой он не вернулся — привезли его мёрзлый труп. Говорили, где-то схватил простуду и проболел лишь несколько суток.
