Наступил решительный момент. Около полугода назад, ещё в сентябре, было известно, что рано или поздно этот момент настанет. Сила на силу, примеривались с обеих сторон, как борцы перед схваткой, и они — наши враги, и мы — их враги. Первый удар выпало нанести им, и тут-то всё поднялось!

Старик Аргылов рассчитывал отсидеться. Когда белые победят и настанет пора «собирать белок», он тут как тут вынырнет, как сухая щепка из водоворота. Но складывалось по-другому — на четвёртый день после взятия Амги ранним утром к Аргылову внезапно ворвался кривоногий вооружённый человек, одетый в волчью доху. Отбросив на затылок наползающую рысью шапку, он вместо приветствия застучал об пол прикладом и, срываясь на крик, спросил:

— Где тут хозяин дома?

Ааныс, взбивая мутовкой ^кэбер в горшке, бросила тревожный взгляд в глубину дома, а незваный гость уверенно направился в ту сторону, куда невольно показала ему взглядом Ааныс, и дёрнул лежащего к нему спиной Аргылова за плечо:

— Вставай!

Чтобы выиграть время и догадаться, кого принесла нелёгкая в такой час, Аргылов молча перевернулся на спину и сделал вид, будто протирает спросонья глаза. Голос был знакомый, но лица, которое смутно угадывалось между шапкой и шарфом, — такого лица Аргылов никогда не видел. Бросился в глаза глубокий шрам на левой щеке до виска и поблёскивающий маленький злой глаз. У Аргылова неприятно ворохнулось в душе.

— Какие новости? — спросил старик.

— Я к тебе не за тем, чтобы рассказывать новости! А ну, пошевеливайся!

Аргылов порядочно струхнул, приняв чужака за красного: «А вдруг узнали, что был проводником у пепеляевцев?» Приглядевшись внимательней, он, однако, успокоился: на красного не смахивает. Те хоть и покрикивают для острастки, но всё же ведут себя иначе. Этот негодник определённо, беляк, свой, значит… Одно из двух: или наглец совсем не имеет понятия, с кем разговаривает, или попросту дурак. Ну, погоди у меня!

— Вставай, поедем!

— Куда?

— В слободу.

— А туда… зачем?

— Господа велели доставить тебя.

— Зачем?

— Разве я знаю — зачем? Велят доставить — я доставляю. Скажут увезти — увезу, зарезать — зарежу, не поморщусь. Вот так возьму…

Незнакомец нагнулся было к Аргылову, но старик вдруг пружинисто вскинулся, как прут-насторожка у сработавших силков.

— Стой! Убери лапы!..

Незнакомец отпрянул.

«Зачем я им понадобился? — думал Аргылов. — Это же догадались вооружить круглого дурака! Нет уж, милые, с Аргыловым вам придётся теперь разговаривать вежливенько, с оглядкой. Дур-рачьё!»

Аргылов проворно встал — не хотят ли они сообщить что-нибудь о сыне? Может, есть что-нибудь такое, чего нельзя передать через гонца?

— Подожди меня там. Сейчас оденусь.

Гость закосолапил в сторону камелька, неслышно ступая ногами в длинных курумах, сшитых мехом наружу. Подкравшись к Ааныс, он бесцеремонно опустил свой толстый грязный палец в горшок.

— Ой! — воскликнула женщина.

Незнакомец с ружьём облизал палец и удовлетворённо мыкнул. Затем небрежным жестом он отстранил хозяйку в сторону, цепко ухватил горшок и легко, будто в другой горшок, опрокинул его в себя. Опорожнив посуду, человек утёрся рукавом волчьей дохи и прошёл за печку. Чуть погодя он вернулся оттуда с большим куском жирной конской ребрины и вытащил из-за голенища длинный нож. Вцепившись зубами в мясо и ловко отрезая от куска у самых губ, он принялся жевать. Ааныс с испугом наблюдала за ним.

Аргылов между тем оделся и взял с загрядки рукавицы.

— Поехали!

Сначала он вознамерился было поехать на своём коне, но раздумал: попадётся какой-нито паршивец да отнимет лошадь. На нужды войны…

Попутчик всё ещё трудился над прихваченным с собою куском мяса. Аргылов взял у него вожжи.

Проехав некоторое время молча, Аргылов спросил попутчика:

— Как тебя зовут?

— Хар-лам-пий… — с набитым ртом пробормотал тот.

— Родом откуда?

— Усть-майский.

Аргылов быстро обернулся: не вор ли Харлампий? Он! Краем глаза взглянул на громадный нож в руках Харлампия: и впрямь не поморщится! Лет шесть-семь назад Аргылов видел его в улусной управе, Харлампий был пойман на краже скота. Это он! Вот почему давеча голос его показался знакомым. В те времена у него шрама не было, наверно, позже его схлопотал. Одежда явно с чужого плеча: рысья шапка мала, даже лопнула по боковому шву, рукава дохи чуть ниже локтя. Ясное дело — убивал и раздевал.

Сопя и утробно вздыхая, Харлампий высосал мозг из костей и неожиданно манерным жестом бросил их вбок дороги. Вслед за этим Аргылов почувствовал, как сосед вытирает лезвие ножа о его спину. По телу старика прошёл озноб.

— Старик, мы не едем, а ползём. Вдарь! С потягом, чтобы спина прогибалась! Чего жалеть, не век на них ездить!

Схватив лозу, Харлампий яростно хлестнул, и лошадь понесла.

Добравшись до слободы, они заехали во двор большого дома купца Корякина, где помещался штаб пепеляевцев. Не так хотелось бы Аргылову явиться в штаб. Ему хотелось бы на глазах у всех пройти под конвоем этого вооружённого разбойника: дескать, глядите, люди добрые, Аргылова повели в штаб насильно! Как знать, впоследствии, если обстановка изменится, это сослужило бы службу. Но случилось иначе. Завезя старика прямо во двор, Харлампий не дал ему времени ни оглядеться, ни отряхнуться, а сразу повёл в дом.

— ^Брат командир, доставил! — отрапортовал он. Подражая военным, Харлампий попытался приставить винтовку к своим кривым ногам.

— Разве мы сказали «доставь»? Тебе говорили «пригласи»! — Поднимаясь из-за стола, Сарбалахов обратил к Аргылову приветливое лицо. — О, старик Митеряй, здравствуй! Познакомься: ротмистр Угрюмов Николай Георгиевич.

Услышав своё имя, русский военный приподнялся и лёгким кивком склонил голову, а Сарбалахов указал Харлампию на дверь:

— Ты иди. Понадобишься — позовём.

Харлампий нехотя повернулся и вышел, со стуком волоча винтовку по полу. Русский, презрительно скривив губы, молча проводил его взглядом.

— Какие новости? — вглядываясь в лица хозяев, осторожно осведомился Аргылов.

— Ждём их от вас, почтенный Митеряй. — Сарбалахов любезно усадил старика на стул.

— Откуда новостям взяться у меня? — проговорил Аргылов, не спуская испытующего взгляда с лица Сарбалахова и пытаясь угадать: приятную или плохую весть предстоит ему услышать.

Помолчали.

«Мнутся чего-то. Может, беда какая…» — встревоженно подумал Аргылов.

— Позвали зачем?.. — еле выдавил он.

— Старик Митеряй, вы сами знаете, в чём нуждаются военные люди, — сказал Сарбалахов. — Мы пригласили вас как старшего и по возрасту, и по уму… Так что уж постарайтесь, выручите нас…

Старика Аргылова, уверовавшего почему-то, что ему сообщат о сыне, льстивые слова Сарбалахова застали врасплох. Обрадовавшись вначале, он затем разозлился: «Только о себе заботятся, на мою беду им начхать».

— О моём Бэлерии что-нибудь вам известно? — напрямик спросил Аргылов.

— Н-нет…

— Мой сын поехал с важным заданием. Вы о нём позаботились?

— Заботимся, заботимся, да красные не тот народ, чтобы одолжить ключ от тюрьмы.

— Не скалься! Давно ли вы обещали вызволить Валерия из беды? Что сделали? ^«Суох» да «суох». Или вы уже вычеркнули его из живых?

Заметив, что старик рассердился, ротмистр что-то сказал Сарбалахову. Тот пересказал разговор с Аргыловым, затем, выслушав русского, вновь повернулся к Аргылову — уже без улыбки.

— Старик Митеряй, хотя вы и вправе сердиться, но всё же ошибаетесь: никто не намерен шутить. Все мы ходим по острию ножа. Мне могут сказать хоть сегодня: «Иди!» — и я пойду. Напрасно обвиняете нас, что не заботимся о судьбе вашего сына. Вчера направлен в Якутск человек с заданием вызволить Валерия из беды. Об этом знает также ротмистр Угрюмов.

Ротмистр, услышав своё имя, снова закивал головой.

«Врут! По глазам видно, что врут!» — отметил Аргылов.