Мы то, что мы помним,

Все, что стерто из нашей памяти,

Считай, не существовало…

Эта история началась задолго до того как я смогла воскресить ее в своей памяти. Пройдя время, пространство, множество планет и событий она застала меня ранней осенью, под теплым солнцем и желтой листвой.

В то время я была совсем юной и несмышленой девушкой, живущей с мамой в не большом доме, на окраине города С. , мечтающей о том, что в этом мире было не возможным, и от этого он казался мне тесным, унылым, безнадежным …

Мама назвала меня Эмили, но чаще всего все мои знакомые звали меня просто, Эмм. Трудно рассказать хоть что-то о той жизни, ведь это было так давно, и множество событий уже стерлось из памяти, оставив только немного светлых пятен глубоко в сознании.

И так, как я уже сказала, это случилось осенью, в начале октября.

С детства я считала ее самым прекрасным временем. Казалось, только слепой не мог увидеть всех красок, страстей этого времени, ведь осень пора любви, накопления запасов, опыта, осень время прощаний. Эта осень началась для меня с прощания.

Мой самый лучший друг, женился на едва знакомой, я бы сказа на первой встречной, девушке.

Все самые яркие воспоминания были связанны с этим близким для меня человеком. Мы родились в один день, жили в домах по соседству, росли вместе и понимали друг друга без слов, словно одно целое. Все и считали нас одним целым и когда говорили о ком-то одном, то обязательно подразумевали второго. Вопреки мнению общественности нас не связывало ни чего кроме дружбы, но это чувство было настолько сильным, что ни одна любовь могла бы сравниться с ней. По крайней мере, так мне казалось тогда, до тех пор, пока он не встретил ее.

Моего лучшего друга звали Питер, или просто Пит, либо Пити, как я его всегда называла. Пит и Эмм неразлучны, так считали все, пока в нашей жизни не появилась она, его вторая половинка. Бесконечно прекрасная, завораживающая, волнующая. Каждое ее движение было столь плавно и грациозно, что даже лебеди казались на ее фоне, чем-то грубым, неотесанным. Она была теплым морским ветром, нежно касающимся цветов на побережье, заставляя их источать нежнейший аромат и отдавать его миру. Не спорю, она была несравненна, прекрасна, ослепительна. Она в считанные дни подавила волю Питера, полностью подчинив его себе, и уже через месяц их знакомства он сделал ей предложение. Я не верила, в то, что это может быть серьезно, и никто не верил, но все вокруг были на столько, заворожены ею, ее безмолвием, бледностью, и нежностью, признаюсь, даже я не представляла для Пита ни кого, кто бы подходил ему лучше нее.

Шло время, все вокруг сочувственно смотрели на меня, ведь были уверенны, что придет день, и мы дадим с Питером клятвы любви и верности друг другу. Но никому не приходило в голову, что моя грусть и страх никак не связана с потерей в лице друга предполагаемого супруга. Нет, я никогда не могла представить его в этой роли, все было гораздо страшнее, теряя его, я теряла почву под ногами и оставалась один на один с пугающим меня одиночеством.

День свадьбы приближался столь стремительно, что от этого становилось жутко, словно кто-то высасывал из меня остатки самообладания и радости. Глубоко в душе я радовалась за друга, но все мое естество противилось этому союзу, ведь я лишалась самого дорогого и понятного в жизни.

И вот он, столь пугающий меня день свадьбы, настал. Все словно в тумане, подъем, завтрак, ванна, не долгие сборы, дорога до церкви, венчание Питера. Его тихое, – Да, – ее уверенное, – Да, – и поцелуй скрепивший их судьбы навечно, разрушив мою собственную навсегда. Затем снова дорога, мы едем на пирс, который тепло встречает нас солнечным днем и легкой прохладой от моря, бьющегося о скалы где-то там внизу.

– Какая ирония, – думала я, – здесь на этом самом пирсе, мы провели с Питером столько бессонных ночей, мечтая о том какой будет наша жизнь. Больше нет нас, – почему то крутилось в моей голове, – есть только я. После свадьбы Питер собирался навсегда уехать из этого города, как мы и мечтали. Вот только в этих мечтах больше не осталось места для меня.

Гости постепенно заполняли большой шатер, специально подготовленный к свадьбе, не далеко от пирса, так свободно парящего над обрывом и пугающего своей высотой. Когда мы были детьми, я боялась заходить на него, мне казалось, что как только я окажусь на его скрипящих досках, он сразу же рухнет вниз и исчезнет в холодной, пенящейся воде, поглотив меня вместе с собой.

– Какая глупость,– думала я, стоя и глядя в бескрайнюю синюю морскую гладь. Море сегодня было, на удивление, спокойным.

– Эмили, – окликнула меня мама, оторвав от самого важного наблюдения в моей жизни, – они приехали, – добавила она и пошла в шатер к остальным гостям.

– Иду,– прошептала я, и легкий ветер понес мой шепот над бесконечной гладью.

Набрав воздуха в грудь, и вымученно улыбнувшись, я вошла в праздничный шатер.

Молодых тут пока не было. Гости, расположившись максимально удобно, занялись поглощением многочисленных угощений на столах.

Я была почетным гостем и по праву лучшего друга получила самое удобное место на всей этой церемонии. Все вокруг сияли, веселились, и наверняка только мне одной на этом празднике жизни и любви было не по себе. Что тревожило меня, я не знала, что-то мучило, жгло изнутри. Эгоизм, самолюбие? Сердце бешено колотилось с каждой секундой все быстрее, и ныло, словно должно произойти, что- то невообразимое, словно вот-вот я потеряю смысл в этой пустой и никчемной жизни. Но ничего не происходило, ничего, пока я не увидела Питера.

– Что с ним?– звенело эхо в моей голове, холодным расползаясь по венам, ведь он был бледен, тосклив. Каждое движение неуклюжего и слегка угловатого тела друга, почему-то вызывало во мне сострадание. Его взгляд казался пустым, безжизненным, как будто кто-то высосал из него всю жизненную энергию и силой заставил идти на этот праздник.

– Пит, милый, все в порядке, у тебя все хорошо?– наконец добравшись сквозь толпу гостей, до побелевшего, словно смерть молодого человека, поинтересовалась я. Но чем ближе мы были друг к другу, тем хуже мне становилось. Было не выносимо, спокойно смотреть на него, словно это был другой человек, просто оболочка того, кого я знаю и люблю. Он был безмолвен и бледен, словно привидение. Его руки, синие и холодные как лед, дрожали, словно он жутко замерз. Как будто его ледяная рука, страх сковал мое сердце. Я хотела что-то сделать, как-то помочь, но на все мои призывы он не отвечал, совсем не замечая этого, словно я не существую. Не выдержав пронзающей легкие боли, мое тело превратилось в один огромный ком, а на глаза навернулись слезы страха и отчаянья. Но он по-прежнему не обращал на меня никакого внимания.

Вдруг появилась она, Миа, столь грациозная и нежная, в легком белом платье до пола, переливающемся на свету, как будто наполняя все вокруг сиянием, от этой сладости у меня даже скулы свило. Однако, Пит, при ее появлении замер, перестал дрожать, расцвел, заулыбаться и как заколдованный, смотрел, на нее не отрываясь.

Гнев, ярость, ревность и самолюбие ударили меня еще больнее, чем молчание друга. Он не замечал меня, ту, которая столько лет подряд была его поддержкой и опорой во всем, и все из-за кого, из-за этой снежной королевы? Я возненавидела ее в тот момент, и возненавидела, Пита, за его предательство, за его щенячью любовь к ней. Я, наверное, смогла бы возненавидеть его еще больше, даже стать его врагом, но Пит, вдруг стал жадно глотать воздух ртом, и синеть прямо на глазах. Через секунду, он уже лежал на полу и не двигался, а его прекрасная жена стояла в нескольких метрах от него, и молча с кроткой улыбкой, смотрела на теряющее жизнь тело.

– Пит,– кричала я, падая рядом с ним на колени, пытаясь хоть как-то помочь, поймать эту хрупкую и ускользающую из его тела жизнь и вернуть обратно.