Ссадины портили её нежную кожу. В душе его снова закипела ярость.

— Я опять буду разговаривать с матерью-настоятельницей.

Габриэль проследила его взгляд, без труда установив, что он подразумевал под последними словами.

— Это всего-то маленькие царапины. Я едва чувствую их.

— Из-за такого вот пустяка ты подверглась унижению, создающего тебе невыносимые условия проживания!

— Папа, наказание мне заслужено.

— Нет!

— Ах, папа! — Габриэль готовилась свести беседу к шутке и улыбнулась мягкими губами. — Ты, не думая, назовёшь дьявола ангелом, если он спрячется в моём теле.

— Ты настоящий ангел.

— Нельзя так говорить! — Габриэль казалась сейчас шибко обеспокоенной. — Мне трудно жить с такими высокими требованиями.

— Ты уже живёшь так! Неужели не видишь этого?

Габриэль широко раскрыла серебристо-серые глаза, в которых промелькнул взгляд её мамы Шеннон.

У Жерома засаднило горло, когда он продолжил:

— Твоя учёба кончена, а что касается этого монастыря, то с меня хватит. Ты сей же миг поедешь домой вместе со мной.

Габриэль замерла от неожиданности. Он ощутил, что её разрывают противоречия.

Колеблясь, она ответила:

— Это странно, лишь мгновение назад я была уверена, что не прозвучат такие слова, которые я хотела бы услышать больше, чем-то, что ты сказал сейчас. Но…

— Дальше продолжать бесмысленно. Собирай свои вещи, — проговорил он.

— Нет, папа. Умоляю, пойми. Несколько минут назад я разозлилась, как и ты сейчас, потому, что меня послали работать в полисадник. Но внезапно я осознала, что сестра Мадлен научила меня многому, чем это входило изначально в её намерения. Она принудила меня подумать над моими поступками. И видя теперь, что ты огорчился, я благодаря ей, осознала, насколько ответственна привилегия быть любимой. Эту ответственность, как и счастье, человек может дарить вместе с любовью…

— Габриэль…

— Я отчего-то думаю, что этот урок станет намного полезнее многих остальных, которые я получила в прошлом. А что касается уехать сейчас… Поступить так при сложившейся ситуации станет равным признанию поражения. Я не терплю поражений, папа.

— Габриэль…

— Я хотела бы доказать, что я сильная, нежели слабая, и имею характер, чтобы довести это дело до конца. Осталось всего несколько месяцев… — Габриэль внезапно замолчала, а глаза заблестели. — Я думаю, что мама одобрила бы то, как я поступаю.

Тёплая волна окутала Жерома, и опять горло засоднило. Габриэль до крайней степени близка по духу своей мамы, хотя едва помнит…

Он не мог ей отказать и прошептал:

— Если ты так хочешь. — Габриэль порывисто поцеловала его и он вынудил себя улыбнуться. — А вот что… зачем же я приехал…

— Да, да! — К нему вернулась прежняя Габриэль. — Ты привёз то, что давно обещал?

Пуанти не сказал ни слова, пока она распаковывала большую коробку, которую он вытащил из укромного уголка, а потом, крича от радости, рассматривала сшитое в Британии роскошное платье из шёлка и бархата. Жером смотрел, как она приложила платье к себе и возбудившись, тараторила о том вечере, когда впервые наденет наряд. Он попрощался с Габриэль, стоя в приёмной монастырской школы и смотря, как она удаляется по лестнице.

Как только она поднялась по ступеням, он приказал ожидавшему его кучеру забрать коробку с платьем. Неторопливо и решительно Пуанти пошёл в кабинет главной монахини. Он постучал, потом вошёл, услышав тихий ответ.

Мать-настоятельница с торжествующим лицом ждала его.

— Чем могу служить вам теперь, господин Пуанти?

— Вопрос не касается того, можете ли вы служить мне. Вопрос касается того, смогу ли я теперь служить вам. — Его лицо резко превратилось в злобную маску, и он заскрежетал: — Не пришёл бы я внезапно сегодня увидеться с дочкой, ваше отношение к ней так бы и оставило меня в неизвестности. Мне страшно представить, сколько раз вы или ваши сёстры подвергали Габриэль подобным обращениям, ведь лишь теперь до меня дошло, что некоторые трудности, связанные с пребыванием тут, она утаивала от меня. — Жером выдержал паузу, стараясь держать себя в руках, а потом продолжил: — Габриэль убеждена, что заслужила унижение, которому вы подвергли её сегодня. Но я думаю по-другому! Я требую убрать подобные перепалки, если монастырская школы и дальше рассчитывает на мою поддержку и помощь тех благотворителей, которых я привлёк!

— Господин, я уверена, что Габриэль превосходно понимает справедливость такого наказания.

— Она — моя дочь, и только я имею право судить об этом! Я привёл её к вам, чтобы она получила образование, а не подвергалась унижению!

— Господин Пуанти, пока Габриэль состоит на нашем попечительстве, мы в ответе за её благополучие. Мы могли бы заслужить упрёк в небрежном к ней отношении, если бы не приучали её к дисциплине, которая нужна для достижения подлинного взросления.

— С Габриэль не должны обращаться, словно она обыкновенная рабыня!

— Мы обязаны трудиться ради нашего спасения.

— Но не Габриэль!

— Господин, прошу понять меня и сестёр, мы слишком любим Габриэль, чтобы портить её, ослабив попечительство, — тихо произнесла мать-настоятельница.

Бешеная ярость виднелась на его лице, когда он зарычал:

— Я не хочу больше обсуждать это! Хватит и того, что я вас предупредил!

Жером Пуанти молча выдержал несколько секунд, чтобы важные произнесённые им слова в полной мере отразились в напрягшемся лице монашки, и стремглав вышел, оставляя за собой разлитую по воздуху ярость.

***

— Она в одиночестве работала в полисаднике, капитан.

Рассказ матроса Портерия был встречен молчанием. Капитанша лежала на завешенной шелками большой кровати. Спальня Клары Буш по-прежнему служила ей единственным относительно безопасным убежищем в городе.

Худой, жилистый моряк невольно замер, подмечая, как напряжённо смотрит на него взгляд капитанши Уитос. У неё был настолько мрачный взгляд, что от него пробирала дрожь, а спина покрывалась каплями пота. Раптор, Хищник… Да, капитанша заслуживала это прозвище в большей степени, чем сама представляла себе. Некоторые из команды ощущали себя спокойно под её пронизывающим взглядом, хотя все, безповоротно, уважали эту женщину. По лицу Портерия промчалась тень, когда в его сознании возникло судно «Сити Айленд». Его опять ужаснула картина паники, охватившей корабль в момент боя с британскими пиратами и гибель капитана и первого помощника. Уитос, которая раньше была простым матросом, решительно приняла на себя командование и так повела орудийный огонь, что они сумели отбить атаку и скрылись. «Сити Айленд» обратилась в бегство, но страх поверг людей в состояние, близкое к безумию. Все знали, что ещё ни одно судно не уплыло невредимым от британских пиратов, и они обречены погибнуть.

В этот миг над ними сгустился туман, давший надежду на спасение. Новый капитан сумела окончательно развеять страх и силой своего примера вселила в их сердца мужество. Она обещала, что под её управлением им гарантирована справедливость, которой они никогда бы не увидели при действовавшем морском праве. Дисциплина и строгое выполнение взаимных обязательств стали нормой жизни на судне с того дня. Люди с начала уже знали, что капитаншей руководит жажда отомстить, очень глубокая, личная и не всегда ясная другим, но они положились на неё.

С той поры прошли годы, которые показали, что их судьбы находятся в верных руках. Любой из них без колебаний последует за ней до конца, даже если очутится в пекле ада. Да, капитан Уитос стала Раптором. Ну что ж… благородная хищница, подкрадывающаяся к беззащитной жертве.

— Она работала в полисаднике в одиночестве так поздно вечером? — переспросила она.

Неожиданный вопрос капитанши прервал мысли Портерия, и он поспешно ответил:

— Молодая госпожа не ладит с порядками в монастырской школе, так считает мой друг, который прислуживает там на кухне.

Портерий не уточнил, что его «друга» зовут Жанна Лу Синклер, и это милое имя принадлежит бабе с короткими ногами и без признаков талии, которая выполняет в монастырской кухне самую грязную работу, чтобы освободить монашек для более важных дел. Он также не добавил, что Жанна была без ума от него, и понадобилось подкинуть лишь пару слов о том, что его интересует, как она поведала всё, что знает. Получалось, что Габриэль Дибос не слишком нравилась Жанне.