— Так вот, об Орите. Парень храбр до безрассудства. Чтобы не погубить его, мы вынуждены отряжать двух своих лучших бойцов для присмотра за ним. Сам понимаешь, они не столько сражаются, сколько трясутся над Оритом. А мы не настолько многочисленны, чтобы позволить себе выключать из боя двух человек. У нас дерутся все. Даже повара.

— А что могу я? — удивился юноша.

— У вас подобрался славный десяток. Что, если б на время боя, вы взяли Орита с Миданой к себе? Фидий ведь и прикрикнет, и похвалит вовремя. А у нас Орит — любимчик. Избалуют, захвалят — и пропал парень!

— Так поговорите с отцом.

— Это само собой, махнул рукой Аркадец. — А ты пригляди за ним, помоги когда, и главное — воли ему не давай. Ему ведь дозволь, он на тысячу в одиночку кинется. Договорились, Афинянин?

— Хорошо, я попробую. Только что это вы меня всё: афинянин да афинянин? Вроде как попрекаете, что я не в Пелопонессе родился. Мне что — вас тоже по месту жительства величать?

— Не обижайся, — засмеялся Герд. — Мы не нарочно. Это фессалийцы тебя Афинянином прозвали. Имени-то не знают. В легенду входишь! На днях сам слышал, говорят, будто ты в ночном бою две сотни искромсал, а у коня твоего подковы золотые и из ушей дым идёт. Отдайте, говорят, нам Афинянина, мы с ним, дескать, через месяц Атлантиду по камешку разнесём.

— Ишь какие шустрые! — усмехнулся Кан.

— Выпей ещё, — Герт протянул руку за пустой чашей, но Афинянин отрицательно покачал головой:

— Мне пора, я и так задержался, попадёт.

— Разве Фидий не понял, что тебя вызываю я? — надменно приподнимая правую бровь, протянул Кэнт.

— Фидий-то понял, да кроме него у меня личный командир появился. Для него вся военная иерархия — пустой звук! За ночной бой и то влетело.

— Такому командиру, наверное, очень приятно подчиняться! — подмигнул Энох.

— Ему-то приятно…  — вздохнул Кан.

Когда утром Ритатую доложили о побеге пленников все, виновные и невиновные ожидали крупного разноса, однако архистратег весть воспринял внешне абсолютно спокойно.

— Сколько их было? — спросил он только.

— Сорок шесть.

— Почти полусотня, — отметил Ритатуй. — Представляю себе, что они натворили по дороге! Да-а-а…

Отпустив помощников, он прилёг и крепко призадумался. Его не волновало то, что у противника стало на полсотни больше вояк, а у него самого примерно столько же убыло. Не жаль ему было и коней. Но то, что с появлением беглецов у атлантов поднимется боевой дух, который они порядком подрастеряли за пять дней мелких неудач, архистратега союзного войска раздражало и беспокоило. Поправить дело можно было только весомой победой, да такой весомой, чтоб захватчики и вспоминать забыли обо всём, что было до этого.

— Эй, Эзикл! — крикнул полководец. — Пошли кого-нибудь за Шатом.

Едва Гетид переступил границу шатровой тени, Ритатуй поднялся. Не отвечая на приветствие, он подошёл к Гетиду вплотную.

— Скачи к Кэнту, — сказал он вполголоса. — Пусть немедля соберёт всех подручных — и ко мне. На обратном пути заедешь к Меласу и пригласишь, пригласишь — понял — его приехать. Ясно?

— Ясно, стратег!

При всей своей развязности и легкомыслии Шат, тем не менее, был отличным солдатом. С чёткостью, сделавшей бы честь любому гвардейцу, развернувшись на месте, он со всех ног бросился исполнять приказание. До него уже долетели слухи о ночной неприятности, и, сопоставив её с вызовом в ставку Кэнта, Шат понял, что не сегодня-завтра шестой когопул получит хорошую встрёпку.

Поэтому, исполнив поручение Ритатуя, неугомонный Гетид решительно повернул коня и снова отправился на правый фланг. У костра Норитов было шумно и весело. Орфей напевал озорную песенку про жеребца, который подавился гусём, принесённым в жертву беспощадным Мойрам; остальные, хохоча, подпевали. Шата встретили с радостью, угостили вином с мёдом, заставили рассказать анекдот и плотно накормили. Улучив минутку, когда общим вниманием снова завладел Орфей, Гетид отозвал в сторонку Кана и Фидия и поведал им о своих наблюдениях.

— Вот, гадство! — чертыхнулся Афинянин. — Я же предупреждал. То, что простые пленники утекли — хрен с ними! А вот Клет, Петнафс и Молос ещё натворят бед!

— Значит, бой сегодня или завтра? Фидий задумчиво посмотрел на веселящихся подчинённых. — Ну что ж, боя мы не боимся.

— Вы же знаете, что Белые Султаны — крепкий орешек, — сказал Шат. — Резня будет нешуточной. Я сейчас же иду к Медису, пусть просится к вам со своими цепниками, мы тоже постараемся присоединиться. Да, командир, это правда, будто Литапаст снова пытался тебя свалить?

— Правда, но больше ему это не удастся.

— Держись настороже всё-таки. От этого мерзавца всего можно ожидать. А то, глядишь, какой-нибудь шальной дротик…

— Не боись, не поддамся, — заверил друга младший Норит.

Пока Шат совещался с бывшим своим командиром, в шатре Ритатуя шло гораздо более важное совещание.

— Я представляю, как над нами сейчас потешаются в атлантском лагере, — со сдержанным гневом говорил архистратег, — а когда противник превращён в посмешище, его никто не боится. Поэтому бой вам предстоит тяжёлый, я бы сказал больше смертельно опасный. У тебя, Кэнт, сейчас под рукой тысяч восемнадцать. Так?

— Около этого.

— У Флика примерно столько же, однако для полной уверенности в успехе, я передаю вам две тысячи щитоносцев из своего личного резерва. Возьмите также цепников, ими командует Медис, такой человек вам пригодится. Цепников предлагаю использовать лишь для подавления очагов особо упорного сопротивления, а щитоносцы мои против Султанов слабоваты, поэтому в бой их следует бросить только в самом конце, когда ребята Флика подвыдохнутся.

— Скажи, стратег, а что если атланты двинут нам во фланг четвёртый когопул? — Изолий посмотрел прямо в глаза Ритатую.

— Скоро сюда прибудет Мелас Фивский. Он со своими перекроет дорогу и четвёртому, и, если понадобится, восьмому когопулу. Сил у него достаточно. Насколько мне известно, резервов за левым флангом у атлантов нет — вам будет противостоят только Флик.

Наступил полдень, когда в лагере правого фланга союзной армии заиграли тревогу. Через минуту поднялся такой лязг, что пикеты поневоле стали оборачиваться, чтобы узнать, что случилось. Затягивая поясом свой чешуйчатый панцирь, Кан обратился к старшему брату:

— Сейчас прибудут Орит и Мидана, десятник.

— Зачем? — удивился Фидий.

— Их временно придают нам. Кэнт настаивает, чтобы Орит сражался рядом со мной.

— Нашим легче, — отозвался Леон. — Фидий, у тебя скоро будет не десяток, а сотня.

— Кем же тогда будет считаться дядюшка Априкс? — со смехом спросил Кул.

— Двухсотником, видимо…

В считанные минуты воины облачились в доспехи, и вот уже десятки сомкнулись в сотни, сотни в тысячи, а тысячи стремительно заняли положенные им места в трёх походных колоннах — пелопонесской, фракийской и аттической. Отдельно выстроились фивяне и цепники. Не прошло и двадцати минут, а войско уже готово к походу.

Вот двинулись бойцы южной Ахайи, сотрясая землю мерным шагом тысяч ступней. Небольшая колонна афинских воинов марширует в центре, следом за ней пристроились цепники, а Священный Фивский отряд примкнул к упорным, неподатливым в сече фракийцам. По замыслу Кэнта, лучшие бойцы Эллады должны были, в случае надобности, либо прикрыть левый край от фланговой атаки, либо стремительным ударом во взаимодействии с бойцами Элиота, отрезать атланским выкормышам путь к отступлению. Двухтысячный отряд щитоносцев, пропустив основное войско вперёд, следовал за центром в трёх стадиях.

Шли долго, выслав вперёд разведчиков. Кан шагал крайним слева. Впереди покачивалась широкая спина Леона, сзади слышалось размеренное дыхание Кула; оборачиваясь, младший Норит за сыном Изолия мог заметить подрагивающий при ходьбе гребень шлема своего брата Гифона. Справа переставляла свои хорошенькие ножки Венета. Она отказалась остаться в лагере и никому не позволила нести свою сариссу. Сбоку от сестры — третьим слева топал Кэм. Перед Венетой и Кэмом шли Орфей и Эвридика. Прекрасная фракийка так и не успела заново оперить стрелы. Справа от Кула образовалось пустое пространство — это место должны были занять Орит и Мидана. Ну, а замыкали строй десятка три самых опытных его члена: Гифон, Фидий и Торит.