— Поверь, дядюшка Априкс, в мыслях не было тебя обманывать, — с тяжким вздохом ответил стремительно повзрослевший в эту ночь Канонес Норит. — Страха почему-то совсем нет, видно я весь в батюшку уродился. Гадостно мне, ощущение такое, будто в дерьме по самые локти вымазался. Я сегодня, дядюшка, войну возненавидел. Брезгую ей.

— Бывает, — помолчав, молвил мудрый Априкс, за долгие годы командования сотней навидавшийся всякого. — Ты прав, малыш, война и вправду грязное дело. Но необходимое. Чистка конюшни тоже не самое приятное занятие, но если хочешь, чтобы конь твой был здоров, делать это нужно регулярно. Ты скоро сам это поймёшь, когда посмотришь, что враг на твоей земле вытворяет. А пока просто поверь мне на слово — оборонительная война дело грязное, но святое, недаром её покровительницей считается дева Афина.

Они помолчали, глядя на крохотные язычки огня, пробегающие по углям.

— Какое у тебя впечатление от встречи с атлантами? — спросил Априкс минуту спустя. — Каковы они в бою?

— Их было двое, — Кан подбросил в костёр пару небольших хворостин. — Одного мы подранили — я его копьём зацепил. Так второй нас на себя взял, пытался увести в сторону. И это ему удалось. Бился он мастерски, мечом владел не хуже Кула. Просто он не ожидал, что я пинаюсь, как конь, — он нервно хохотнул и поперхнулся. — У меня до сих пор ступня от удара гудит — больно панцирь у него твёрдым был…

— В следующий раз легче будет, — напомнил сотник. — Победы вселяют уверенность. Смотри только, не зазнайся. Не считай врага глупей и слабей себя, он может прикинуться и дурачком, и дохляком — в бою все средства хороши, если позволяют одолеть противника.

Беседа с Априксом, добрым соседом и легендарным сотником притупила чувство гадливости, Кан постепенно пришёл в себя:

— Такому великому воину, как я, вражеские уловки по барабану! — улыбнулся он в ответ на советы Априкса. — Добрый замах и богатырский удар — вот на чём зиждется моя концепция рукопашного боя.

— Брысь отсюда, полуночная балаболка! — фыркнул сотник. — Да смотри у меня — если завтра, хоть пятнышко на клинке или доспехе увижу…

— Злой ты, дядюшка Априкс! — попенял развеселившийся мальчишка. — Уйду я от тебя! — и ушёл, отвесив короткий почтительный поклон.

Сон накинулся на него, едва он закрыл глаза… и тут прозвучала труба подъёма. «Когда же это кончится?!» — простонал он мысленно. Нориты старательно плескались под струйкой воды из гидрии. Фракийцы уже куда-то смылись. Вокруг ворочался, рокотал и бренчал лагерь афинских гоплитов…

— Вставай, лежебока! — подбодрил Кана Кул Изолид, уже чистенький и подтянутый всем на загляденье.

Поднявшись, Кан в свою очередь ополоснулся нагревшейся в амфоре водой и с опустевшей посудиной сгонял к ручью. Эвридик, похоже, всерьёз воспринял его предложение, потому что, вернувшись к костру, он обнаружил юного фракийца разрезающим на кусочки изрядный шмат мяса; его старший друг, отшучиваясь от подначек афинян, остатками воды промывал крупу.

— Я тут вот о чём подумал, — известил сослуживцев смышленый сын Тенция, с молодецким уханьем воткнув острое днище амфоры в специально вырытую ямку. — Раз уж мы с Эвридиком регулярно обеспечиваем отряд водой и едой, так, может, нас следовало бы поощрять дополнительной порцией? Ты как думаешь, Фидий?

Десятник задумался буквально на несколько секунд:

— Слушайте мой приказ, юные герои! — изрёк он своё решение. — Дозволяю Эвридику выделять дополнительный кусок сыра для себя на ужин, — выдержал короткую паузу и добавил. — А Канонесу разрешаю выпивать дополнительную чашку воды на завтрак, обед и ужин! Не благодари меня, брат, это самое малое, что я мог для тебя сделать, поилец ты наш!

— Восславим, воины, божественную справедливость десятника Фидия Норита! — возгласил Орфей, которому его младший соотечественник регулярно отламывал половину выделяемого сыра. — И его неизмеримую щедрость!

— Слава десятнику Фидию! — охотно поддержали его сослуживцы, хохоча во всю глотку и аплодируя со всей нерастраченной юношеской дури.

Со всех сторон понеслись смешки воинов сотни Априкса. Они хорошо знали детей Тенция и Изолия, многие на личном примере были знакомы с необузданной фантазией неразлучной троицы друзей-озорников. «Нориты дурачатся», — объясняли они тем, кого заинтересовал приступ веселья. Чтобы сегодняшние читатели лучше смогли оценить «неизмеримую щедрость» Фидия, достаточно сказать, что древнегреческая амфора вмещает от сорока шести до сорока восьми литров жидкости.

Посрамлённый Кан духом не пал, а вполголоса намекнул Эвридику, что теперь он может убедиться в том, что Канонес Норит умеет быть благодарным за заботу о его благополучии.

— Кстати, ты мне обещал вчера что-то оставить, — так завершил он свою высокопарную тираду.

— Раз обещал, значит, оставил, — улыбнулся в ответ юный фракиец и кивнул головой в сторону копейной пирамиды.

Между копьями обнаружилась чаша с вином, сыром и мёдом. Рядом с Каном немедленно возникли Кул и Леон, с которыми он и разделил напиток по-братски. Пока готовилась еда, Орфей услаждал слух воинов пением, даже выдержанный и серьёзный до мрачности Априкс не удержался — подсел в круг слушателей.

— Как спалось? — спросил он Кана, между делом.

— Как человеку с чистой совестью, — ответил Кан. — Благодаря тебе, дядюшка Априкс.

— Служба у меня такая — чтобы у воинов совесть чистой была.

Разговор о вчерашнем дозоре зашёл, когда первый голод был утолён. Леон предположил, что скука в дозоре ужасная.

— Мне так не показалось, — спокойно ответил Кан. — Кстати, Фидий, тысячник афинского войска Адамант приказал мне передать тебе и тысячнику Тенцию Нориту, что он объявил мне благодарность за службу. Спасибо, что напомнили, а то я в запарке забыл.

— За что благодарность-то? За то, что Аламу не уснуть помог? — ухмыльнулся Кул.

Кан с показным равнодушием сунул в рот кусок хлеба и старательно его пережевал, запил вином и ответил вполголоса:

— За то, что помог Аламу Адамантиду, гоплиту десятка Милона Адамантида тысячи Адаманта отразить вылазку вражеских лазутчиков. Их было двое. Одного я ранил, но он сумел сбежать. А другого сбил с ног, тут его Алам и зарезал.

— Ай, да малыш! Поздравляю! — Торит не поленился подняться, чтобы подойти и похлопать брата по плечу; он был простодушен как все очень сильные люди.

— Чем докажешь?! — не поверил Изолид; он, в отличие от Торита, знал насколько его друг-заединщик привержен искусству розыгрыша.

— Проверь наконечник моей сариссы, пока я его не отчистил, — посоветовал Кан, не отрываясь от котелка с кулешом. — Всё поймёшь сам.

— Ты что, кровь не стёр?! — обомлел Фидий. — Твоя сарисса всю ночь ржавела?!

— Стёр, конечно, — улыбнулся младший из братьев Норитов. — Но Кулу побегать полезно.

— Трепло! Что такого в твоей пике?! — Кул плюхнулся на свой плащ возле котелка, из которого они хлебали с Леоном. — Ты, наверно, червяка заколол — всё острие в земле.

— Ну, я ещё не настолько велик, чтобы оружие об трупы вытирать, — объяснил Кан, дожевав хлебную «ложку». — Поэтому воткнул лезвие в землю разок-другой. Но тебе этого не понять, юноша…  — добавил с ехидцей.

Фидий слушал пересмешки младшего брата и удивлялся его хладнокровию — своего первого сражённого противника он помнил до сих пор, он часто являлся ему в кошмарах, пытался утащить за собой…

— Ну, если наш великий воин уже насытился, может, приступим к чистке снаряжения? — спросил он с усмешкой. — Сотник намеревается провести смотр ровно в полдень, мне не хотелось бы снова отряжать меньшого в дозор. А то он без нас всю имперскую нечисть повычистит. Подъём, лентяи!

«Лентяи» безропотно вооружились кусками войлока и принялись надраивать до блеска металлические части доспехов и оружия. Смотр прошёл буднично, Априкс остался доволен состоянием своего отряда и распустил его.

После обеда Фидий дал своим воинам отдохнуть с часок, потом приказал подниматься: