С небес на землю я опустилась, как только предъявила коменданту направление на заселение в общежитие.

– Мест нет! – рявкнула она, вызвав у меня шквал эмоций.

– Как нет? – непонимающе уставилась я. – Мне же дали направление…

– Говорю же: мест нет. Надо было с самого утра приходить. Были две комнаты. А теперь нет. В первом корпусе еще не закончен ремонт, во втором – авария, затопило два этажа. Третий корпус переполнен. Даже раскладушки закончились.

– Что же мне делать? Мне некуда идти, – до меня наконец дошел смысл сказанного, и на глаза тут же навернулись слезы, которые, впрочем, никак не смутили женщину-глыбу, видимо, я тут не одна сегодня поплакала.

– Так поезжайте домой, а через неделю позвоните, может, к тому времени хоть одну комнату отремонтируют.

– Мне до дома добираться больше четырех часов, я не поеду в такую темень. Единственный вечерний рейс в поселок уходит со станции в семь часов, и я на него уже точно не попадаю.

Комендант немного смягчилась и сунула мне визитку:

– Тогда поспите эту ночь в ближайшей гостинице, а завтра поезжайте домой. Не знаю, что они там думают в ректорате, о положении дел все отлично осведомлены.

Ошарашенная и злая, я схватила визитку и вышла на улицу. На поиск гостинцы ушло около часа, никто из прохожих не мог сказать, в какой стороне находится нужный мне дом. А когда я все-таки пришла по адресу, поняла: вот теперь у меня реальные проблемы. Гостиница оказалась девятиэтажным зданием, заселенным гастарбайтерами. Из открытых окон доносились песни на непонятном языке с восточным колоритом. Мне свистели, будто подзывали собачку, и называли Наташей.

Администратор сказала, что свободных номеров нет и разместить может только с подселением, но я отказалась. Одно дело жить в комнате с сокурсницей и совсем другое – с незнакомой женщиной из другой страны.

Я решила найти другую гостиницу. Но, увы, на этом удача меня покинула. Ноги гудели, как назло, по пути не попалось ни одной скамейки, где можно передохнуть и спокойно подумать. Идти дальше не было сил, я присела на чемодан и растерянно осматривалась по сторонам. Несколько минут я беззвучно плакала, боясь привлечь внимание прохожих. Нужно взять себя в руки и что-то придумать. Не могу же я сидеть на тротуаре всю оставшуюся ночь.

В кармане плаща обнаружился клочок бумаги, на котором мама впопыхах нацарапала плохо пишущей ручкой телефон брата. Выбора нет, он моя последняя надежда, не звонить же маме. Вот будет потеха! Такая самостоятельная, что не смогла справиться с первой же трудностью. По сути, мама скажет то же самое: «Звони Сане». Я потянулась к телефону и набрала номер брата. После четвертого гудка он ответил знакомым до боли: «У аппарата».

– Саня, – услышав родной голос, я не сдержалась и начала всхлипывать, – это я, Верона.

– Верона? – фоном слышалась громкая музыка, по звукам я поняла, что он старается выбраться из помещения на улицу. – Что случилось? Что-то с мамой?

– С мамой все в порядке. Дело во мне.

– А с тобой что?

– Ох… я сейчас сижу на тротуаре, и мне некуда идти… вот что случилось…

– На тротуаре? Ты вообще где?

– Я в Москве. Приехала на учебу, а в общежитии нет мест… хотя мне обещали и дали направление… а это тетка… комендант…

– Подожди-подожди, на какую учебу?

Из дальнейшего разговора я понимаю, что брат посчитал меня законсервированным овощем, который никогда не вырастет. Объяснив ему ситуацию, я замерла в ожидании. Сане потребовалась минута, чтобы все переварить. Он пыхтел, кряхтел, как ворчливый старик.

– Назови адрес, я за тобой приеду.

Я объяснила, что не знаю, где нахожусь, от гостиницы ушла далеко, а рядом нет ни одного здания с названием улицы и номером дома.

– Ты видишь хоть какое-то кафе или супермаркет? Мне нужно, чтобы ты перешла в безопасное место.

Я кручу головой, столько вывесок, что сразу не сообразишь.

– Вижу кофейню…

– Иди туда и дай трубу кому-нибудь из персонала.

Схватив чемодан и сумку, я метнулась в подземный переход и вышла на противоположной стороне дороги. На входе в кафе меня встретила любезная девушка. Я попросила объяснить брату, где нахожусь.

***

Сижу в кафе у окна и пью чай с мятой и имбирем. Официантка крутилась возле меня, пока я не предложила заплатить за чай, видимо, я так выгляжу, что не внушаю доверие даже этой чуть старше меня девушке. Когда я получила счет, чуть со стула не упала. Пятьсот рублей за чай? Она шутит? В него золотой песок добавили? Теперь понятно ее волнение. Цены здесь кусаются, как соседский пес Зоркий.

В конце зала сидят две влюбленные парочки. Это так мило: млеть от прикосновений, радоваться каждой подаренной улыбке и краснеть, когда на тебя вот так призывно и откровенно смотрят. У меня никогда такого не было.

Мое внимание привлек подъехавший черный автомобиль с черепом и языками пламени на капоте. Из машины вышел парень и идет в кафе. На нем джинсы и черная футболка, в руках мобильный телефон. Я была им так заворожена, что не сразу поняла, что это Саня! Мы не виделись пару лет, и я не подозревала, что он может за это время вот так сильно измениться. Некогда кудрявая шевелюра сменилась короткой стрижкой на военный манер. Меня поразили татуировки на обеих руках и бронзовый загар. Он совершенно трезвый. По его виду можно сказать, что вообще не пьет. А ведь были времена, когда он так напивался, что мы с мамой волокли его на себе домой. Эти перемены меня бесконечно радуют, я так люблю его и хочу, чтобы он был счастлив.

– Тебя не узнать, – брат прижимает меня к себе, от него пахнет морским бризом. – Э-э-э, как же ты повзрослела, – в голосе чувствуется волнение.

Дрожу от восторга, плохое настроение растворилось, как сахар в кипятке, я сама сейчас, как сахар, таю в его объятиях. Когда он рядом, мне не страшно. Саня позаботится обо мне, я это знаю.

– Шпиндуй к машине, – шутит он, хватает мои вещи и выходит из кафе.

– Я уже позабыла, что есть особый язык Сани Павлова.

Он хмурится, но всего лишь на секунду и, сев в машину, говорит:

– Нет больше Сани Павлова, теперь есть только Курт.

– Это твоя кличка? – улыбаюсь я. – Мне нравится!

– Это мое имя в мотобратстве, – по его тону я поняла, что эту тему сейчас развивать не стоит.

Мы едем по ночному городу и непринужденно болтаем. Я рассказываю последние новости о братьях и маме, о медленно, но все же продвигающемся ремонте.

– Вы пристроили ванную?! Здорово! Надо как-нибудь опробовать, – он скребет трехдневную щетину, – давненько я не был в тех краях.

Надо бы рассказать об отце, но я решаю отложить разговор на другой день. Не хочу омрачать нашу первую встречу.

– Мама передала тебе две тельняшки-безрукавки.

– Круть, – Саня подмигивает, я отвечаю ему широкой улыбкой. – А что Леха надумал? Куда пойдет учиться после школы?

– Пока не знает. Бродит впотьмах. Сказал, если мне академия понравится, он пойдет по моим стопам.

– Мне кажется, что банковское дело точно не для него…

– Как, собственно, и не для меня, – под пристальным взглядом брата, поясняю: – Мама сказала, если я буду банкиром, никогда не останусь голодной.

– У мамы свое представление о жизни. Но, Верона, выбор профессии – это не покупка нового платья!

Маму не переубедить, я пыталась, поэтому снова говорю о младшем брате.

– Лехе пока не до выбора профессии, его голова забита девочками.

– Да ладно!

– Ага! Первый красавчик в поселке, – усмехаюсь я, – отрастил кудрявые патлы до плеч, как были у тебя раньше. Мама грозится подкрасться к нему ночью с ножницами и отрезать.

Мы подъезжаем к парку аттракционов, огороженному высоким забором.

– Ты здесь живешь? – со страхом спрашиваю я.

– Типа того, – с лица брата сползает улыбка.

Ворота с вывеской «Проезд служебного транспорта» отъезжают в сторону.

– У меня сейчас не самый простой период…

Так и хочется съязвить, мол, а когда у тебя было иначе, но держу рот на замке. Если брат разозлится, отправит меня домой.