***

Медные сумерки застали Жибера на небольшой скамейке у городского собора. Шпили домов чернели на фоне утопающего в дали оранжевого солнца – предвестника ночи. Час службы закончился, и горожане спешили домой, распаленные ревностными, наполненными святой страстью речами священника, бурно обсуждая последние новости, проповедь и моду. Настоящая солянка из тысячи тем, в которой так легко утонуть. Пахло церемониальными свечами, сухой пылью и духами. Охотник заметил в толпе знакомый наряд Джонатана Вейдса, но он не стал его окликать.

Глаза слипались, ноги гудели, на сердце свербело от зря потраченного дня и предвкушения еще более бессмысленного вечера. Хотелось просто закрыть глаза, закурить, вдыхая дым до рвущей боли в легких, и слушать бесконечно путанные речи десятков прохожих. Но он сдержался, хоть в легких и скреблась «черная крыса». Курение на соборной площади – лучший способ поцеловать дубинку и поссориться с капитаном стражи. Орденский писарь заметил его, и на лице Джонатана появилась нервная, вымученная улыбка. Он вышел из толпы и сел справа от охотника. Яркий наряд заставил Калеба внутренне усмехнуться.

- Ну, он скоро приедет, - констатировал факт писарь. – Вы его знаете?

- Да, но только понаслышке, - устало ответил охотник. – «Собачники» и «мышеловы» друг с другом почти не пересекаются. Не пойму, зачем грандмастер прислал именно его?

- Ну, скорее всего, для погашения конфликта.

Жибер вопросительно поднял бровь, но Джонатан Вейдс не смотрел на него. Взгляд писаря был прикован к миловидной даме в салатовом платье с корсетом и милой цветочной шляпке. Девушка мило засмеялась, держа за локоток подругу, а затем скрылась в толпе. Писарь тяжело вздохнул и протер стекла очков.

- Твоя зазноба, Мэри? – хохотнул Калеб. – Удивляешь.

- А? Нет, нет, что ты, - грустно отмахнулся Вейдс. – Я первый раз в жизни ее вижу. Такая красота… а, не обращай на меня внимания. Я всегда становлюсь сентиментальным и влюбчивым после службы. Отец Малдун умеет распалять чувства…

- Хэйтем почти приехал. По обыкновению - ночью, – Калеб попытался вернуть разговор в более приятное русло. Пространные и многозначительные диалоги о любви, чувствах и женщинах он оставил кабаку.

- А? А, да, Хейтем Фейн, охотник на вампиров! И-и что о нем говорят?

- Да ничего особенного. Умелый охотник, профессионал. Грандмастер ему доверяет, раз уж взял его с собой на Люцеса.

- Он из «шести»?

Калеб кивнул.

- А, ну тогда ясно, - Вейдс хмыкнул. – Нашел что-нибудь в городе?

- Да.

- И что?

- Одно огромное нихера и трех его детей.

- Проклятье! Неужели вообще ничего? Не может же вервольф, да еще и благонадежный, покончить с собой таким изощренным образом! Все же знали, что сам «шкуродер»…

- Ты как меня назвал?

- Эм, никак, - Вейдс нервно сглотнул и отвел взгляд.

Калеб внутренне усмехнулся. Мало кто называл его этим идиотским прозвищем, и он никогда на него не обижался. Но соблазн подколоть, слегка припугнуть этого ссыкливого клерка был очень велик. Охотник резко посмурнел и холодно заглянул в глаза писарю.

- Хочешь сказать, что я глухой? Что Калеб Жибер уже старый и слов не разбирает, Мэри?

- Я не… я не хочу ничего сказать, я просто… я… - Вейдс побледнел. Они не были друзьями, и писарь знал Калеба Жибера в основном из рассказов сестры, охотницы на оборотней из Вельберга.

- Так как ты меня назвал? – еле сдерживая смех, спросил Калеб.

- Я… слушай, я не знал, что…

Бедный Вейдс задрожал. Калеб глубоко вздохнул и откинулся на спинку скамейки, едва сдерживая смех. После тяжелого дня, полного разочарований, немного детской непосредственности и нелепо испуганного писаря не повредит. Охотник улыбнулся.

- Расслабься, Мэри. И следи за языком.

- Да, прости, - нервно ответил писарь. – Ну, - спросил тот, желая как можно скорее разрядить обстановку. – Ну а что эта Луиза? Думаешь, она тоже дикая?

- Само собой, - хмыкнул Калеб. Вся веселость мгновенно вылетела в трубу, когда перед глазами возникло полное злобы и ненависти лицо. Черные волосы, спадающие на плечи, острый нос и глаза необычайно зеленого цвета. Даже искаженное злобой, оно не могло оставить охотника равнодушным. Он чувствовал под красивой маской Луизы зверя, дикое, злобное животное, желающее убивать. Милая девочка может обмануть кого угодно, ослепить белизной кожи, шелковым блеском волос или родинкой на левой щеке. Может оболванить сексуальным влечением многих, но не его. Все дело в запахе зверя. Едва уловимый, отдающий мускатом – запах смерти, свернувшейся крови и растерзанных когтями тел. Монастырь. Следы на стенах. Когти, зубы, кровь. Кровь. Полотна на снегу. Топор. Мушкет. Трупы.

«Четыреста двадцать шесть трупов. Четыреста…»

- Жибер?

Калеб вздрогнул и покосился на писаря. В глазах его застыло недоумение. Похоже, он серьезно ушел в себя.

- Да, - отстраненно ответил он. – Сука, несомненно, дикая. Доказательств нет. Но я найду. Провалюсь в ад, но найду. Она чудовище, убийца, прячущаяся за маской невинности. Я сорву с нее маску и пущу пулю ей в гнилое, животное сердце.

- Ну… хм, ну… а если она… ну…

- Говори, - неожиданно громко рявкнул Калеб. Несколько прохожих зевак обернулось, недоуменно глядя на охотника. Молодая пара поспешила развернуться и отойти, испуганно поглядывая через плечо. Недовольно поцокал языком старик, просящий подаяние.

- Что, если она невиновна? – чувствуя жар во всем теле, ответил Джонатан. – Ты же сам сказал: доказательств нет.

«Что, если она невиновна?» Глупый вопрос. Калеб мрачно хмыкнул, поднимая взгляд на крыши домов, чернеющих на фоне заходящего солнца. «Что, если она невиновна?» Она виновна, в этом нет и не может быть сомнений. Если она просто покрывала дикаря брата – это уже повод заковать ее в кандалы и выдать плетей. В любом случае, она ликантроп, а значит, виновна по определению. И какого черта?! Это не он должен искать доказательства ее вины, а она должна искать доказательства своей невиновности. Что за чертов мир окружает их? Что за чертовы законы пишут министры императора? Сегодня ликантропы – люди, их защищает закон, а завтра эти идиоты поднимут транспаранты за права вампиров и прочей поганой нечисти.

- Что, черт подери, у тебя с головой? – тихо спросил Калеб. – Ничему вас, кретинов канцелярских, история не учит.

Вейдс не ответил. Вспомнив недавнюю агрессию, он не захотел нарываться на конфликт с поехавшим на почве ненависти к вервольфам охотником. Писарь тяжело вздохнул. Некоторые люди не могут оставить прошлое позади. Оно срастается с их душой, определяет их поступки, их мысли и желания. Это сродни безумию, и он видел его тень в мрачном, задумчивом лице охотника.

Джонатан встал со скамейки.

- Прости, Жибер, мне нужно вернуться в филиал. Хейтем скоро прибудет, надо его встретить и ввести в курс дела. Пойдешь со мной или…

Калеб не ответил, и писарь, пожав плечами, поспешил удалиться.

«Что, если она невиновна? Почему я вообще задумываюсь над этими словами? Почему я вообще задумываюсь о ней? И все-таки что-то с ней не так. Что-то… странное» – подумал Жибер, разглядывая исчезающие в черноте потертости перчаток.

С того самого момента, как он убил оборотня Хеймета, что-то в нем поменялось. Что-то произошло, некий сдвиг, рассекающее старые швы лезвие, что оголяет давно заросшую рану. Он увидел оборотня, бегущего на него. Видел клыки и когти, видел блеск шерсти и огонь в оранжевых глазах.

Он вспомнил, как нажал на спуск, как странная, неестественная боль души пронзила сердце. Он радовался смерти оборотня, наслаждался фактом справедливого возмездия, но, при этом ему было… больно? И эти «ощущения» в кабинете капитана. Нет, это была не любовь, даже не симпатия – он их хорошо знал, благо многих женщин покорил в жизни. Нет, чувство, что он испытывал, глядя в ее глаза, было чем-то другим. Странным, неестественным, обезличенным. Будто…