Дверь открылась и в сарай медленно вошел бледный оборванец, едва ли достойный встречи с пламенем дракона. Я судорожно проглотил крик, чувствуя, как жар покидает горло растекаясь по всему телу. Легкое разочарование вороном клюнуло сердце. Я хотел закричать, это глубинное желание проистекало из моей природы. И я не доверял ему. А Брелина, моя чудесная чародейка, его боялась. Дракона внутри меня.

Незнакомец поднял на меня взгляд, в котором отразились все несчастья мира. Его худое, морщинистое лицо покрывала испарина, грязные волосы налипали на лоб, под глазами чернели круги. Я обратил внимание на ширину его плеч, на грубость рук, на порепаную кожу лица и узнал в нем крестьянина. Но не скайримского, нет. Бретонского.

Несмотря на бледность и явное переутомление, зашедший в сарай незнакомец мало чем отличался от тех крестьян, что когда-то трудились и на моей земле. Он что-то сказал, но я не понял ни слова. Крестьянин тяжело вздохнул и покачал головой. Дрожащая рука стянула с головы помятую шляпу, обнажив практически лысую голову.

Вопль повторился, и я уловил в нем оттенки речи. Будто какую-то женщину или девушку подвергали столь чудовищным истязаниям, что голос ее исказился до воя даэдра. От этой мысли стало не по себе. Крестьянин что-то протараторил, указывая на дверь.

— Ле темплиарэ, ле темплиарэ деффито, — на глазах его навернулись слезы. — О, ми Анаста.

— Что это за крики? — холодно спросил я, жалея, что погасил ту’ум. — Что это за крики?

Но крестьянин, похоже, не понял меня. Он лишь округлил взгляд, пристально заглянул мне в глаза и вновь тяжело вздохнул. В его осанке чувствовалось отчаянье. И тут я заметил капли крови на рукавах его рубахи. Я не знал, что случилось, не знал, что за крики, но человеческая их природа, а также кровь на руках незнакомого крестьянина дали все необходимые наводки. Я резко двинулся к выходу, сжимая кулаки.

— Нихт! Нихт! — крикнул крестьянин, выпрыгивая предо мной, и я легко отшвырнул его в сторону, как пушинку. И только очередной вопль спас его от увесистого удара по роже.

Я выскочил из сарая и оказался в центре типичной Хай-Рокской крестьянской общины. Несколько одноэтажных домов с соломенными крышами, загон скота, высокий, хоть и без вычурности дом старосты и несколько пристроек напротив обширного поля колосящейся пшеницы. Это место едва ли можно назвать деревней, тут даже нет кузницы! Потому я заключил, что община принадлежит какому-то небогатому рыцарю. А значит, где-то за подпирающим дома лесным массивом наверняка прячется скромный дом сэра.

На миг я растерялся. Голова все еще трещала по швам, но теперь я не мог не заметить свежей травы, бьющего в лицо теплого ветра и палящего солнца в небе. Перед носом пролетела капустница, сверкнув тусклым узором крыльев, а под ухом прожужжала мошка, пытаясь примоститься к шее и как следует укусить. В одном из домов я уловил движение. Пригляделся и рассмотрел прижимавшихся друг к другу женщин и молодых парней. Все бледные как смерть. Уловив мой взгляд, они тут же отошли от окна.

— Что за чертовщина происходит? — пораженно прошептал я. — Где я вообще?

Вопль вновь пронесся над фермой, хлестнув по ушам. Не было сомнений — кричали из дома старосты. Я глубоко вдохнул, вырвал из небольшого заборчика доску и медленно двинулся к двери, с каждым шагом преодолевая страх.

Говорят: “Довакин не знает страха”. Скальды иногда посвящали мне песни, в которых я предстаю великим героем, не знающим страха и сомнений. Почти как Исграмор. Вот только они не знают, что такое первобытный страх человека. Я многое видел, многое пережил, но это не спасало от природы. Может, внутри меня и жил дракон, но я все еще был человеком. Вопли прогрызали путь к сердцу, заставляя глубинную природу съеживаться перед неестественным и неправильным. Тем, что разум отказывается принимать. А вопль, все чаще доносившийся из дома, был чертовски неправильным, с какой стороны ни посмотреть.

Я сплюнул, крепче сжал деревяшку и решительно двинулся вперед, сосредотачиваясь на биении сердца. Что бы не кричало там, ему нужна помощь или, что вероятнее - последняя милость.

— Нихт! — послышался отчаянный вопль крестьянина. Он подбежал ко мне, рухнул ниц и попытался схватить за штанину. — Мессир, нихт! Демони! Демониии!

— Пшол прочь! — рявкнул я, едва сдерживая желание проломить ему череп.

— Папа! — донеслось из дома. — Пааааапааааа!

На глазах крестьянина навернулись слезы. Руки его задрожали, и он медленно попятился, нашептывая непонятную тарабарщину. И только теперь, когда вопль сменился вполне себе человеческим голосом я заметил у дома трех лошадей с солярными знаками на седлах. Лошадей.

Я сразу смекнул, что к чему. Крестьянин не может позволить себе лошадь. Это, черт подери, сокровище! Скорее всего, решил я, на ферму заехали сынки местного лорда и теперь жестоко издеваются над беззащитными крестьянами. Подобные случаи не редкость в раздробленных королевствах, где закон писан для всех, кроме богача. Я бы ушел, ведь вмешиваться в конфликт с еще одним бретонским королем — последнее, что мне нужно. Но тот вопль просто исполосовал мне сердце. И стало плевать, кто истязает. Я уже перестал быть человеком. Я был драконом, несущим возмездие.

И, будто парящий дракон, я двинулся к дому и одним ударом ноги вышиб хлипкую дверь, готовясь вышибать зубы, ломать спины и пробивать черепа. Но просчитался. Все это за меня сделало… оно.

Меня сложно удивить, но, будь я проклят, твари это удалось. Возможно, на руку ей сыграл антураж, а возможно, необычная форма тела. Меня передернуло от вида разбросанных по всему дому внутренностей, намотанных на инструмент кишок, разбрызганных мозгов трех несчастных латников, чьи обезображенные останки лежали у ног девушки. Самой обычной, если не считать белой кожи с черными венами, оранжевых вертикальных зрачков, сверлящих меня взглядом. Сверлящих при том, что тело ее было повернуто совсем в другую сторону.

— Едрить даэдрить, — прошептал я. — Что ты такое?

— Едрить даэдрить. Что ты такое? — передразнила меня тварь на чистом бретонском. Казалось, я слышу сразу два голоса. Тонкий девичий и другой, будто эхом отдающийся на границе слуха. — Какая неожиданность — язык богов. Звучный, в этой поганой яме, — оно сплюнуло гниловатой жижей, источавшей невыносимое зловонье.

Тело создания резко крутанулось, открыв мне обнаженные груди и исполосованный, залитый кровью живот. Я едва сдержал желание сплюнуть, опознав кусочки плоти и желчи, налипшие на некогда белое платье. На вид «девушке» было лет пятнадцать. Я медленно опустился, не отводя взгляда от окровавленных рук существа и поднял меч одного из трупов. Клинок приятным весом приласкал руку. Я ощутил непривычную тяжесть на конце клинка. Этим прекрасным длинным мечом не кололи — им рубили. Тех, кто не носит доспехи.

— Что ты такое? — вновь спросил я, крепче сжимая рукоять меча.

— А какая теперь разница? Я здесь, тиран Мышь мне не указ - я смотрю на мир ее глазами. Впереди у меня дооолгий путь.

— Даэдра…

— Ох, вовсе нет. Я бы все тебе объяснила, предложила сделку, но даже поганому тирану не под силу взять твою душу. Вырвать из тела, однако, попробовать можно. Но я не буду, — тварь сказала это резко, будто взвесив свои шансы. А затем оно посмотрело мне в глаза, и в лоб точно вонзилась раскаленная спица. Я отпрянул, изготавливаясь для атаки.

— Умоляю, господин! Не говорите с ней! — послышался крик крестьянина. — Не говорите с ней! Она демон! Отродье зла! Демон!

— Я его понимаю! — поражённо прошептал я.

— Считай это даром, брат, — нежно прошептала тварь. — Я хочу, чтобы ты мог разделить со мной музыку их ужаса. Я освобожусь и убью их всех, — демон говорил причмокивая, с наслаждением смакуя каждое слово, будто говорил в первый раз в жизни. — Всех, до единого.

— Я тебе не позволю, — хмыкнул я, прикидывая возможности противника. Я мог бы закричать, но никак не получалось выбрать подходящий крик. Огонь мог погубить половину деревеньки, лед тоже, да и знаком он мне только одни словом. Элементальная ярость и контроль времени мало помогут и, пока я размышлял, небольшая струйка крови вытекала из размозженной головы несчастного, пересекая начертанные на полу руны. Алый змей, дающий свободу дьяволу.