— Ах, хорошо, — простонала она.

Эйфория быстро спала, оставив прекрасное настроение и бодрость, что не подарит ни одна, даже самая жаркая ночь любви. Перри оглянулась: все остальные тоже вышли из транса и теперь весело шутили, смеялись и бойко обсуждали свое состояние.

— Поясница прошла! И колени! — воскликнул какой-то старик. — Спасибо Оедону! Хвала ему!

— Кашля как не было! Спасибо Церкви! — весело крикнула девушка в зеленом платье.

Народ зашумел, но охотница никого не слушала. Все внимание было приковано к Виоле. Казалось, ее на красивом лице тридцатилетней дамы отразились все печали этого мира. Девочки тоже помрачнели, хоть и казались бодрее.

Так действует кровь. Она бодрит, опьяняет сильнее опиума, сглаживая острые воспоминания, заглушая боль.

— Я займусь Виолой, — начал Джон, стирая со лба капли пота. — А ты навести Мастерских, поболтай с Хенриком, с Германом… с Марией, — последнее имя он произнес с едва заметной издевкой. — Вы же с ней подруги.

— Очень смешно. Но я поговорю, если у тебя не хватает духу заявиться в Мастерскую после драки с Валларом.

Хеллвей мрачно хмыкнул и поднял взгляд на золоченный пьедестал, где бледные святые женщины уже готовились принять новую партию жаждущих блаженства и исцеления.

Жаждущих крови.

Комментарий к Священная кровь

Да, допущены некоторые расхождения с ЛОРом. Всему виной крайняя неоднозначность некоторых фактов, а также путаница в хронологии. Стараюсь выдерживать максимально возможное соответствие с ЛОРом игры, так что буду рад, если укажите на допущенные, возможно, серьезные промахи.

Людвиг Священный Клинок и охотники белой церкви, одетые в характерные одежды: http://img0.reactor.cc/pics/post/Dark-Souls-%D1%84%D1%8D%D0%BD%D0%B4%D0%BE%D0%BC%D1%8B-BloodBorne-Ludwig-the-Accursed-3917396.png В фике он изображен в иной одежде, повседневная форма высокопоставленного чиновника должна отличаться от охотничьего церковного наряда, я считаю.

========== Вторжение в сон ==========

Внимание: в диалогах присутствует авторская пунктуация!

Сны всегда были для Перри чем-то большим, нежели набором бессвязных и скоротечных иллюзий, мистическим туманом тающих под утро. Охотница всегда бодрствовала во снах, осознавая каждое движение, каждое действие, каждую мысль, проносящуюся сквозь мириады зеркал, формирующих ее личный мир грез. Эти полупрозрачные стекла, столь мелкие, что едва давали себя разглядеть, сплетались в причудливые геометрические фигуры, пуская в пляс мистические тени, полные потаенного ужаса. Казалось, достаточно протянуть руку, пожелать обрести путь, и сонм фигур вопьется в хрупкую ткань вселенной, раскрывая перед ней мириады видений, недоступных простому смертному. Там, за занавесом геометрически-правильного стекла скрывались, она верила, ее детские грезы, корни коих растут из тех далеких лет, когда родители еще были живы, а в глубинах снов шептали голоса таинственных посланников, ищущих дорогу к разуму ее отца. Там, за незримой пеленой зеркал, таилась звездная истина, столь чудовищная, что осознание ее неминуемо сведет с ума даже самый крепкий, исполненный живой иронией и скепсисом разум. Перри пыталась опустить взгляд, но не было ни глаз, ни ног, ни тела — лишь сонм смутных маслянистых теней, насыщенных едва уловимым пульсом первобытной энергии.

Перри сосредоточилась, желая найти материю в сонме, и реальность отозвалась на ее приказ. Мириады зеркал стали каменными мостовыми, готическими шпилями, пронзающими черное небо Ярнама. Она осознала себя стоящей на середине улицы, где никогда прежде не бывала, где каждый дом, каждая улица казались незнакомыми и чуждыми.

«Что это за место?»

Перри смело зашагала по воображаемой каменной дороге, поглядывая на сплошные стены домов, провожающих ее взглядом черных глазниц-окон. Ни ветерка, ни шепота, ни единого звука.

«Безмолвие»

Перри вдруг услышала скорый топот ботинок по камню и, через пару мгновений, точно из воздуха появился мужчина в черно-красной униформе Бюргенверта. Бледный, длинноволосый, с удивительно мягкми чертами лица и пухлыми щеками — он походил на студента последнего курса, стоящего в двух шагах от зачисления в состав практикантов Бюргенверта. Он не заметил ее, юрко скользнув в единственно открытую дверь.

Недолго думая, Перри последовала за ним, наслаждаясь приятным давлением кожаных ремешков на талии. Охотничий наряд сидел как родной, подогнанный по фигуре плащ слегка шелестел в такт широким шагам охотницы. Она вошла в дом и поднялась на второй этаж, глубоко вдыхая приятный, но несколько резковатый запах пыли, плесени и цветочных благовоний. На втором этаже горел свет, и охотница вошла без стука, следуя праву хозяина. Это ее сон, она здесь богиня.

«Ой ли?»

Перри оглянулась, поеживаясь от нарастающего, безотчетного страха. Стало жарко, дыхание потяжелело, а на коже под броней выступили капли пота. Перри тихо выругалась, скидывая плащ и волчью треуголку. Пила топор соскользнул с пояса и массивная рукоять хитроумного орудия убийства приятным весом отдалась в мускулах.

Жара нарастала и капли пота уже вовсю стекали по лбу, попадали в глаза, отзываясь дискомфортом и резями на слизистой.

«Что за?!»

Вдруг комната растаяла, и охотница оказалась в Ярнамских женских банях, в окружении горячего пара и обнаженных женщин, шумно болтающих о делах, мужчинах и семейных хлопотах, понятных только замужним. Стало невыносимо жарко и Перри не заметила, как сняла с себя доспехи охотника, оставшись полностью обнаженной, в водовороте горячего пара.

— Сон о бане? Такого ещё не было, — хмыкнула Перри, заметив в центре банного зала небольшой прямоугольный бассейн с прозрачными водами.

Девушка без всяких раздумий нырнула в прохладные воды грез, упиваясь каждым мгновением, каждым прикосновением рожденной сном воды к алебастровой, покрытой тонкими шрамами коже. Вынырнула, волосы налипли на лицо — пришлось задвинуть назад, чтобы видеть свое отражение в водяной глади. Маленькие груди, тонкий стан с отчетливыми канатами мышц, превращающий нежное женское тело в сотканное из стали произведение искусства. Перри зажмурилась, вспоминая прикосновения Гилберта, его шепот, его запах. Пусть в Лиге его и называют стариком, пусть смотрят на них с неприязнью, она знает, что он молод, даже слишком молод душой. И определёнными местами тела. Его губы мягче, чем у Джона или Саймона, его видавшие огонь, кровь и пороховые ожоги пальцы грубы, но они знают, как нужно касаться женского тела, чтобы оно заиграло точно гитара, в руках изысканного мариячи, рождая мелодию страсти и желания. А морщины? А больная спина? Кому вообще есть до них дело?

Перри улыбнулась, чувствуя, как отвердевают соски. Стыду нет места во сне. Там, где лишь ее воля формирует реальность, она способна сбросить вуаль нравственности и предаваться самым интимным, самым пошлым и смелым мечтам, не боясь порицания. Чужого, или своего собственного.

«Приди ко мне»

— Скучаешь, куница? — Гилберт появился перед ней, сотканный из фантазий, образов и ощущений минувшего. Перри улыбнулась и прильнула к его груди, касаясь щекой волос, чувствуя биение сердца. Сильные руки легли на плечи, коснулись талии, даря небывалый покой, пополам с ярким огнем ниже живота.

— Не называй меня так. Какая я тебе куница? — хохотнула Перри.

— А кто ты? Милая, куница — одни из самых свирепый, целеустремленных пушных зверьков. Такое свирепое, что лучше бежать и красивое, что не хватает на это сил.

— Гилберт никогда бы так не сказал, — грустно вздохнула Перри. — Он бы передразнил меня. Сказал бы, что я мелкая как грызун и волосатая, где не надо.

— Ну, я ведь не он, ты же знаешь.

— Знаю.

И тут Перри услышала судорожный вздох, явно не принадлежавший ни ей, ни воображаемому любовнику. Девушка медленно отвело взгляд от видения Гилберта вправо и замерла, чувствуя, как волоски на коже встают дыбом. У самого бассейна, на скамье сидел красный как помидор мужик в студенческой униформе Бюргерверта, с железной клеткой на голове. Он пожирал ее взглядом, полным нездоровой похоти, а штаны его бесстыдно топорщились. Взгляды их встретились.