— Смотри мне, Саймон. Если хоть одна жалоба подтвердится, я лично вышибу из тебя все дерьмо… — Вальтер поднял взгляд на вошедших охотников. — Наконец-то. Свободен, — сказал он Саймону.
Джон кивнул старому знакомцу. Вечно серое лицо, грустный взгляд и короткая борода–щетка — таким Хеллвей знал его с учебы. Постарел, но не изменился.
Саймон коротко кивнул, подмигнул Перри, поймал ее улыбку и вышел в коридор, захлопнув за собой дверь. Вальтер устало вздохнул, пригладил длинные светлые волосы и жестом велел охотникам сесть на скромные, деревянные стулья.
— Я слышал, охота прошла без происшествий?
— Это так, — ответила Перри, разглаживая платье на коленях. — Мы выработали новый стиль.
— Больше так не делайте, — отрезал Вальтер, пристально вглядываясь в кровоподтек на глазу Перри. — Никаких нарядов, никаких вечерних платьев. Мои охотники должны быть максимально защищены. Прошлой ночью мы потеряли Гетсби, старик Гилберт получил рваную рану живота, — глава Лиги заметил испуг на лице охотницы и поспешил добавить: — Он в порядке. Йозефка его подлатает. Но впредь никаких дешевых тряпок. Охотитесь только в защите. Ясно?
Охотники переглянулись и пожали плечами.
— Ладно, — хмыкнул Вальтер, массируя переносицу. — Вы, наверное, заметили, что в Ярнаме уже давно пропадают люди. Бедняки, рабочие с мануфактур, ремесленники, даже монахи.
— Их убили охотники, — развела руками Перри. — Что тут гадать?
— Не в этот раз, — устало хмыкнул Вальтер. — Ночью ко мне в группу влился Хенрик — злой как собака. Сказал, что его друг, Гаскойн не явился на охоту.Они вместе должны были патрулировать у акведуков. Оказалось, что тот не появлялсяни дома, ни в Мастерской. А утром сюда влетела Виола, вся в слезах. Священник как вышел с заходом солнца, так больше его и не видели.
— Пропал? — округлила глаза Перри. — Гасконий? Черный священник? Этот бугай, что под два метра ростом, с секирой с меня размером?
— Бред, — хмыкнул Джон, обкатившись на спинку стула.
— Церковь Исцеления уже начала поиски, — продолжил Вальтер, не обращая внимания на недоумение охотников. — Герман тоже выделил людей. А я, в свою очередь, выделяю вас. Найдите Гаскойна. И других пропавших, если получится.
— Зачем? — спросила Перри. — В смысле, накой нам сдался этот Гасконий? Ну пропал и пропал, подумаешь. Может, чудовище сожрало и насрало им в акведук? Нам то что?
— А как же взаимовыручка? Как же братство охотников? — издевательски съязвил Вальтер. Но Перри и не думала убирать с лица скептически-безразличную мину.
— Тут я согласен с «Куницей», Вальтер, — хмыкнул Хеллвей. — Это дело Церкви Исцеления — не наше.
— Да! Они с нами не разговаривают, не дают оружие, не поставляют бесплатно целительную кровь, смотрят на нас как на дерьмо! Как на охотников второго сорта! — распалилась Перри. — А мы должны после охоты искать их священника?! Да пусть они все там сквозь землю провалятся — глазом не моргну! Дружат с Мастерскими — пусть и ищут сами.
— Справедливо, — устало вздохнул Вальтер, вставая из-за стола. Маленький огонек подпалил табак в старинной трубке, и глава Лиги глубоко затянулся, глядя на бурный, суетливый город. Казалось, он что-то обдумывает, пытается подобрать нужные слова, но никак не может совладать чувствами. Да, Лига, Мастерские и Церковь плохо ладят, если вообще не враждуют. Да, Мария Ланге ненавидит Перри, а Хеллвей разругался с Валларом из-за женщины. Да, Церковь Исцеления не уважает Лигу и Бочонков, но охотник всегда остается охотником. Они — братство и должны помогать друг другу. И потом эти исчезновения…
Вальтер обернулся и заглянул Хеллвею в глаза.
— Я не просто хочу найти Гаскойна. Я хочу знать, кто стоит за похищениями. И я не доверяю словам Церковных охотников. А если в деле замешан Бюргенверт…
— Тогда они заметут следы, — продолжил Джонатан.
— Но… — попыталась возмутиться Перри.
— Я прошу вас расследовать эти похищения. И пресечь, если это возможно.
***
— Не могу поверить, что мы подписались на это! — рявкнула Перри, когда охотники вышли за ворота. — Искать пропавшего священника!
Хеллвей резко остановился и спросил:
— Слушай, Перри, почему ты так не любишь Церковников? Ты же окончила школу при церкви? Ты и читать-писать умеешь благодаря им.
Перри побагровела, в глазах вспыхнул злой огонек. Казалось, стальная пружина в ней готова распрямиться, вызвав цепь оглушительных ударов куда придется. Но охотница глубоко вдохнула, справляясь с вспышкой гнева.
— Джон, это не важно, — сказала она, отворачиваясь. — И не будем об этом.
— Это как-то связано с твоей «просьбой» не брать у белых монахинь особую кровь?
— Что? Нет! Нет, не связанно. Ты что, брал эту кровь? — недоуменно спросила охотница.
— Нет и я до сих пор хочу услышать Оедоном проклятую причину не брать ее.
— Причина… да просто не бери ее и все! Понимаешь, ее добывают из… ну… черт, это секрет церкви. Я кровью поклялась не говорить.
Охотница раскрыла рот, но тут же осеклась и покраснела, но уже не от гнева. Казалось, она борется с желанием рассказать правду, что выйдет ему боком.
— Перри, откуда ее берут? — мрачно спросил Джон. — Давненько не видел тебя покрасневшей.
— Я краснею из жалости к тебе. Просто не бери кровь и… а знаешь, что? Бери. Обколись ей до усрачки, — подчеркнуто хамовато зарядила охотница. — Вот смеха будет потом, когда узнаешь, что ее берут прямо из… не важно.
Рядом пробежал бойкий мальчуган в клетчатых брюках и жилетке без двух пуговиц. На усыпанном веснушками лице светилась лучезарная улыбка. Рукава закатаны и на левой руке алеют три пятнышка от свежих инъекций благодетельной крови. Какой-то тучный горожанин наклонился поднять оброненные часы и пролетевший по мостовой кэб скрыл его натужные усилия. Охотники ничем не выделялись в толпе суетных горожан, лишь на Перри искоса поглядывали проходящие мимо женщины, видимо считая ее жертвой жестокого супруга. Кровоподтек уродовал чистый взгляд девушки, рождая в сердцах сердобольных городских леди жалость. Джон ослабил напор и отмахнулся.
— Не важно так не важно. Пойдем, отыщем Гаскойна.
— Но сначала в Собор? — спросила Перри, поправляя рукав.
— В Собор, — весело хмыкнул Хеллвей. — Давненько я не участвовал в кровослужении.
Как только Лоуренс поделился благодетельной кровью с миром, новообразованная Церковь Исцеления билась над проблемой создания церемониальных обрядов. Достаточно помпезных и массовых, но при этом действенных. В конце концов было решено проводить кровослужения партиями, следуя магическим числам. Пять раз в главный собор впускали пятьсот человек. Каждый занимал свое место за скамейкой, в ожидании маленького шприца-иньектора с порцией целебной крови.
Джон и Перри заняли место рядом с Виолой и двумя девочками девяти и тринадцати лет — бледными и грустными дочерьми Гаскойна. Охотница крепче сжала шприц и заранее оголила вену на левой руке, чувствуя странное, почти нездоровое желание влить кровь.
Жажда, желание, известное лишь охотникам, обуревала, пьянила как перебродивший виноград. А дальше — помпа, пафос, торжественная литургия.
Почтенные люди в одеждах Хора прочли хвалу Оедону, принёсшему кровь, а затем слово взяла Викарий Амелия. Хрупкая на вид женщина в длинном белоснежном одеянии, с золотым талисманом-оберегом крови прочла длинную проповедь. Она вещала о птумеру и их дарах, о величии Оедона и Рода Великих, о благословении ярнамитов и их избранности над народами всего мира. А на псалмах об озарении Лоуренса даже у Перри захватило дух, столь сильно было благоговение толпы. Ярнамиты завороженно шептались, кто-то даже завопил в экстазе, славя Оедон, и его пришлось утихомирить, благо без дубинок.
— Слава Великому Оедону! — воскликнула Амелия, воздев руки к небесам.
— Слава! — вторила толпа.
Викарий опустила руки, давая знак дрожащим от нетерпения ярнамитам. Перри даже не заметила, как вогнала шприц в вену, вводя разом всю порцию крови. По телу пробежал приятный жар, щекоча нервы. Каждый вздох, казалось, приносил небывалое насыщение кислородом. Хотелось бегать, прыгать, заниматься любовью — все разом и быстрее, быстрее. Организм налился чистым огнем, и она зажмурилась, чувствуя, как рассасываются все полученные синяки, все ссадины и гематомы, оставляя под платьем лишь чистую, нежно алебастровую кожу и старые линии шрамов. Перед глазами зажглись звезды, мириады разноцветных огней, что манили, окружали, утягивали в прекрасные, непостижимые дали.
