Сколько это продолжалось? Час? Месяц? Столетие? Если подумать, то царевич был заперт в покоях чуть меньше суток, но ему казалось, что прошла вечность: он словно заново родился, вырос, постарел, умер – и всё в этих стенах. Всего за один чёртов день и одну бесконечно долгую ночь.
Самую ужасную ночь всей его жизни.
— Локи? — кто-то вошел в переднюю и позвал.
Принц без интереса всмотрелся в предутреннюю серость и различил фигуру, замершей у распахнутой двери, Фригги. Небо, какого чёрта ей нужно?!
— Локи? Ты здесь? — снова окликнула царица. В комнате было темно, даже камин не горел, поэтому она не сразу различила на полу у софы чёрный сгусток силуэта царевича – только когда тьма шевельнулась, отвечая на зов, стало понятно, что пленник не сбежал и всё ещё находится в покоях.
Все боялись, что он сотворит какую-то глупость, но, кажется, меры предосторожности оказались достаточно сильными, чтобы противостоять попыткам Локи вскрыть замок и оглушить часовых усыпляющим заклятием. Принц отчаянно пытался выбраться из покоев до глубокой ночи, хотя и понимал, что Всеотец наверняка предпринял всё, чтобы ему не удалось добраться до Сибиллы и усложнить её возвращение в Ванахейм. Под его дверью дежурила дюжина элитных воинов из отряда, которые конвоируют и охраняют пленников в подземелье, и Локи не сомневался, что столько же охраняет комнаты принцессы. Ближе к вечеру он попытался создать иллюзию пожара в коридоре и начать суматоху, но когда бесчисленные попытки воздействовать на ближайшего воина за дверью оказались бесполезными, царевич понял, что Один предусмотрительно наложил на его покои ограждающие чары. Чтобы сломать их, принцу пришлось бы разбирать невидимую стену воли царя по крупице, атакуя её изнуряющими заклятиями снова и снова, но чтобы сломать это колдовство, потребуются несколько дней, а у Локи не было столько времени.
Всего через несколько часов Сибиллу отправят в Ванахейм, но царевич не мог этому помешать. Он чувствовал себя бесполезным, убогим, никчёмным дерьмом – отвращение к самому себе разъедало разум асгардийца не хуже чёрной злобы, которая расползлась вокруг плотно и густо, забираясь в каждый угол и забивая собою каждую щель. Локи дышал этой злостью, пропускал через себя – она заполнила его, вытесняя всё остальное. Асгардиец ненавидел себя, ненавидел весь мир, ведь он подвёл её. Свою принцессу.
Свою любовь.
Проклятье, как он мог быть таким идиотом? Принц должен был предусмотреть, что ярость Ралларда может дойти до крайности и понимать, что Один не пойдёт на конфликт – только не ради младшего сына! Асгардиец должен был быть готов и к такому исходу, был обязан предвидеть и предотвратить, защитить Сибиллу, уберечь её от последствий их общих решений, но он не смог. Не сумел. Кретин… Локи упивался чувством вины, давился ненавистью к самому себе, глотая и выплёвывая её снова и снова, пока вовсе не утратил чувство вкуса и перестал различать, где заканчивалась боль и начиналась злоба. Он пережевывал все эмоции за раз – или это эмоции пережевывали его? – и ещё никогда в жизни принц не чувствовал себя так хреново.
Поэтому, когда впервые за прошедшие сутки дверь открылась, и в покои вошел гость, Локи не почувствовал ничего. Ему было всё равно.
— Зачем ты пришла, мама? — выплюнул он вперемешку с самоистязанием.
Фригга прикрыла за собой дверь и осторожно ступила вперёд. В конце концов, ей надоело красться в темноте, и она сотворила заклятие, от которого давно потухший камин вспыхнул так жарко, что царевичу пришлось зажмуриться. После долгой тьмы свет резанул его глаза, словно удар.
— Ты просидел так всю ночь? — осведомилась царица.
Одежда её сына была помята, впрочем, как и он сам – если подумать, то Локи толком не спал почти двое суток, и это закономерно отразилось на его внешнем виде. Он казался призраком – бледным, замученным, растрёпанным, но едва ли принцу было дело до того, как он выглядит.
— Что ж… ты всегда был склонен к драматизму, — хмыкнула Фригга. Она пересекла переднюю, приблизилась к царевичу, а тот поднял голову и со злостью посмотрел на мать.
— Драматизму? — переспросил асгардиец. Он варился в собственной ярости слишком долго, чтобы реагировать на подобные замечания без злости. Если царица пришла, чтобы его учить, то пусть убирается в пекло! — Один запер меня, точно дикое животное! А ты ничего не сделала, чтобы ему помешать, ничего! Прикажешь целовать вам за это руки?!
Царица удивлённо подняла бровь. Её волосы были уложены в ту же причёску, что и прошлым утром – видимо, она тоже ещё не ложилась.
Есть ли хоть кто-то в этом долбаном дворце, кто спал этой ночью?
— Ты сам виноват, сын. Если бы ты не грозился помешать возвращению Сибиллы на родину, тебя бы никто не запирал.
Локи возмущенно хапнул сбитый душный воздух. Как она могла говорить об этом так легко, словно это действительно его вина?! Царица защищала Одина и обвиняла сына, и вдруг, царевич почувствовал такую злость, что на мгновение даже не мог поверить в то, что способен ощутить что-то подобное по отношению к собственной матери. Его синие глаза впились в Фриггу, словно он впервые её увидел, и пока его мозг отчаянно пытался переварить новую волну разочарования и гнева, царица продолжила говорить:
— Мне нравится Сибилла… Она хорошая девушка. Я уже говорила тебе, что не виню вас за обман, но, ради неба, Локи! Вы ведь не пара крестьян, чью помолвку можно решить мешком зерна или половиной дюжины коз! Вы ведёте за собой народы, дорогой. Закономерно, что у ваших действий появились серьёзные последствия, и сгладить их не просто, — Фригга протянула руку, чтобы пригладить растрёпанные волосы Локи, но тот раздраженно отпрянул. Мать устало вздохнула и отступила. — Раллард разгневан, и имеет на это полное право. Он отправлял сестру в Асгард в уверенности, что она станет царицей, а вместо этого получил новости о том, что её поймали в твоём обществе… Чего ты ждал? Одобрения и братского благословения? Этот парень – один из самых опасных правителей галактики, твой отец не мог просто послать его к чёрту и не выполнить его условия. Один не может…
— Один может всё! — Локи не выдержал. Царица способна оправдать и защитить любого, но только не своего младшего сына. Принц смотрел на неё с отвращением, а Фригга была слишком проницательна, чтобы этого не заметить, и слишком горда, чтобы оставить без внимания.
Она поджала губы и хмуро посмотрела на сидящего у софы сына сверху вниз.
— Я напомню тебе, Локи, что Один – отец не только двум детям. Он отец десяти триллионов душ, которые обязан защищать, не смотря ни на что. Ты поставил безопасность Асгарда под удар, поэтому будет справедливо, если за это ты вынесешь небольшие неудобства.
— Наблюдать, как вы отправляете Сиб в руки психопата – это ты называешь небольшими неудобствами?!
— Прекрати драматизировать, — снова попросила Фригга. Она теряла терпение. — Раллард не причинит ей вред, это наше условие. Сибилла дорога не только тебе, Локи. Я люблю её, как родную дочь, она полюбилась и Тору, и всем придворным, и простому народу, поэтому мы не допустим, чтобы ей навредили.
— Тогда, не отправляйте её в Ванахейм!
— Любовь затуманила тебе разум, сын. Где твоя проницательность? Ты должен понять, что твой отец не может этого сделать, это политика… Сибилла – не дочь мелкого барона, которая может сбежать с кем угодно, и никому не будет до этого дела, — терпеливо твердила царица, но Локи было плевать на её доводы, они злили его ещё сильнее. — Она – сестра короля Ванахейма, его плоть и кровь. Красивейшая из его сестёр, заметь, и обременённая большими обязательствами! Вопрос брака девицы, вроде неё, это вопрос не личной привязанности и воли, а дело государственной важности.
— Не надо учить меня политике, мама!
Фригга дёрнула плечами.
— Раз так, то ты и сам должен понимать, что у Одина нет другого выхода. Он должен выдать девушку как жест доброй воли, а потом улаживать вопрос о вашем браке… Полно, Локи, это всего на несколько недель! Как только Сибилла отправится домой, мы тут же начнём переговоры с её братом и найдём способ вернуть её обратно.
