– Правильно…

Игнат кивнул.

– Правильно, Миша. Народ никто не любит, он сам себя не любит. И я бы… Да вот беда, деньги нужны! У меня же полиграфия, производство. Заказы, расходы, кредиты. Кредиты, будь они неладны! План у меня, Миша, план! Это же как завод – не остановить. И люди на меня работают, а им зарплату надо платить. Ты автор, тебе легко. Принял красивую позу, байроновскую, к примеру. Плащ запахнул, да встал на утёсе! И – всё! Вне игры! А я…

Игнат постучал пальцем по столу.

– Я – производственник. Предприниматель. Я должен выпускать то, что продаётся. И любой, любой тебе скажет!..

– Игнат, к чему всё это? – спросил Искандеров. – Мы об этом говорили уже много раз. Ты хотел, чтобы я делал красиво – и я делал красиво. Ты хотел получить ликвидный текст – и получал.

– Ликвидный? – переспросил Игнат.

И усмехнулся.

– Нет, Миша, нет! Авторы бывают ликвидными или нет. Это они продаются! Их имена продаются! А тексты… С ними у тебя проблем не было. С текстом, с идеями. Но… Это ведь я сделал тебя продаваемым. Это с моей подачи ты стал ликвидным. Попал в оборот! В прибыльный сектор! В яблочко! В десятку, чёрт возьми!

Игнат потянулся к бутылке.

– Хватит! – остановил его Искандеров и убрал бутылку под стол. – Похоже, ты не просто так в гости напросился. По душам решил поговорить? Тогда с коньяком завязываем. А то у тебя уже язык заплетается. Ещё пару глотков – и одними междометиями заговорим. А потом на мычание перейдём. Лучше так посидим… Или чаю?

Игнат погрозил пальцем кухонной мойке.

– Не-е, – протянул он. – Напрасно убрал, Миша. Напрасно бутылку убрал! У меня алкогольная релаксация…

– Глупость из тебя лезет алкогольная! – заметил Михаил. – При чём здесь – любишь народ или не любишь? Может, и любил бы до беспамятства, только на черта ему моя любовь? К чему эта демагогия, Игнат? Пришёл в жилетку поплакаться? На времена и нравы пожаловаться? Ну что ж, давай скажем другу другу красивые и правильные слова. Давай поклянёмся, что будем трудиться не жалея сил, и дадим измученному бытом обывателю парочку книг в красивой обложке, которые помогут ему скоротать время в метро. Или, пардон, в ватер-клозете.

– Три! – заяввил Игнат.

Поднял и быстро опустил три пальца.

– Три книги дадим!

– Хоть десять! – воскликнул Искандеров. – Я ведь твои мыслишки на лету ловлю! На лету, Игнат! Ты сделал меня продаваемым, узнаваемым, покупаемым и так далее! А я, нехороший человек, после ухода жены раскис, размяк, заперся в доме, сижу бирюк бирюком, и все идеи свои творческие наглым образом гроблю, с тобой не делюсь. И ты, бедолага, вынужден с юными оболтусами общаться, силы на них тратить, тексты их в издательский формат втискивать. Кого в «негры» вербовать, а кого (ужас какой!) и с нуля раскручивать. И столько сил на это уходит, а результат… Будет ли он ещё – не известно. А под боком у тебя гад Искандеров сидит, один из трёх самых раскрученных авторов, и пользы от него – никакой. Даже не с гулькин нос, а никакой! За несколько месяцев – ни одной новой книги. Пара статей, и всё. И обидно тебе Игнат до слёз, и тянет к горячительным напиткам. Так?

– Так, – согласился Игнат. – Молодец, Миша, обо мне ты подумал. Творчески, так сказать, осмыслил ситуацию. А о себе ты подумал?

Он перевернул рюмку и ложкой постучал по ней. Раздался мелодичный звон.

– По тебе звенит этот колокол, Миша! По тебе!

Поставил рюмку на стол.

– Плесни ещё! Не жадничай!

– Договаривай всё, – потребовал Михаил. – До конца! Тогда допьём. Может, ещё и за добавкой в магазин побежим.

Игнат удивлённо поднял брови.

– Зачем самим бежать? Я водителя пошлю!

Остатком горбушки добрал остатки салата. Пережёвывал долго, медленно двигая челюсти.

Искандеров терпеливо ждал.

– Ладно, говорим откровенно, – решился Игнат. – Миша, ты же специфический автор. У тебя есть свой авторский стиль. Ярко выраженный, запоминающийся! И его, блин, трудно имитировать! Понимаешь, куда клоню?

– Понимаю, – ответил Михаил. – Клони дальше, не стесняйся.

– Так вот, – продолжал Игнат. – Имя твоё ликвидное отдельно от текстов продавать трудно. А я пытался… Помниль, Миша?

Искандеров кивнул в ответ.

– Ты все эти планы гробил, Миша! Но не это их сгубило. Нет, не это! Ты не хотел писательскую бригаду возглавить, индивидуалист чёртов! Все серии на себе тянул. А я, в качестве эксперимента, попросил парочку ghost writer’ов текст подготовить… Хотелось проверить, могут они под тебя работать или нет.

– Силён, Игнат! – воскликнул Искандеров. – А ещё что ты за моей спиной творил?

– Ничего, успокойся!

Игнат жестом патриция поднял вверх ладонь.

– Не пошло это в печать. Никуда не пошло, кроме корзины. Не потянули, ребята, не выдали продукт требуемого кач…

Игнат помассировал уголки губ.

«Чёрт, действительно с дикцией… неладно».

– …требуемого качества. Мы же это качество столько времени оттачивали! И вот…

– Пришёл ко мне? – спросил Искандеров. – Отчаялся слепить подделку и пришёл ко мне? Игнат, а ты ведь сам себя обличаешь! Выходит, народ не всё лопает, что ты ему подсовываешь. Капризничает иногда, качественный текст требует. А то и пищу для ума! Ужас-то какой! Столько ты его попсой по этому самому уму гвоздил, а ум всё жив и пищи требует. Беда с читателем, Игнат, беда! Неприлично развит.

– Михаил, не дерзи! – остановил его Игнат. – И не впадай в манию величия. Не на тебе одном издательство держится. Не заносись! И книги выходят… На разные вкусы! Историческая литература, к примеру. Мемуары. Хокинга недавно выпустили! Классическая серия, опять-таки! Фитцджеральд, Уайльд, Хемингуэй…

«О, заговорил!» обрадовался Игнат. «Язык заработал!»

– Ешё Пушкин и Лермонтов есть, – подсказал Искандеров. – Обойма верная!

Игнат отмахнулся.

– Сам всё понимаю. Понимаю, Миша, что литература не должна закончиться двадцатым веком. И ещё хвост… из девятнадцатого. Новое должно быть, Миша! Новое! Разве я не понимаю?

Он постучал себя по лбу.

– Идеи! Идеи, вот что нужно!

Игнат сложил ладони у груди.

– Идеи, Миша.

Искандеров поставил бутылку на стол.

– Возьми лучше это. Больше ничего у меня нет.

Встал. И подошёл к окну.

– Ладно, – сказал Игнат. – Возьмём…

Допивал в одиночестве, не дожидаясь хозяина.

– Холодная выдалась весна в этом году, – сказал Искандеров, барабаня пальцами по стеклу. – Начало подходящее для грустной истории. Скажем так… Весь апрель дожди, дожди, дожди…

Скрип. Он с силой надавил пальцем на стекло – и повёл вниз.

– Во-о-от! Ка-а-апли! Одна за одной! Одна за другой!

Игнат вздрогнул.

– Перестань ты! – крикнул он. – Что за звук-то мерзкий! Ненавижу эти скрипы! Эти стоны! Не вгоняй меня в депрессию! Не затягивай в свой больной мир, мне ещё пожить хочется, дела поделать, вопросы порешать. Тебе на хлебушек с маслом заработать! На несовершенстве природы человеческой зарабатывать надо, а не проклинать её.

Игнат ударил кулаком по столу.

– Сделаешь три книги или нет?

Михаил равнодушно пожал плечами.

– Одну сделаю, – после минутного молчания ответил он. – Месяца за два-три. Как раз к осени…

– Вот и хорошо! – обрадовался Игнат и встал из-за стола.

И, к удивлению своему, без особых усилий удержал равновесие.

«Силён я, силён!» с уважением к самому себе подумал Игнат.

– Правильное решение! – продолжал он. – Главное начать, как говорил Михал Сергеич. За первой и другие потянутся… Да не хмурься, не хмурься! Для писателя главное – молчание нарушить и до стола дорваться, а там так строчить начнёт – не остановишь. Мне ли не знать! И насчёт Светки…

Он подмигнул.

– Не… Не беспокойся! Ты, небось, мямлить начал да смысл жизни искать, вот она и ушла. Бабы не любят рефлексирующих интеллигентов, Миша. Ты сам это знаешь! Ты же сильный мужик, спортсмен, путешественник. Здоровый технарь, инженер. До чего тебя талант довёл и самокопание твоё? Смотреть больно! Завязывай с этим, ей-богу! Работать начинай. Она и придёт…