Надо что-то срочно предпринять, что-то сделать. Но желанием, все и ограничивалось…

Вот и сейчас, с такой мыслью, Грин Тимофеевич угрюмо глядел на свою физиономию в просторном овальном зеркале, забранном дубовой рамой. Тяжко вздохнул и брезгливо приступил к бритью.

Закончив, он вернул прибор на полку шкафа. Взял флакончик с глазными каплями – он хранился слева от зеркала, на подставке. Оттянул нижнее веко левого глаза, капнул. Потом оттянул веко правого глаза, капнул. Аккуратно поставил флакончик на место.

Душ, пожалуй, он принимать не будет, неохота. И кстати, крокодильчики на старой занавеске поизносились, застревают, надо бы их заменить. Зоя все собиралась, так и не собралась…

Среди вороха ненужного хлама он увидел желтое тельце старой механической бритвы «Спутник». Лариса все грозилась ее выбросить, мешала она ей очень. А для Грина Тимофеевича бритва была памятью бесшабашной жизни молодого инженера-энергетика. За несколько лет до появления драматурга Грина Зотова и его женитьбы на красавице Ларисе, разведенной жене театрального художника Мамаева… Ту забавную историю Грин Тимофеевич не раз рассказывал на своих творческих вечерах. Как, будучи новоиспеченным инженером, спекулировал механическими бритвами «Спутник» на сухумском базаре. Эта новинка только появилась в Ленинграде, и заводской приятель вошел в нищенское положение молодого специалиста с деловым предложением. По его совету Грин, одолжив денег, скупил пятьдесят бритв «Спутник» и отправился на юг. Он самолично брил наждачные щеки абхазских колхозников, и обалдевшие от подобного чуда простодушные клиенты отваливали двойную, а то и тройную цену за каждую бритву. Гешефт покрыл все курортные затраты плюс дорогу туда и обратно. В дальнейшем эта история легла в основу первой пьесы начинающего драматурга «Извольте бриться», комедия шла во многих театрах…

– Навек тебе благодарен, дружище. – Грин Тимофеевич задвинул тельце бритвы в глубь хламья и вышел из ванной комнаты.

В тот же четверг бракосочетание стоматолога Нади и омоновца Николая складывалось не лучшим образом…

Дважды их приглашали к столу регистрации ЗАГСа – и все напрасно: жених как в воду канул. Нет его, и все! Ведущая процедуру пышная дама с цветком в петлице пиджака, не увидев жениха, покачала головой. Почему-то присутствием невесты она не интересовалась. Вероятно, именно женихи чаще и нарушали брачный ритуал…

Наконец, с опозданием почти на час, появился и жених, в веселом подпитии. Сопровождал его такой же весельчак, кругломордый и конопатый. Видимо, они успели набраться в кафе, где Николай договаривался отметить торжество, хотя обещал заранее не пить ни капли. Козел он и есть козел, буркнула в обиде Надя, увидев состояние своего нареченного…

– А Димка для Тамары, – оповестил Николай, едва переступив порог зала ожидания. – Димон – мой свидетель. А потом, он для Тамары, я ему обещал… Здравствуй, мама.

– Я для Тамары, – сиял улыбкой свидетель Димон, теребя пальцами спущенный узел зеленого галстука. – Здравствуйте, Вера Ильинична.

От небольшой группы людей, что кучковалась в ротонде зала, отделилась хроменькая женщина с пуком седых волос на затылке. Профиль ее лица рисовался головой хищной птицы, выглянувшей из гнезда. А само гнездо – серебристый отложной воротничок с изящным рисунком вязки – лежало на узких плечах темного бархатного платья.

«Как есть его мамаша», – шепнула Тамара. «Прокурорша», – шепотом подтвердила Надя.

Внешне Надя ничем не отличалась от людей, ожидавших своей очереди на торжественную запись в Книгу гражданского состояния. Хотя бы косынку белую накинула, укорила ее Тамара перед выходом из дома, невеста все же…

Они расположились за отдаленным столиком, под старинным портретом важной особы в буклях. Сообразно грядущему юбилею города администрация ЗАГСа решила как-то облагородить казенное заведение. Вот и поместили изображение какого-то сановника «из той жизни», что подарил благодарный клиент за регистрацию вне очереди…

Родительницу своего жениха Надя не знала и надеялась с ней познакомиться день в день. В свою очередь, и будущая свекровь собиралась тогда же увидеть свою невестку… Так они и провели в неведении битый час, с уверенностью, что запропастившийся жених наконец явится и внесет ясность в матримониальную ситуацию…

А тот явился подшофе, не извинился и привел дружка-свидетеля с лягушачьим галстуком на шее… Глядя на них, Тамара едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться в голос. Очень уж они выглядели забавно, точно нашкодившие пацаны. О чем она и поделилась с Надей. Та сухо кивнула, не сглаживая под щеками напряженных скул.

Хроменькая занесла за спину руки, сцепила замком тощие пальцы и развернула прямые плечи. Хриплый голос завзятой курильщицы никак не вязался с ее субтильной фигуркой в длинном платье, располосованном змейкой до самого пояса… «Разозлил мамашу, Колька, ох и разозлил, – шепнула Тамара невесте, – аж в ушах звенит». «Прокурорша», – повторила Надя уголком губ…

Николай, перетаптываясь, смотрел на макушку гладко забранных седых волос своей мамаши со вздорным узлом на затылке. Да ладно, бухтел он виновато, выкатив подбородок на бабочку-кису. А дружок Димон развел пухлые кисти коротких рук и гундел: ну что вы, Вера Ильинична, в натуре.

– А ты помолчи! – взъярилась прокурорша. – Устала вызволять тебя из переделок, свидетель хренов.

Две пожилые дамы из глубины ротонды принялись громко увещевать подругу, мол, уймись, Вера: женится – образумится. Кончайте базарить, – какой-то дядечка перекрыл общий гвалт: где невеста, сейчас снова вызовут оформляться…

– В третий раз вызовут. Позор! – перевела дух будущая Надина свекровь. – Где ж наша невеста, Коля? Или в пивной забыл?

– Как где?! Тут должна быть! – трезво воскликнул Николай и выкрикнул тревожно в снующую по залу людскую толчею: – Надя! Надюха?!

– Неужто не дождалась? – испуганно пролепетал друг Димон. – Ушла? И Тамарка с ней?

– Правильно сделали! – сварливо проговорила Вера Ильинична, добавив с обидой: – Что же она пряталась-то?

– Черт ее знает! – огрызнулся Николай, ошалело вертя головой. – Надя…

– Здесь я, здесь. – Надя покинула укрытие.

Следом и Тамара появилась из-под портрета сановной особы. Ее костюмчик был точно в синий цвет одежды важного господина в пышном парике.

– На-а-адька! – Широкое лицо Николая улыбалось, наливаясь утерянным от волнения хмелем. – Расписываться пора, а ты…

– Вот и расписывайся… со своей мамой, козел.

Надя сунула в оттопыренный карман Николая серую коробочку с кольцом и вышла из зала.

Да и Тамара, признаться, растерялась от такой выходки. Не ожидала. Конечно, Николай проявил себя не лучшим образом, но так резко оборвать…

Она и Тамару обидела под горячую руку. Так и сказала на остановке автобуса, что хочет побыть одна. Одна! И никого не хочет больше видеть…

Тамара это поняла по-своему. И кажется, правильно поняла.

С некоторых пор Грин Тимофеевич даже бравировал своим одиночеством. Смирившись с тем, что жизнь больше не предлагала ему былого разнообразия, он поначалу переживал и отвечал на равнодушие к себе каким-то детским, наивным высокомерием. Потом смирился и, более того, находил в этом особое упоение. Да, возникали те или иные соблазны – чьи-то презентации, премьеры, гастроли знаменитостей, просто светские тусовки, – но не будучи «званым», делал вид, что они его не волнуют. Он даже и не замечает эту суету. То, чем иные восторгаются, считают престижным, он, Грин Зотов, считает пустяком. Он нисколько не огорчен быть незамеченным. Более того, он сам желает им быть. Мне плевать на ваше ко мне безразличие, говорил он своим поведением. То, чем владею я, чего достиг за все прошлые годы, гораздо, важнее вашего безразличия ко мне. И вы это сами знаете, и вас это выводит из себя. Ибо вы завистливы, вы готовы закопать друг друга ради своего мелкого тщеславия…