И если бы не та странная книга, которую дартхари однажды отдал мне, я бы никогда не узнала, почему так происходит…

***

– Рональда!

Возле моей хижины стоял и истошно вопил мальчишка лет двенадцати. Надо же, какой смелый – обычно те, кого родители посылали «за лекарем», орали: «Лека-а-арь!»

– Чего тебе? – поинтересовалась я, выходя из кустов навстречу своему гостю. Увидев меня, мальчишка вздрогнул, но не отшатнулся. Действительно, смелый.

– Соседка наша, зора Арилла, рожает. Мама попросила сбегать за тобой.

Очень некстати… Мало ли, что пойдёт не так при родах, а во мне магии сейчас не больше, чем в любом другом оборотне.

– Тебя как зовут?

Мальчишка, кстати, ещё был необращённый. Значит, нет пока двенадцати. Глаза серые, волосы русые, очень красивый нос, две ямочки на щёчках, одет просто – белая рубашка, грязно-серые штаны и самые обычные ботинки, которые носят все оборотни Арронтара – в них удобнее всего продираться сквозь лес.

Из небогатой семьи мальчик. И удивительно – смотрит на меня не неприязненно, а скорее, настороженно.

– Петер.

– Пойдём, Петер, поможешь мне.

– Куда? – глаза вспыхнули тревогой и страхом.

– Не бойся, – я хмыкнула. – Я детей не ем. Донести мне поможешь всё необходимое, чтобы роды принять, хорошо? А то знаю я ваших рожениц – зачастую ни ткани нет, чтобы ребёнка запеленать, ни ножа хорошего, чтобы… Впрочем, этого тебе лучше не знать.

Петер, слегка побледнев, зашёл со мной в хижину. Я дала ему в руки моток специальной мягкой ткани, которой меня снабжал Карвим, а потом набила свой заплечный мешок пузырьками с самыми различными зельями. Мало ли, что может понадобиться…

Напоследок я, завернув все свои лекарские инструменты в кусок чистой тряпки, оставила Элфи еду и, потрепав его по холке, сказала:

– Охраняй. Когда вернусь, не знаю, смотря как пойдут роды…

– Р-р-р, – ответил мой верный хати. Бедняга, почти целый день я пропадаю… Ну ничего. Ещё будет время для Элфи размять лапы.

Пока я собиралась, Петер разглядывал мою хижину глазами величиной с тарелки. Любопытный мальчишка.

– Пошли, – буркнула я, закидывая за спину свой мешок, и вышла на улицу. Петер, секунду помешкав, последовал за мной.

Молчал он, наверное, всего минуты две, а потом вдруг выпалил:

– А откуда у вас такой хати?

– Случайно повезло, – улыбнулась я. – А что, ты никогда раньше не видел моего Элфи? Я ведь довольно частый гость в деревне.

Мальчишка, кажется, слегка смутился.

– Ну… мы с мамой на краю деревни живём… Может, вы знаете…

Ну конечно, как я сразу не догадалась. Поэтому Петер и смотрит на меня без особой неприязни, ведь они с матерью тоже отбросы общества.

У оборотней – у всех, независимо от клана – считается позорным родить малыша незамужней женщине. Такое иногда случается… несмотря на то, что за молодыми самками следят и зелье от нежелательной беременности можно достать безо всяких проблем, да и стоит оно недорого.

Я уже упоминала, что подобная настойка была одной из самых популярных. Именно из-за того, что на игрищах зачастую не только дрались. И итог в виде ребёнка устраивал далеко не всех. Одно дело – «соединяться» с оборотнем, чтобы, как здесь говорили, «взять часть его силы», а совсем другое – рожать. Поэтому многие родители предпочитали давать это зелье своим отпрыскам, ещё не подчинившим своего внутреннего волка, в качестве профилактики. Подростки неуравновешенны, и в этой ситуации многие предпочитали перебдеть.

Однако, нежелательная беременность всё равно иногда случалась.

Некоторые «залетевшие» девушки предпочитали избавиться от ребёнка, пока не узнали и не заклеймили позором. Почему мать Петера оставила своего малыша, я не знаю, но факт в том, что сейчас им, скорее всего, живётся нелегко. Зарабатывать такие женщины могли двумя способами. Что-нибудь шить, вышивать или вязать, либо… торговать телом.

У оборотней не принято иметь близость в человеческом облике ни с кем, кроме законного мужа или жены, это порицается. Но некоторые игнорируют этот обычай. Причина проста – близость в человеческом облике приносит намного больше ощущений, чем в зверином. По крайней мере так говорят. У меня не было возможности оценить самостоятельно.

– Твоя мама шьёт что-нибудь? – спросила я у Петера и, к моему облегчению, мальчишка кивнул.

– Да. Они с зорой Ариллой часто работают вместе. А зора Арилла вяжет очень красивые кружевные платки из пуха. Но она не только вяжет, ещё к ней ходят разные… Дают ей денег… Мама говорит, это плохо.

Я вздохнула, но ничего не сказала. Не думаю, что Петер в таком возрасте в полной мере понимает, почему к Арилле ходят «разные» и дают ей денег. А просвещать его мне совершенно не хотелось.

Мне нравился этот мальчишка.

– У зоры Ариллы есть ещё дети?

Петер помрачнел.

– У неё была дочка. Умерла год назад. Может, вы помните? Она с дерева упала, вас тогда тоже позвали…

Я помнила. Помнила, потому что эта девочка была похожа на меня. Нет, внешне с ней всё было в порядке, просто её травили из-за матери – «шмары», как у нас тут называют таких продажных женщин.

Девочке было пять лет. Она залезла на дерево, спасаясь от преследователей, не удержалась, полетела вниз и сломала себе шею.

– Ты, наверное, дружил с ней, да, Петер?

Мальчишка кивнул.

В деревне белых волков есть специальная улица для таких, как Арилла и мама Петера. Она находится в отдалении от остальных построек, дома там кривые и покосившиеся, но мусора нигде нет, чисто, а в огородах всегда много цветов и зелени. Лица у женщин, живущих здесь, похожи одно на другое – печальные и бледные, а спины у всех сгорбленные, словно под тяжестью собственных жизней.

Дом Ариллы был почти в самом конце улицы. Когда мы добрались до него, краешек солнца уже зашёл за верхушки деревьев.

– О Дарида! – прошептала встретившая меня маленькая женщина, так похожая на Петера, что я сразу поняла – это его мать. – Как хорошо, что вы пришли, Рональда! Арилле очень плохо и больно, я боюсь, она может потерять своего малыша… А она так его хотела… С тех пор, как погибла Кати, Арилла всё о ребёнке мечтает…

Я кивнула, забрала у Петера свою ткань и вошла в комнату, где на узкой кровати лежала роженица.

Арилла оставалась красивой даже сейчас, когда лицо её было бледным и мокрым от пота. Чёрные вьющиеся волосы разметались по подушке, на белом лице алели губы, в ярко-жёлтых глазах я увидела отражение её боли.

Как жаль, что магии нет…

– Добрый вечер, – поздоровалась я, приподнимая белую рубашку, в которую была одета Арилла. – Вы неправильно дышите, милая. Нужно вот так…

Показывая женщине, как дышать, я осторожно ощупывала живот. Ребёнок был повёрнут неправильно – ножками, а не головой, к «выходу». И кажется, пуповина вокруг шеи замотана, как шарфик. Да и малыш крупный очень, а таз у Ариллы узкий.

Точнее, малышка.

– Не волнуйтесь, – сказала я, отнимая руки от живота, когда роженица начала правильно дышать. – У вас всё хорошо, ребёночек здоровый родится. Просто он беспокойный очень, поэтому вам больно. Ножками перебирал и перевернулся, теперь ему выходить неудобно. Но я сейчас кое-что сделаю, и он опять перевернётся. И всё будет хорошо. Вы только не переставайте дышать, пожалуйста.

Говоря это, я осторожно коснулась сознания Ариллы единственной оставшейся во мне магией – магией Разума. Мне нужно было успокоить её…

Затем я вынула из одного кармана обезболивающее зелье и аккуратно влила несколько капель Арилле в рот. Женщина с трудом проглотила снадобье. Ну вот, можно начинать…

– Петер!

– Да? – мальчишка с опаской отозвался из-за двери. Далеко не отходил, как и его мать.

– Песню знаешь какую-нибудь?

– Знаю… а что?

– Запевай!

К моему удивлению, Петер запел одну из старых песен Арронтара, начинающуюся так:

– Далеко за рекой,