– К-как можно быть таким непочтительным? – прошептала она.

– Это не я непочтителен, а ты, царевна, наивна, – улыбнулся Алефи. – На этой земле большинство из нас всё-таки остаётся людьми, а не чем-то сверх того. Аэсса, хоть и стала царицей, продолжала быть много кем: жрицей Повелительницы змей, дочерью малийского купца, ну и, наконец, молодой красавицей, которой, не исключено, было скучно и тоскливо!

У Руйи уже и слов не нашлось, чтобы ответить на новую дерзость. Владычица Кносса не бывает несчастна!

Стражники, утомившиеся после поисков, ввалились в зал и схватили Алефи. Тот лишь кивнул на прощание Руйе:

– Обдумай всё, госпожа царевна. Тебе природа дала ум и воображение, жаль только, что в сочетании с простодушием.

Один из стражников грубо заткнул ему рот.

Вскоре тяжело дышавшая от волнения Руйя осталась одна. Голова у неё кружилась. В ужасе она пыталась мысленно убедить себя, что Алефи всё же наговорил ей с три короба самой отвратительной лжи, какую только можно измыслить… но все её попытки разбивались о правильность его суждений.

Вспомнилась вновь родная мама. «Дитя моё, меня недолюбливают советники…» «Под этим деревом незадолго до царских смотрин юный Хенно признался мне в любви. Тогда я была красивей, чем сейчас, да и веселей…» «Маро почти не обращает на меня внимания. Руйя, родненькая, без тебя я бы здесь померла с тоски…»

Почему же царица Аэсса не могла страдать, как прежде царица Илайя? В конце концов, Маро не спрашивал её согласия, когда женился. Царям дано такое право. Кроме того, мама хоть местная была, а Аэссе пришлось уехать из родной Мальи, едва ли не с другого конца острова. Вдруг у неё остался там возлюбленный…

Впрочем, нет, надо размышлять не так. Всё это возможно, но к смерти Аэссы вряд ли имеет отношение. Вот почему царица была такой угрюмой и замкнутой в последнее время? Даже приезд Маро её ни капли не развеселил! Да что там – она же ребёнка ждала, женщина в таком положении сейчас поплачет, через час хохотать будет, таким переменчивым нрав делается. А Аэсса ни разу не улыбнулась за последние дни… или недели?

В отличие от жрецов или писцов, Руйя не вела точного счёта времени и теперь об этом пожалела. Так, напрягаем память. На предыдущих Играх, когда прежний Бык был ещё жив, Аэсса ещё была весела-веселёшенька. Шутила, в ладоши хлопала, цветы прыгунам бросала. Потом… да, вот о беременности она уже объявила, будучи довольно безрадостной.

Она не хотела ребёнка? Руйя читала, что иногда попадаются сумасшедшие женщины, не желающие рожать. Даже знахари есть, которые ядами младенцев нерождённых убивают или ножом вырезают… бр-р-р!

Прогоняя от себя гадкие видения, девушка пошла спать.

Спалось ей плохо. То опять мерещился труп Аэссы, окровавленный клинок в груди царицы, жужжащие вокруг мухи. То появлялось красивое и гордое лицо Алефи – и через мгновение Руйя видела мёртвое тело финикийца на камнях и голову, отсечённую топором. То вовсе девушке чудилась лишённая тела рука с ножом, поднимавшаяся над ней самой…

Царевна встала, когда на горизонте только-только зазолотилась и заалела заря. Перед глазами всё ещё мелькали ночные кошмары, красные искры-брызги крови. К горлу подкатил комок тошноты.

Затеплив светильник, Руйя лежала без сна. В тронном зале начали собираться советники – нужно было обсудить не только готовившиеся похороны, но и важное торговое соглашение с египтянами. Голоса доносились даже до женских покоев.

В конце концов, Руйя тихонько прокралась к дверям в зал, чтобы понаблюдать за Маро и двором. Она почти окончательно уверилась: Алефи невиновен… он не может быть виновен… Убийца – среди обитателей Кносса.

Царь с непроницаемым, не меняющимся лицом – будто только маску скорбную надел – вполголоса что-то говорил. Взгляд Руйи заскользил по придворным.

В присутствии царя выпрямившийся, насколько это было для него возможно, Кано уже собирался выдвигать возражения. Его глаза сверкали, а руки поднялись в выразительном жесте. Рядом стоял мрачный Улато, отступив на пару шагов – разговор шёл не о войнах, его мнение было мало кому нужно. Эхио, наместник Фаиста, плохо знавший кносских жителей, неловко, будто извиняясь, улыбался. Писец Шеро что-то напряжённо царапал на дощечке…

Все так или иначе ощущали потерю. Всем было неуютно… кроме убийцы.

Но как же Руйя могла его высмотреть?

Нет, так не выйдет. Советники, преданные царю, не желающие рисковать своими должностями – да разве они могли убить царицу? Ведь даже за малую рану, нанесённую кому-то из правящей семьи, можно отправиться в изгнание. А вот тот же Кано, например, или Улато – они, что пиявки, вцепились в свою власть. О нет, убийца Аэссы, скорее всего, прячется среди простого люду. Ведь в лабиринт, в отличие от собственно дворцовых помещений, пускают всех.

Руйя прокралась обратно к своей спальне и рассеянно положила в рот услужливо поданный рабыней изюм. Нужно заморить червячка, а потом пойти в город. Вот тогда-то преступник и изменник не избежит правосудия.

========== Глава 3. Город ==========

Со вчерашнего дня ветер утих. В такую погоду только бы лежать под оливой да опахалом обмахиваться… но Руйя решительно, стараясь не глядеть на отдыхающих знатных женщин, зашагала по направлению к городу.

Правда, по пути она сделала небольшой крюк и заглянула в темницу. Стражники, конечно же, её снова впустили без всяких вопросов.

– Я иду вниз, в город, искать убийцу Аэссы, – сообщила Руйя пленнику. Глаза её понемногу привыкли к мраку, и она заметила, что Алефи улыбнулся:

– Ну наконец-то ты прислушалась к моим словам, царевна. Будем надеяться, что двух дней хватит на то, чтобы твои поиски увенчались успехом.

Двух дней? Руйя вздрогнула. Она и забыла, что уже послезавтра будет готова новая царская печать. Приговор Алефи будет подписан…

– Если что, я умолю отца отложить казнь! – неожиданно для себя воскликнула она.

– Радеешь обо мне или о правосудии? – уточнил финикиец и отвернулся. Покраснев, Руйя быстро вышла наружу, лишь на мгновение задержавшись, чтобы спросить у стражников:

– Пленника кормили?

– Нет, – удивлённо отозвался один из них.

– Принести ему воды, хлеба и фруктов.

– Но, царевна, его казнят…

– Приговор ещё не подписан.

– Царь будет недоволен…

– Отец и не узнает. Разве он заботится о том, как я распределяю мои собственные запасы продовольствия? Я приказываю вам дать Алефи покушать и и тем более попить. В такую жару без воды зачахнуть можно.

Руйя отправилась дальше к городу, зная, что стража её послушается. Голова у неё слегка кружилась, в висках стучало – и причиной тому была не только жара. Девушка сама не полностью осознавала, почему так рвётся помогать Алефи. В конце концов, она почти с ним не знакома… но он не похож ни на кого из тех заискивающих льстецов, которые ей известны.

Два дня, только два дня! А Маро неизвестно, согласится ли, если дочь попросит его перенести исполнение приговора на потом.

…В городе было шумно и весело – простые люди не всегда могли себе позволить валяться под деревьями. После полудня, разумеется, они тоже лягут отдыхать, но до полудня надо сделать все дела. Расхаживая по узким улочкам, Руйя немного растерялась от заполонившей улицы толпы лавочников и покупателей.

– Рыбка, свежая рыбка, только что из моря!

– Лучшее оливковое масло в Кноссе! Налетай!

– Пифосы, вазы, амфоры, миски, кувшины! Ахейская роспись!

– Египетская слоновая кость! Только у меня!

Было столько народу, кричащего и бегающего, что Руйя оторопела. Где здесь в этой пестроте прячется убийца Аэссы? Его и за два года не отыщешь, даже если ты царевна.

Девушка подошла к ближайшему лотку, принадлежавшему фруктовщице. Торговка, узнав покупательницу по богатой одежде и ожерелью из золотых бычьих голов, склонилась в поклоне, явно разрываясь между церемонной вежливостью и стремлением побольше расхвалить товар:

– Славная царевна, мои соболезнования по поводу смерти звезды Кносса, чем могу услужить? У меня отличные яблоки, золотистые, как солнышко. И совершенно дивные анатолийские вишни, очень полезны для цвета твоих щёчек и губок…