— А «Розовые розы» ты не хочешь сыграть? — растянула уголки губ в улыбке Варя, сверля убийственным взглядом Свету.

— Не, ну, а что! — воскликнул Фил. — Я за Варвару! Варвара…

Минуту Варя пыталась отговорить Артёма от этой затеи. Через минуту Артём нашёл аккорды, перебрал струны и забренчал. Сначала короткий проигрыш, на котором Фил тихонько подвыл в самое ухо Вари:

— Но где ты, Варвара, ага, угу!

Артём то ли услышал это подвывание, то ли заметил, как исказилось Варино лицо, но определённо понял, что происходит, и лицо его озарила светлая и немного снисходительная усмешка. А потом он, не отрывая пристального взгляда от Вари, запел:

— Как грустно и очень обычно всё вышло, — Артём не чеканил слова, он напевал их приятно и мягко.

И Варя вдруг почувствовала, что песня не так дурна и надоедлива, как казалось ей раньше.

— Ушла от меня, и в ночь теперь слёзно кричу… — тихонько подпела Света, и Варя удивилась, как гармонично сочетается её почти детский голос с мягким голосом Артёма.

— Мне просто обидно шаги одиночества слышать, — Фил то ли пел, то ли шипел это в самое Варино ухо, поглаживая подушечками пальцев тыльной стороны её ладони. — И страшно подумать, и вряд ли я жизнь доживу-у-у…

— Варвара! — грянул Артём, задорно мотнув головой и едва заметно подмигнув Филу.

— Йохо, Варвара! — захлопал по ноге Фил.

— Варвара! — влилась в ритм Варя, покачивая головой.

Они пели, улыбаясь и прижимаясь друг другу всё плотнее и плотнее. Тепло исходило не от костра, оно исходило от песен, от хохота и улыбок. И даже Света, предусмотрительно пристроившаяся рядом с Артёмом, уже не казалась окутанной мраком. Её веснушки, как и веснушки Артёма, блестели в пламени костра, как искры. Такие же яркие и горячие искры сверкали и в их глазах. Варя повернулась на Фила, пихнула его в плечо и увидела в его глазах такой же огонь. Тёплый, согревающий. Варя посмотрела на столб костра, взметавшийся из ямы в песке на уровень их глаз.

Когда песня закончилась, Варя поправила на плечах персиковую олимпийку и, буквально сияя от счастья, посмотрела на друзей. Артём отставил гитару в сторону и поправил волосы. Света, глядя то на огонь, то на ребят, что-то черкала в блокноте. Фил глотал из бутылки газировку.

— Ребят, как круто… — хрипло протянула Варя и протянула руку к Филу: — Дашь мне?

Фил, опустошив полбутылки, протянул остальную половину Варе.

— Ну, что дальше будем петь? — похрустывая пальцами, спросил Артём.

— Письма на лавочке, — на секунду оторвалась от горлышка бутылки Варя.

Артём кивнул и принялся искать аккорды в интернете.

Отблески костра осветили крупный чёрный силуэт за синей тканью. А потом, без стука и предупреждения перешагнув через натянутые верёвки, создававшие видимость «своей» территории, перед ними возникла фигура грузной женщины с засаленными то ли серыми, то ли светло русыми волосами и откровенно нетрезвым лицом.

— Вы что — охренели тут голосить? — прикрикнула она, упирая руку с бутылкой в бедро. — У меня там дети спят, а вы орёте.

Артём качнул головой, очевидно, обдумывая, как деликатно намекнуть женщине, что сама она пришла из явно не самой тихой компании: то там, то тут по всему пляжу слышались то музыка, то ор и гогот. Света пренебрежительно усмехнулась и продолжила шуршать в блокноте. Варя допила газировку и протянула пустую бутылку Филу. Тот её не взял, и Варя кожей ощутила назревающую бурю. Мотнула головой и попыталась поймать здоровую руку Фила, сжимавшуюся в кулак.

— А вы бухаете, — резко бросил он, пытаясь приподняться.

— И что?

— Как «что»? — Фил небрежно отмахнулся от Вари. — У вас же дети спят.

— Так мы им не мешаем.

— А когда это орать стало равно не мешать? — яд сквозил не только в словах Фила — он сквозил в каждом его жесте, в каждой его усмешке. — Или родители орут — это норма?

— Фил… — прошипела Варя, касаясь его руки кончиками пальцев и успокаивающе поглаживая: — Да расслабься ты, всё хорошо.

Фил обернулся к Варе, и Артём умело встрял в спор, выпроваживая женщину за пределы их «лагеря»:

— Мы орать не будем и пить не будем. Только вы сюда лучше больше не приходите. Вон, там, с того края музыка в машине орёт. Гитара и живое пение хорошее влияние оказывает на ауру ребёнка, а вот искусственное воспроизводство музыки…

Артём что-то ещё говорил, выпроваживая даму, а Варя переплела пальцы с пальцами Фила и, сжав их, заглянула в глаза. Она боялась увидеть, что он зол или рассержен. Но Фил усмехнулся уголком губ и, уткнувшись лбом ей в висок, покачал головой.

— Фу-ты! — Артём вернулся, отряхивая руки от воды. — Большей ереси в жизни не нёс. Но ей вроде зашло.

— Да у неё детей, наверное, нет, — повела плечиком Света. — Просто на разведку вышла.

Артём пожал плечами:

— Избавь меня от мыслей об этом, лады?

— Как ты грамотно её выпроводил… — протянула Варя, когда Артём сел на бревно и взял в руки гитару.

— Так дипломат же, — фыркнул Артём. — Будущий. Грех такие конфликты не разруливать.

— Слышь, дипломат, — Фил встрепенулся и, подавшись вперёд, посмотрел на Артёма, поправлявшего красную рубашку с коротким рукавом. — А нахрена ты тогда химию сдавал?

Артём, поджав губы, пожал плечами и легкомысленно усмехнулся:

— На всякий случай. Петь будем или как?

Варя кивнула:

— Будем!

Артём взял первые аккорды, а Варя почувствовала, как от самых пяток к горлу поднимается безудержная радость и рвётся наружу. И сейчас ей было совершенно не важно, что поёт она так себе, что текст песни знает лучше всех. Самое главное, что она была здесь и сейчас, с любимым и другом. В тёплом кругу, в котором огонь тесно связал их сердца.

— Позвони мне по номеру, — начал Артём и ободряюще подмигнул Варе. — Расскажи мне историю…

— Поцелуи робкие твои, — Варя подхватила мотив и запела самозабвенно. — Мои… С ветром останутся. В прошлом останутся…

— А ты если хочешь, пиши если хочешь во сне! — пели уже втроём, бодро и громко. И даже Света старалась им подпевать: — Письма на лавочке в старом своем дворе.

— И запах молочный так срочно твой нужен мне! — эту строчку Фил прошептал в Варино ухо, утыкаясь носом в её волосы и шею и шумно дыша.

— И письма на лавочке, письма на лавочке…

Искры срывались с завораживающе полыхающего костра и в причудливой пляске таяли воздухе под ритмы песни. Вместе с голосами, сплетавшимися в единое звучание, сплеталось воедино тепло их тел и тонкие нити их душ. Варя чувствовала, что более тёплого и более светлого воспоминания в её жизни ещё нет. И, возможно, не будет.

Комментарий к День 2. Часть III

Песни:

ШАПИТО “Письма на лавочке”

Би-2 “Варвара”

========== День 3 ==========

Холод июльского утра безжалостно развеял весь уют вчерашнего вечера вместе с пеплом от потухшего костра. Варя поворочалась на холодном полу ярко-жёлтой палатки, натянула по самые уши плед, пытаясь согреться. Прикрыла глаза. Где-то над головой грохотали волны. Варя видела, как белая пена собирается и с грохотом разбивается о пустынный берег, местами усеянный послештормовым мусором. Картинка никак не хотела отпускать и не давала уснуть. Варя резко села и решительным рывком отбросила плед.

Рядом недовольно замычал Фил:

— Почему тебе всегда не спится с утра пораньше, а?

— Я жаворонок… — посмеялась Варя, заплетая волосы в косу на боку.

— Ты не жаворонок, — проворчал Фил, разлепляя один глаз и недовольно глядя на Варю. — Ты что-то среднее: ложишься поздно, встаёшь рано. Как ты вообще живёшь?!

Варя пожала плечами и коснулась кончиками пальцев обнажённой шеи Фила, спускаясь ниже и ниже, параллельно отодвигая плед. Спина Фила тут же покрылась мелкими мурашками, а Варя коснулась плеч Фила обеими руками.

— Ты что: совсем, что ли? — Фил отвернулся от Вари, укутываясь в плед, и буркнул: — Не спишь, так другим не мешай.