— Черт, — это слово самостоятельно слетело с уст Табакова, и он погладил свою макушку. Честно говоря, юноша сам не знал, что означало это ругательство. Он просто сказал то, что было у него на уме. Может, он переживал по поводу того, что его услышали и поняли. Ему же сказали то, что он не мог понять фактически всю жизнь.
— Не бойся, — он резко поднял на нее глаза и почувствовал, как его нежно взяли за руку. Это невинное касание еще никогда ему не казалось таким интимным и… нужным? А также в сознание ему врезались слова этой девушки. «Не бойся…» — ему слишком часто начали это говорить.
«Не бойся новых чувств…».
«Не бойся быть отвергнутым…».
«Не бойся любить и привязываться…».
«Не бойся прощать и забывать…».
«Не бойся быть собой…».
«И вообще, не бойся. Просто не бойся…».
— Поговори со своей мамой. Ты так или иначе должен узнать, почему она бросила тебя, ведь ты — ее дитя. Она не посмеет отвергнуть тебя второй раз… — эти слова, словно бальзам на душу, покрывали все внутренние раны, которые увеличились в размерах. Подобны черной дыре, они засасывали все чувства парня. И он впился взглядом в ее черты лица снова. Она не показалась ему симпатичной или какой-то другой. Она была все той же Яной. Она всегда была собой. И таким должен быть и он.
И Максим решил быть собой. Он решил сделать так, как его внутренние «Я» подсказало. Табаков обнял ее. Резко, крепко и нежно. Он чувствовал ее легкий непринужденный запах духов, который заставлял его улыбнутся и зарится носом в ее волосы, касаясь шеи. Она была такой теплой, как солнце, и легкой, как лист на ветру.
Этот день стал началом чего-то нового.
Этот день стал началом странных, но не романтических отношений, которые либо отравлять и его, и ее, либо спасут.
Этот день стал просто днем. Потому что только такие двадцать четыре часа можно назвать днем.
*
Суббота — невиданная роскошь для студента, школьника и просто обычно рабочего. А людям, которые на роботе или на учебе в этот день, Яна желала терпения и удачи.
Сама же девушка недавно проснулась, хотя часы давно пробили двенадцать, и сейчас валялась в кровати. Она внимательно следила за, на удивление, теплыми лучами солнца, которые пробивались сквозь приоткрытые жалюзи. Рыбакова слабо улыбнулась. Ей до дрожи в коленках не хотелось вставать с теплой и уютной постели, но сегодня намечается шикарная вечеринка у Данилы, поэтому она должна встать и подготовится.
Яна встала с кровати и подошла к довольно большому зеркалу, прикрепленному к деревянному туалетному столику. Эта мебель была сделана на заказ, как и вся в этой комнате. У темноволосой во Франции работает столяром давний знакомый ее отца. Его зовут Василь Сергеевич. Этот мужчина был не только очень красив, но и безумно талантлив. Родился, рос и учился он в Москве, в обычной среднестатистической семье, но в двадцать лет решил испытать удачу и, быстро собравшись, не предупреждая никого, рванул за границу. Сначала, на то время еще молодой парень не знал, в какую страну ему податься, но в его голове пронеслись картинки детства, где он смотрел на фотографии знаменитой башни. Слово «Париж» крепко въелось в его голову, поэтому Василь Сергеевич сразу купил билеты в этот город и улетел. Уже там его мастерство и талант заметили другие люди и обеспечили его хорошей зарплатой и работой. Вскоре мужчина там усвоился и женился на красивой француженке с английскими корнями Анабель. А через три года у них родился Алекс. Сейчас этому мальчику, хотя уже далеко не мальчику, девятнадцать, и он учится в Франции, время от времени приезжая к семье Рыбаковых с папой в гости.
В честь подарка на Рождество Василь Сергеевич прислал Яне дорогую, сделанную из дерева, мебель, но оформленную в белых цветах. Девушка была ему безумно благодарна за такой подарок, ведь теперь эта мебель отлично дополняла стиль ее комнаты — ее маленького убежища.
В зеркале отражалась стройная девушка с неплохими формами и густыми темными волосами. Она внимательно посмотрела на свое лицо и на четко выражение скулы. Больше всего Яне нравились ее глаза. Яркие изумруды, словно светились в темноте и пронзали глядящего в них. А эти «драгоценные камни» обрамляли черные объемные ресницы. Тогда темноволосая опустила глаза на серые пижамные шорты и в тон ей майку. Многим людям не нравится этот цвет. Для них он тусклый и слишком простой, а также он вызывает неприятные ощущения, но девушке он нравился. Рыбакова чаще всего сравнивала его с красивыми и могущественными грозовыми тучами в теплое лето. Иногда люди даже не понимали, сколько мощи скрылось в таком на первый взгляд «простом» цвете.
Но занятие девушки перервал звенящий телефон. Ей пришлось немного повозится с его поиском, ведь она совершенно не помнила, куда закинула это «чудо техники». Через несколько минут Яна нашла свой телефон под кроватью, в тапке. Ей даже сложно представить, как он там оказался. Либо домовой, либо другая мистика.
— Алее, — скомкано зевнула Рыбакова в микрофон, прикрывая рот рукой. Не смотря на иногда через мерную грубость и стревозность, воспитание не давало ей вести себя некультурно, даже будучи совершенно одной в квартире. Кстати, мама девушки пошла к подружке, а Денис ходит в субботу в баскетбольный кружок и на дополнительное по алгебре и геометрии. Как и у сестры, у него тоже были проблемы с точными науками.
— Ты еще спишь?! — возмущенный голос Светы заставил Яну мигом полностью пробудится. Блондинка была явно недовольна долгим сном подруги, и от ее тона остатки сна будто рукой сняло. — Через двадцать минут я буду у тебя, и если к тому времени ты будешь еще в пижаме, то пойдешь на вечернику так, — это были явно не пустые угрозы. Макарова была слишком строгой и критичной в плане одежды и моды. Она всегда выглядела идеально, даже после безумной пьянки, после которой, собственно говоря, и жить трудно становиться. Но девушка не только сама всегда преуспевала в стиле и красоте, но и заставляла это делать близких. Пусть тебя переедет бульдозер, ты должна быть изящной и прекрасной. Или иначе тебя собьет мусоровоз, за рулем которого будет сидеть никто иной, как Светлана.
— Я все поняла, — измучено сказала Яна и отключилась. Ей так не хотелось сейчас ничего делать, она просто хотела полежать еще, а потом еще, и еще. Такие планы фактически у каждого человека на выходные, но всегда найдется тот, кто все испортит. Девушка тяжело завыла и упала на кровать, распластав руки и ноги в стороны.
*
— Я все принесла, — защебетала довольная Макарова, входя в дом Яны. Ни «привет», ни «здравствуй», все только по делу. Блондинка была одета в джинсы и майку с открытой спиной, ее светлые волосы, завязаные в хвостик, красиво струились по плечам.
— Принесла что? — темноволосая подняла одну бровь, немного хмурясь. Она стояла, опершись на стену в коридоре, и внимательно смотрела на подругу. Только сейчас она заметила у нее несколько разноцветных пакетов, в которых она понятия не имела, что может быть. Эта чудачка и голубей принести ей может.
— Как что? — отвлеклась Света от пакетов. Она аккуратно сняла балетки и прошла в комнату Яны, скидывая их ей на кровать. Кстати, последней очень повезло, ведь она уже успела переодеться в домашние черные шорты и белую майку. На ногах у девушки красовались белые мягкие тапочки с японским мишкой***.
— Естественно, одежду и косметику, — блондинка закатила аккуратно накрашенные глаза и поставила руки на бедра. Она так говорила, словно это очевидные вещи, и Яна уже давно должна была это понять.
— К вечеринке еще достаточно времени. К чему такая спешка? — спросила Рыбакова, садясь на мягкую кровать и наблюдая за тем, как Макарова складывает одежду, которую принесла, у нее на кресле. Эта светловолосая девушка всегда была очень аккуратной и вообще по натуре она чистюля. Как бы Яна не хотела застать у нее в комнате хаос, ей это не удавалось. На каждой полочке в шкафу у нее все осторожно сложено, а кое-что висит на вешалке. Ее комната — это рай для перфекциониста.