— Я тебя что-то спросил, — рычит парень и за секунду подбирается к Яне и больно хватает чуть выше локтя. Когда он разворачивает ее к себе, то натыкается на испуганный, ничего непонимающий взгляд двух изумрудов. Красивые и непустые — такая редкость в наше время. Он сжимает ее руку к хрусту, но девушка держится стойко, и даже в глазах не пробегает мимолетная боль. И конечно он знает, что у нее останутся синяки, но это будет еще одна его метка, ведь это след его руки. Вот он — чертов собственник.
— Не хотела никому мешать, — врет и не краснеет. Ей просто совершенно не хотелось задерживаться в одной компании с элитой и со всей школой, ведь это как всегда был бы грандиозный скандал и выяснение отношений. Ей не хотелось видеть эти сонные рожи глупых одноклассников, которые, словно зомби, ходят по залу, выполняя указы учителя. Естественно, Максим ей не поверил, ведь она так не считает. — Отпусти меня наконец-то! — нахмурилась Рыбакова, пытаясь вырвать руку с мертвой хватки юноши. Табаков уже хочет ее отпустить, как ему в нос врезается запах мужского одеколона. Это было буквально за долю секунды, но он расчетливо учуял их. Это точно не духи девушки, и от осознания, что чужие мужские руки ее касались, его зрачки уменьшаются, а скули сводит судорогой.
— А Хвостову мешать значит можно или даже нужно? — он буквально рычал эти слова ей в лицо, жадно скалясь. Его глаза — это нечто. Они словно потемнели и налились какой-то взрывчаткой, минута, и вся эта школа рванет в воздух. От этих слов зрачки Яны уменьшаются и она отшатывается немного назад, но рука парня крепко ее держит, причем доставляя дискомфорт.
— О чем ты? — этот шепот казался Максиму плодом его воображения, ведь он почти его не услышал, но когда увидел глаза девушки, все понял. Его просто безумно бесил вопрос девушки. Зачем она прикидывается дурой перед тем, кто и так все знает?
— Не будь дурой, я все знаю. Может, ты ему уже и дала, а? — он гадко улыбается, создавая в воздухе противную атмосферу, которая щиплет глаза и царапает кожу. Яне безумно неудобно находится с ним сейчас. Не нужно ее путать с обычной шлюхой. — Защищаешь всех, презираешь «падших» женщин, а сама грязная и противная. Как мне тебя звать? Может, «сука»? — что он, черт возьми, несет? Какая «шлюха»? Глаза Яны широко открываются и холоднеют. — Так давай ты дашь мне прямо здесь?! — он кричит это в голос, не боясь что и кто-то услышит. Табаков за секунду кладет застившую девушку на очень твердую парту, которая неприятно жмет тело. Грубыми движениями начинает снимать с нее кардиган, и именно это заставляет Рыбакову «проснутся».
— Что ты делаешь? — рычит, словно раненый зверь, девушка, отбиваясь, но Максим уничтожил все ее попытки. Он прижал два ее запястья одной рукой над головой Рыбаковой своей одной и опустился ближе к ней. — Прекрати! — она уже пищит, ее тело сводит судорогой, глаза наливаются слезами. Табаков резко целует ее в губы, покусывая их. Он проводит по ним языком, пытаясь их открыть, но все его попытки четны. Тогда парень кусает ее больно за губу, и она раскрывает их. Не ожидая ни минуты, он проскальзывает в ее рот языком и начинает ласкать ее язык и зубы. Юноша целует ее страстно и жестоко, как животное, при этом еще и рычит, вжимая тело Яны в парту. Он видит, как с ее глаз текут прозрачные хрустальные слезы и, прекращая поцелуй, слизывает их с ее лица, Рыбакова все лишь зажмуривается.
— Сейчас все увидят, что ты — моя, — и с рта Яны вырывается всхлип, когда она понимает, что он хочет сделать. Парень опускается к ее шее и лижет немного выше ключиц, оставляя мокрые следы. Тогда он покусывает ее кожу и зализывает те места. Сладкая, но не его.
«Сейчас исправим!» — пролетает бодро в мыслях парня, и он оставляет несколько багровых засосов на самом видном месте шеи. Большие, бордовые, горящие пламенем. Яна судорожно выдыхает, ведь это причиняет ей не мало боли, но и чего таить, наслаждения.
— Табаков, — больше она не плачет. Буквально за секунду эта девушка стала сильней и жестче. Даже его фамилия с ее рта звучала как-то угощающее. Он почувствовал, как атмосфера накалялась, и в любую минуту девушка под ним взорвется. Парень словно очнулся и уменьшил хватку. Пользуясь моментом, Рыбакова ударила его коленом в очень чувствительное место между ног, и когда парень согнулся от боли, девушка моментально вскочила на ноги и, прихватив сумку, выбежала с кабинета.
*
Яна, словно пуля, неслась по коридору большого здания. Ее каблуки стучали по чистом паркете, а сама девушка чуть ли не сбивала с ног неудачно проходящих учеников, которые с недоумением смотрели ей в след. Темноволосая целеустремленно шла к туалету, чтобы привести себя в порядок. Как она могла допустить такое? Чертов Табаков!
Туалетная комната была выполнена в светлых тонах и встретила девушку привычной холодностью. В этом помещении, действительно, было очень холодно, ведь уборщицы чаще всего открывают окна. Рыбакова никогда не любила это место, ведь здесь было как-то стерильно чисто и в то же время мерзко. Эта холодность прилипала изнутри и держала легкие. Там было даже трудно дышать.
В памяти пролетают недавние воспоминания:
Липкий и ужасный запах, который окутывал присутствующих в этой комнате. Следы крови контрастировали на идеально белой и блестящей плитке. Грязно. Паршиво. До жути мерзко. На полу лужи этой алой жидкости. И красные отпечатки ладоней.
Девушка с одиннадцатого класса с синими волосами тяжело вспыхивает. Только она чувствует эту атмосферу и тяжесть, ведь именно это ее младшая сестренка лежит на этом холодном полу. Бледная и холодная с синими губами и открытыми серыми глазами. Они словно хрусталь. Ее форма изорвана и в крови, небольшой клочок волос находится недалеко от нее, а все волосы грязные и спутаны.
— Олечка, девочка моя… — воет, словно израненный волк, синеволосая и царапает кожу на лице собственными ногтями. Но на лице нет крови, там только красные следы. Ее голос раздается эхом в этой небольшой комнате, и Яна слышит его где-то на краю подсознания.
Все, кто здесь стоят, ничего не понимают, им не так больно. Они ничего не потеряли. А у нее отняли кусочек ее души, ее жизни.
Ведь никто не знал, что у этих девочек нет родителей, у них есть тетя, которой, откровенно говоря, абсолютно плевать на них. Они не знают, как старшая сестра — Надежда — заботится о Оле. Они не знают, какую силу воли нужно иметь, чтобы не сломаться в таких условиях.
Они ничего ни знают.
Но так громко судят.
Бессовестные.
— Черт, как я не уследила за тобой?! — Надежда не кричит, она шепчет, ведь голос она сорвала как только увидела эту картину. Теперь ее сестры больше нет. И никогда не будет.
— Боже, за что? — она медленно опускается на колени и закрывает лицо ладонями, пытаясь подавить истерику.
Это не убийство.
Это суицид.
Оля — безумно милая девочка приятной внешности, с которой Яне казалось, она нашла общий язык, когда во время девятого класса приходила сюда на подготовительные курсы к поступлению. Оля уже училась здесь и была прилежной ученицей с крутой сестрой. Да-да, именно крутой, ведь это на то время была единственная девушка, которая не переспала с мелким ловеласом — Максимом. Не переспала не потому, что не хотела, не потому, что боялась или знала его характер. А потому, что знала о секрете своей младшей сестры. Ведь однажды чисто случайно, найдя личный дневник Оли и не понимая, что это такое, прочла строчку: «Я влюбилась в него. Сильно-сильно. И его зовут Максим.»
Надя не позволяла себе рушить надежды и мир своей сестренки, ведь смерть родителей и так стала большим грузом для наивной Оли, которая с трудом, но держалась. Синеволосая прекрасно помнила, как та закрылась в себе на два года после новости, что самолет, на котором летели их родители в Канаду, упал в Тихий океан.
Похороны были тяжелыми для всех, ведь родители девочек были действительно хорошими людьми и много кто согласился помочь им.
Но две маленькие девочки с именами Оля и Надя не были нужны никому, только мамина сестра, узнав, что ей за это будут платить, согласилась принять их у себя. Это было сделано не по доброте душевной, естественно.