Внимательно посмотрев на Нину, сказала:

– Он просит прийти в его адвокатскую контору для оглашения завещания в три часа, после похорон. Служба начнется в десять утра.

– А Тео не звонил тебе?

– Тео сказал, что приедет прямо на службу, Николь я позвонила, но понятно, что она не прилетит из Парижа, она выступает в каком-то показе мод. Я переживаю за нее Нина, она стала такой худой, ее нужно откармливать.

– Бабушка, сейчас все модели худые, она соответствует стандартам.

– Современные стандарты стали совершенно странными, модели напоминают ходящих скелетов, и почему они выхаживают все с такими лицами, как роботы, ты заметила? Словно им запретили проявлять эмоции, они напоминают мне зомби.

Нина засмеялась, делая глоток шардоне.

– Ты сама говорила, что многие известные модели тебе нравятся.

– Некоторые нравятся, не спорю, но в общей массе они напоминают солдат. Все-таки мы, женщины в большей степени эмоциональные существа, нам необходимо выражать свои эмоции, а не скрывать, иначе начинаются всякие нервные срывы.

– Ба, ты сама не всегда выражаешь эмоции, насколько я знаю.

– Меня уже научила жизнь за столько времени – перед кем стоит быть эмоциональной, а перед кем лучше мило улыбаться, как бы тебе в душе не было ужасно больно, потому что потом обязательно получишь нож в спину. Но там, в основном, все девушки молодые, им просто необходимо радоваться жизни, проявляя свои чувства, тогда мир вокруг них станет краше. Кстати, как у тебя с чувствами?

– О, ба, ты опять за свое! Я ни с кем не встречаюсь, у меня нет особо времени, и потом я просто не вижу с кем бы мне хотелось встречаться.

– Он уже на пороге, вернее ты даже его уже видела… но опять увидишь, – бабушка налила в бокалы еще шардоне. – Еще раз и ни один раз.

– Мона, ты опять раскладывала на меня карты?

– Даааа, – довольно улыбаясь, ответила она. – Конечно, раскладывала. И вышел твой мужчина… Именно предназначенный для тебя.

– О, Боже мой! – Нина покачала головой, и перевела взгляд на экран телевизора, на котором красовался Антонио Марчиони с потрясающей спутницей, явно моделью, при выходе из ресторана, где их окружили журналисты, задавая какие-то вопросы. Нина краем уха услышала, как бабушка еще раз задумчиво произнесла:

– Именно предназначенный для тебя, – Нина пыталась услышать, о чем он говорит.

Мужчина на экране уверенно, как всегда, держался перед камерой, быстро и коротко ответив на пару вопросов, затем кивнул и направился вперед, поддерживая блондинку, с таким видом, будто весь мир был у его ног, репортеры тут же расступились, пытаясь еще что-то спросить, но он вместе со своей спутницей нырнул в черный мерседес с тонированными стеклами. Машина стала отъезжать. Затем картинка сменилась и начался другой репортаж.

– Ба, почему мистер Марчиони все время говорил о тридцати гектарах виноградника Дэна, ведь пять из них принадлежат тебе?

– Не знаю, нужно будет завтра спросить у поверенного.

– У поверенного?! А какое отношение имеет поверенный Дэна к твоим пяти гектарам?

Мона улыбнулась, подняв бокал.

– Самое прямое, это же Дэн подарил мне и Дэвиду, моему мужу, пять гектаров из своего виноградника на нашу свадьбу. Сама понимаешь, это было очень давно, а потом через несколько лет мы построили там маленький домик. Помнишь его?

– Конечно. Мне больше всего нравится в нем.

Нина задумалась, а потом спросила:

– А Дэн когда-нибудь был женат?

– Да, но не долго, всего три года или меньше, они разошлись и больше он не женился.

– А почему они развелись?

– Я так думаю, потому что совсем были разными.

– Хм, – Нина улыбнулась, – можно подумать, что все другие – полностью одинаковые. Другие же пары тоже все разные.

– Разные, но они не такие разные, как был Дэн и его жена. У них совсем не было интересов, в первый год они еще пытались как-то приспособиться друг к другу, но видно, если нет особой любви, даже и не особой, а просто любви, приспосабливаться тоже не хочется… я бы даже сказала не за чем и не для кого. Только чувства могут заставить человека, желать измениться и приспосабливаться уже будет без надобности.

– Они не любили друг друга? – спросила Нина.

– Думаю, что нет, иначе бы не развелись.

– Он ничего тебе не рассказывал?

– Нет, мы не касались этой темы. Ладно, что-то я устала за сегодня, завтра тоже будет напряженный день, – произнесла Мона, допивая вино. – Я иду спать.

– Спокойной ночи, я тоже сейчас пойду спать.

3

На следующее утро, заезжая на парковку церкви «Тринити Эпископал Черч», в которой должно было состояться прощание с Дэном, Нина обратила внимание на скопление народа перед входом. Чем ближе они подъезжали к церкви, тем больше было припаркованных машин на небольших красивых улочках – многие собирались посетить службу.

Дэн был известным человеком в городе. Долгое время он возглавлял муниципальный совет города, а потом стал и его мэром, во время его деятельности Сонома, действительно, преобразилась, стала более изысканной, более комфортной. Он построил многие школы, больницы, отели, теннисные корты, облагородил парки, Дэн любил этот город, он считал его своим, фактически долго прожив в нем. Хотя в молодости он уезжал учиться в Калифорнийский университет, затем около 10 лет проработал в Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, а потом в сорок с чем-то вернулся и осел здесь окончательно.

Нина вышла из машины, попутно помахав знакомым, направившись к двери с противоположной стороны водителя, чтобы помочь выйти бабушке. Краем глаза она заметила у входа в церковь Тео, как всегда, в немыслимой разноцветной рубашке (но сегодня на черном фоне красовался какой-то замысловатый разноцветный орнамент). Свою любовь ко всеми разноцветному и яркому ему передала бабушка. На нем был темно-синий костюм, черные волосы сзади собраны в хвост, солнечные очки с зеркальными темно-синими стеклами сидели на носу. Нина, заметив его улыбнулась, он направился к ним. Бабушка открыла дверь и стала выбираться из машины. Она была одета в темно-бирюзовую цветастую длинную юбку и блузку брусничного цвета с множеством маленьких пуговиц спереди, и конечно же такое же множество украшений – с большими бирюзовыми камнями ожерелье, длинные, средние и короткие цепочки, кольца в ушах и браслеты поэтому, когда она совершала хоть одно движение, раздавался мелодичный звон. И неизменный платок брусничного цвета, завязанный сзади, на голове.

– Бабушка, подожди я тебе помогу, – она встала у двери и протянула ей руку.

– Санни, мне не сто лет, я еще сама в состоянии вылезти из машины, – пробормотала Мона, убирая ее руку и бодро выбираясь на тротуар, опираюсь на свою палку, хотя этот шедевр искусства трудно было назвать палкой.

Когда у бабушки стали болеть ноги и ей трудно стало ходить, она купила себе обычную палку, но Дэн, увидев ее, сказал, что такой женщине, как она не прилично ходить с таким уродством. Через день он принес ей высокую резную палку, напоминающую посох, который сделали его знакомые индейцы. Они даже разрисовали его в своем стиле, Моне он очень понравился, она немного усовершенствовала его, повязав сверху яркие ленты и колокольчики, теперь, палка-посох, правда, напоминала произведение искусства и без нее бабушка никуда не выходила.

Она, прищурившись, окинула Нину внимательным взглядом с головы до ног.

– Как тебе идет эта шляпка, – Нине захотелось сегодня надеть шляпку, которую ей очень давно подарил Дэн на день рождения – черную с широкими полями, верх был обвязан серебристой, переливающейся разными оттенками органзой, сзади завязанной изящным бантом. Она не стала убирать волосы в хвост, а оставила их свободно спадающими кудрями на плечи. И надела черное прямое платье по колено, такого же цвета шпильки, из украшений только на ней была нитка жемчуга на шеи.

– Мои самые любимые женщины! – воскликнул Тео, обнимая бабушку и целую ее в щеку.