– Так почему ты сменил имя и что с тобой произошло?

Гвинт помолчал, потом заговорил.

– Я позволил себе нелестные публичные высказывания в адрес наших правителей и даже самих Богов. Меня слегка занесло, каюсь. Мне грозила вечная каторга, а возможно, и казнь. И мне пришлось бежать из Кхалада. Единственное, о чем я жалел, покидая этот город, так это о том, что больше никогда не увижу тебя. И о том, что так и не успел сказать, что люблю тебя.

– Что было потом? – Эллин, забыв о камнях и рунах, внимала рассказу Гвинта.

– Много всего было и о многом мне не хочется вспоминать. Нужно было как-то выживать. Нанимался охранять караван Яри-Марка, но только до окрестностей Кхалада. Потом прибился к шайке таких же изгоев, промышлял разбоем на большой дороге. Перебивался, как мог, не понимая, почему я еще жив и зачем мне такая жизнь. Но я всегда помнил о тебе. Мысли эти, от многих непростительных поступков меня уберегли, когда в мечтах своих, я представлял, как однажды вернусь в Кхалад…к тебе…и как смогу посмотреть в твои глаза без стыда и вины. Только этой мечтой я и жил. И однажды понял, что больше не могу. Будь что будет, но я вернусь и увижу тебя снова. Пусть всего на несколько минут, а потом, хоть каторга, хоть плаха – ничего не страшно. Я изменил имя и, прикинувшись новичком, пришел в Тренировочный лагерь, с просьбой принять меня на обучение. Счастью моему не было предела, когда в первый же день занятий, я увидел тебя, дежурившую на посту Советника. Ты, конечно же, этого не помнишь, я не посмел, не то что подойти близко, но даже смотреть долго в твою сторону. Но то, что я дышал с тобой одним воздухом, наполняло меня неописуемым восторгом. – Гвинт подошел к Эллин и, встав на одно колено, взял ее руку и прижал к своей груди.

– Эллин… я так долго шел к тебе. И я больше тебя не потеряю. Я люблю тебя.

Эллин стало так тепло и немного грустно почему-то. Замуж она действительно не собиралась. Ни за кого. Звали, и много раз, но она всегда воспринимала это с юмором, отказывала вежливо, но твердо. А тут, от слов Гвинта вдруг что-то защемило в груди. Нет, недостатка любви она никогда не испытывала. В клане ее любили как мать, сестру и дочь одновременно, в зависимости от возраста соклан. Любили, уважали, всегда горой готовы были встать на ее защиту. И она отвечала им тем же. А вот того самого, единственного, ради которого и сердце бьется чаще, и глаза сияют ярче – не было. Точнее – не сложилось. «Как порой странно все устроено и переплетено в нашей жизни. – подумала Эллин, – я любила, верила, страдала, была предана и покинута, оставшись наедине со своей болью, разбитым сердцем и потерянной верой в эту самую – Любовь! А где-то рядом, все это время, оказывается, был тот, для кого, даже дышать со мной одним воздухом – счастье».

– Гвинт… – девушка была совершенно растеряна. – Я…даже не знаю… что сказать… столько всего… и сразу…

– Я понимаю. Это все неожиданно для тебя. Но я не буду тебя торопить. Пусть все идет, как идет и… будь что будет.

***

Дни проходили за днями, Эллин и Гвинт постепенно становились все ближе. Уже в клане, и не только, стали замечать, что они часто появляются в разных местах вместе, кто-то не раз замечал их, гуляющими, взявшись за руки, по Кристальной долине, совершенно не замечая ни зубастых рыбоящеров, ни нимф, и старавшихся не наступить на морских черепашек, снующих туда-сюда под ногами.

О Гвинте уже много говорили, как об очень сильном воине, выходившим победителем их самых трудных поединков, даже с несколькими противниками сразу. Но каждый раз, сердце Эллин, замирало в тревоге, когда Гвинт уходил в Колизей или на Остров Теней. Ведь туда не прилетишь на помощь, если вдруг неравный бой. Вот и сейчас, телепортировавшись в город из Тренировочного лагеря после очередного дежурства, Эллин краем уха уловила разговор стайки подростков о каком-то невероятном поединке в Колизее:

– Их трое, а он один. Двоих завалил, но, похоже, у него закончились эликсиры, а третий хуман – в доспехах подземного великана, такого кулаком не пробьешь. – И имя – Гвинт. Эллин рванулась к Колизею, готовая разметать там все на кирпичики. Но только она шагнула из портала, навстречу ей, из ворот Колизея, вышел Гвинт.

– Гвинт! – девушка бросилась к нему, обнимая и целуя. – Боги, как же я испугалась за тебя.

– Все в порядке, родная, все хорошо. Я жив и даже не ранен, это кровь врагов, не волнуйся, – голос его был усталый, но счастливый. Он бережно обнял ее и пристально посмотрел ей в глаза.

– Я очень боюсь тебя потерять, – срывающимся голосом проговорила Эллин.

– Со мной ничего не случится…пока ты ждешь меня.

Эллин прижалась к нему и прошептала:

– Я люблю тебя.

***

На лавочке, у палатки варграфов, сидели доблестные воины Казум и Сантай, попыхивали трубками, пуская фигурные облачка дыма и наслаждаясь видом сентябрьского звездного неба.

– Я так полагаю, друг Сантай, скоро в клане «Странников» сыграют первую свадьбу?

– Давно пора. Все кланы уже сыграли и не по одной, чем мы хуже.

– Хорошо бы к Новому году. Елочку бы поставили, да под елочкой и обвенчали наших голубков.

– Свадьбы принято по осени играть, – глубокомысленно высказался Сантай.

– Хех, да тоскливо осенью, холодно и сыро.

– Ну, так вот и повод будет – и погреться, и повеселиться. – Воины дружно хохотнули.

– Только вот… – минут пять спустя, снова заговорил Казум, – как полагаешь, достоин ли парень нашей Эллин?

– А что? – Сантай пожал плечами. – Воин добрый, не выскочка, не задира, голову на плечах имеет. Руки тоже, откуда надо растут, кузнец славный из него получится. Ну, разве что, не шибко разговорчив, так для настоящего мужчины – это скорее достоинство.

– Ну да, ну да, – согласно закивал Казум. – Так-то оно так, и все же… Не простую девчонку замуж выдаем – Кхад-леди! А парень в клане без году неделя… Не поймешь этих женщин, и чего из своих, проверенных и надежных, никого не выбрала? Ты, например.

– А что я-то, – вдруг закашлялся Сантай.

– А то! Я же не слепой, давно заметил, что ты к Эллин неровно дышишь. Хотел бы ее в жены взять?

– Ну, знаешь… – возмущенно вскинулся Сантай, но тут же взял себя в руки, – мало ли, чего бы я хотел. Сердцу-то не прикажешь. И хватит тут, – сердито поднялся он со скамейки. – развел тут, понимаешь… Эллин-то наверно, и сама вправе решать, кого выбирать, ей виднее. Да и цветы-то вон, сам видишь, не вянут.

– Хех, не вянут, это ты в точку…

– Эй, братья, ну, сколько уже можно розы нюхать? На пороге палатки стоял варграф Темныч, – там похлебка стынет и пиво пенится, давайте за стол. А свадьбу по весне красиво сыграть.

Казум и Сантай переглянулись, погасили трубки, вытрусили пепел и чинно направились к палатке.

– Нет, свадьбу лучше к Новому году, – на ходу бросил Казум, – а то скоро весь наш остров превратится в клумбу.

– А ты думаешь, после свадьбы он перестанет дарить ей цветы? – и добродушно посмеиваясь, воины скрылись в палатке.

Они и вправду не вяли, все цветы, что Гвинт покупал у цветочницы Кьяры и дарил Эллин. Наоборот, с каждым днем они становились всё свежее и ярче и источали чудный аромат. Достаточно было просто воткнуть их в землю, как они тут же пускали корни. Таким образом, вокруг палатки Кхад-леди уже образовалось ожерелье из цветущих и благоухающих роз, ромашек, незабудок и прочих представителей Мэллинорской флоры.

Грозная Богиня Морана, как-то, проводя ревизию и перепись Летающих островов, заметила это вопиющее нарушение и была крайне возмущена. Как так, кто посмел соорудить на острове этот несанкционированный объект, не укладывающийся ни в какие законы и правила, не обозначенный ни в одном реестре, не внесенный в смету и вообще – что за самоуправство? Морана уже хотела было наказать по всей строгости: объект уничтожить, остров реквизировать, а клан в полном составе отправить на каторгу за нарушение статьи… но тут ее взгляд случайно упал на венок из белоснежных ромашек, лежащий на туалетном столике. Этот венок подарил ей этим летом один симпатичный гном, по имени… впрочем, это не наше дело. Венок лежал на алой шелковой подушечке, на которой раньше покоилась официальная диадема Богини из трехсот тридцати трех бриллиантов чистой воды и трех уникальных изумрудов, огранкой в 333 грани. Морана легонько провела кончиками пальцев по нежным лепесткам, казалось, только что сорванных цветов. Венок до сих пор хранил тепло его рук, аромат летнего луга, легкого свежего ветерка и солнца. Лицо Мораны озарила светлая улыбка, и, взглянув еще раз на разноцветье вокруг палатки Кхад-леди «Странников», она вынесла свой вердикт