–И что? – была непробиваема Милоун. – А Шель выпустила демона из той клетки в нашу клетку, но, однако, меньше всего шансов выжить у тебя! Мы то с ней переживём всех демонов! И кто сказал, что мир несправедлив?!

Пауза была недолгой, но за эти секунды Кюна смирилась, что ей придётся уйти и уже представляла, как будет бежать по окраине города, как будет прятаться от всех прохожих, поглощённых радостью праздника, ведь Бернард, возможно, уже рассказал всему Райскому городу, что они сегодня натворили.

–Сам мир и сказал! – ответила она, ухмыльнувшись, решив позлить ту на прощание. – Ты ничего не знаешь о Райском городе, о моём Роде и о моём прадеде, чтоб быть уверенной, кто здесь будет жить, а кто останется гнить навечно!

К словам её прилипли капли яда, потому и ответ был подобным.

–Убирайся отсюда! – зарычала Милоун, и её зелёные глаза, пропитавшись гневом, стали очень яркими.

Конечно, в Кюне мелькнуло желание ответить на её слова коварной злостью и раскрыть ей частичку тайны Райского города, дабы поставить на место много возомнившую о себе. Но сдержалась самая юная героиня этой истории. Ей двадцать лет всего, но очень рано научилась контролировать всё неразумное, что было в голове.

Повернулась спиной к зеленоглазой ведьме и вышла вон, даже не хлопнув дверью, и в доме наступила тишина…

Милоун прижалась к стене, плавно спустилась по ней на пол и горько зарыдала, уткнувшись глазами в свои колени, что были объяты обеими руками. Было очень стыдно пред собой за все эти злые слова, за свой некрасивый поступок, а перед мамой за то, что её дочь рыдает из-за совести!

Ей казалось, что Мама смотрит на неё сейчас без капли жалости и не понимает дочь за её слабость. Но это не так, она совсем не знает свою маму.

Милоун ненавидела себя и ругала, не произнося ни слова. Всю свою жизнь она боролась с совестью, но чаще с распростёртыми объятиями её ожидали лишь поражения. Совесть не любит проигрывать тем людям, которые скрывают своё истинное лицо и человечность.

Пять лет назад она столкнулась с мамой в Райском городе, но не сказала ей, что перед нею её дочь. Та посмотрела на неё изучающим взглядом и промолвила ей тусклым голосом, лишённым чувств:

–Единственное, что нас старит и быстрыми шагами ведёт к могиле – это совесть! Побори её, и ты победишь, даже саму смерть!

Милоун горько улыбнулась её слову, решив в этот момент, не оставить той ни единого шанса на воссоединение. Сказался и переходный возраст, и спросила Милоун свою матушку с вызовом:

–А у тебя совесть есть?

Ответа не услышала, его и не было, он не существует. Вопрос, к сожалению, из важного превратился в риторический. И каждый, измерив друг друга нехорошим взглядом, пошёл своей дорогой и с тех пор, молча, проходили мимо друг друга.

Дети долго сомневаются над советами родителей, а когда принимают их, как по насмешке судьбы, бывает слишком поздно. Но это не касается Милоун. Матушке её смерть оказалась не по зубам, не смотря на величайшую победу над совестью, потому её дочь сомневаться имела право…

Милоун медленно поднялась на ноги и смахнула с щёк румяных все слёзы, что не успели высохнуть. Сжала в пальцах ручку двери, что на ощупь похожа на гладкую кость, но долго стояла в тихом ступоре перед тем, как открыть её.

Победив сомнения и, в очередной раз, проиграв совести, она, всё же, решилась, и дверь распахнулась. Девушка выглянула на улицу, чтобы вернуть Кюну, чтобы извиниться за все сказанные, злые слова и вместе с ней решить, что делать дальше. Но кареглазой блондинки уже нигде не видно. Она уже ушла, она уже бежала к другому человеку – к тому единственному, на кого могла положиться, потому вспышка совести, что покорила сердечко Милоун, оказалась пропитанной бесполезностью.

Дверь закрылась, щёлкнув замком, и в доме снова стало пусто без сквозняка. Милоун прижалась лбом к постаревшей двери, и ни о чём не желала думать, кроме этой тишины, что сковала все её прежние мысли. Даже начала проваливаться в сон от внезапно подступившей слабости, но ещё миг, ещё одно мгновение, и ей всю ночь пятницы тринадцатого будет не до сна.

«Тук, тук, тук.» – постучал кто-то в дверь, и Милоун затаила дыханье. Страх не успел прийти, и она толкнула дверь ладонью, а за ней никого.

Холодок пробежал по спине, страх пришёл за ним следом. «Тук, тук, тук.» – вновь услышала она за дверью, и страх её пытается стать жутким! Такое чувство у неё, что кто-то за дверью этой незнакомой решил поиграть с ней, но такие игры девушке не нравятся. Она не мышка, чтобы с нею так играть.

Милоун закричала, как безумная, и распахнула настежь дверь, но вновь всё напрасно, даже её крик, ведь за дверью снова никого. Однако, захлопнуть её не спешила. Чего-то ждала, и что-то пришло.

За спиной послышалась журчащая мелодия. Она была такой красивой, такой нежной, словно соткана любовью. Ноты переливались друг с другом, ноты гипнотизировали. Первое ощущение, что это музыкальная шкатулка, но подобных нот нет ни в одной, что попадались в её руки. Да и всё в этой мелодии ей было незнакомо.

Милоун боялась обернуться, а ладони становились мокрыми. Позади неё не только божественная музыка, позади неё скрип шагов и тяжёлое дыхание, и они не предвещали ничего хорошего, не смотря на свой красивый выход.

Выбор есть всегда, и у неё был выбор: либо обернуться и посмотреть страху в лицо, либо бежать со всех ног, не оборачиваясь. Милоун была уверена, что один из вариантов спасёт ей жизнь, а другой погубит.

Времени на раздумья не было, и она выбрала – не на удачу, а на интерес. Любопытство часто берёт верх, даже над высокими чувствами. Закрыла дверь и резко обернулась, и сразу поняла, что допустила величайшую ошибку.

Перед ней предстал второй демон, что нашёл дорогу в их Рай, и не был он похож на того предыдущего, потому что совсем был не похож на человека…

***

Ноги не слушались и цеплялись за всё, что было способно их остановить. Мешали и кочки, и кустарники, и корни деревьев, что решили жить на свежем воздухе. Особенно, мешала темнота. Ноги не желали добежать, а руки в этот миг были бессильны, в них не было никакого прока.

Мысли путались и сбивали с толка, но старались прокричать своё. «Быть может, Милоун права. Если рассказать всем правду о создании Райского города, то появится шанс его спасти! Однако, это страшно – поведать людям то, какую цену пришлось заплатить и чем пожертвовать, чтобы Рай сам пришёл к ним, и не было надобности его искать по всем горизонтам! Но, если не поделиться правдой, не будет ли страшнее?! Нет, я не могу! Я не могу подставить прадеда, всю свою семью и весь наш Род, который мне не будет за это благодарен! Не могу! Не могу! Не могу!» …

Правда бывает разной. Одну ты можешь поведать далёкому, а не близкому, другую расскажешь лишь близкому, а не далёкому. Но есть такая правда, о которой лучше вечность молчать, и о ней слов не промолвишь никому, потому что уверен, что ничего хорошего она не принесёт – именно такую правду и хранил её прадед, именно такую правду и разделил со своим единственным, близким человеком.

Но любая правда, рано или поздно, находит свой особенный и несравненный мотив, чтобы всплыть на поверхность. Главное, желание того, кто ею владеет.

Прадед скрыл её и от детей своих, и от внуков, и, возможно, этим их и погубил. Однако, Кюна верила в его праведность и покаяние, и мчалась со всех ног к нему, чтобы рассказать свою правду о сегодняшнем дне, чтобы поведать ему всё, что они натворили. Верила она, что только он способен их спасти от демона, что никому из Райского города это не по силам.

"Если бы он мог остановить пустыню, то давно бы это сделал!" – всю жизнь была уверенна она. Сейчас же, для неё новая опасность была страшнее любой пустыни, ибо демонам не место в Раю!

Кюна не верила демону пятницы. Не верила она, что он так щедро дарит шансы на спасение! Её мысли кричали ей: «Этого не может быть! Какую помощь стоит ждать от демона? Вспомни, что рассказала о нём Милоун! Он единственный, кому удалось править миром пропавших мёртвых, но он бросил его и не вернулся! Для чего, Кюна? Для чего? Конечно же, для того, чтобы найти путь в мир живых и править им! И вы сами предоставили ему эту возможность!» …