— Я ушла оттуда, — неохотно отозвалась она. — Блэки с площади Гриммо уже не те… здесь мне спокойней.
Я кивнула. Ну естественно, здесь ей спокойней. Судя по одежде, жила она лет так триста назад. Тогда статут Секретности был в самом своём расцвете, то есть магические поселения и маги были надёжно скрыты от глаз магглов, магическое общество было строго поделено на классы, абсолютное превосходство чистокровных никем даже под вопрос не ставилось. А теперь что? Вон, Волдика до двух войн довели, обидели бедного амбициозного мальчика. А я всегда знала, что во всём виноваты детские комплексы…
И всё-таки, женщина на портрете вела себя по-особенному. Многие картины в магическом мире живут своей жизнью. Трава колышется ветром, брызги волн орошают камни, птицы порхают с ветки на ветку… Немалое участие в общественной жизни, кстати, принимали и портреты. Мало того, что люди, изображённые на них, обладают своим характером, могут говорить и между собой, и с живыми людьми, их обитатели, неважно были ли у них прототипы когда-либо или нет, могут переходить на соседние картины, если они висят достаточно близко на стене. Таким образом обитатели портретов Хогвартса могут путешествовать по всему замку.
Из книг и фильмов мы знаем, что некоторые портреты могут «быть» одновременно в нескольких местах сразу. Это происходило из-за наличия пустых картин, скажем, в Министерстве Магии, зачарованных под определённый портрет или даже группу портретов. Более того, как мы уже видели, портрет может в определённых ситуациях двигать свою картину, то есть саму её раму. Так, например, Полная Дама, которая спрашивает пароли для прохода в гостиную, может поворачивать свою дверь на петлях, пропуская или не пропуская учеников. Это же даёт предположить, что зачатки своеобразного интеллекта у портретов всё-таки остались, и это не просто изображения волшебников, сохранившие их отдельно взятые навыки и копирующие привычки.
Так же почему-то в голову приходила мысль о возможности этих самых нарисованных волшебников колдовать. Допустим, они не могли зачаровать что-то, находящееся в реальном мире, но ведь есть ещё и их собственная картина, и другие портреты… Ладно, надо будет проверить.
И всё-таки у меня были некоторые сомнения относительно интеллекта большинства нарисованных людей. Ведь зачастую, в совершенно различной литературе, между прочим, говорилось о том, что портреты (а точнее изображённые на них маги) лишь копировали поведение своих прототипов, перенимая их самые яркие навыки и привычки. А уровень общения, до которого могли дойти нарисованные граждане волшебного мира, определялся вовсе не навыками художника, а волшебной силой и мастерством самого мага.
Но и тут, естественно, были свои тонкости.
Художник, который писал волшебный портрет, в первую очередь был артефактором. Он зачаровывал холст, подбирал пригодные материалы, собственноручно изготавливал раму и так далее. Когда уже выполнялся, собственно, сам магический портрет, художник, естественно, использовал заклинания, гарантирующие, что картина будет в состоянии двигаться обычным способом.
Когда картина уже будет готова, портрет сможет использовать некоторые любимые фразы своего прототипа и имитировать их обычное поведение. Например, портрет сэра Кэдогана всегда будет призывать людей к бою, падать со своей лошади и вести себя довольно неустойчиво, таким, каким он представился бедному волшебнику, которому пришлось его рисовать, в то время как портрет Полной Дамы продолжает баловаться хорошей пищей, напитками и высокой степенью безопасности много лет спустя после кончины её прижизненного воплощения.
Однако, портреты не могут иметь сильно углубленных знаний о более общих аспектах их жизни: они буквально и метафорически двумерны. Они лишь воплощают образ жившего когда-то человека в соответствии с видением художника. По крайней мере, так считают те, кто занимался подробным изучением этого феномена. Что уж греха таить, так считала и я, пока случайно не наткнулась на портрет Леди Блэк. И именно он, а точнее определённые его характеристики, заставлял меня непонимающе хмуриться и пытаться вспомнить всё, что я хоть мало-мальски знала о волшебных картинах в общем и портретах магов в частности.
Пока получалось слабо. Единственное, что я осознала за время прочтения подобной литературы точно, так это то, что некоторые волшебные портреты значительно больше взаимодействуют с миром живых, чем другие. Очень часто портреты действительно сильных магов рисовались ещё задолго до их смерти и запирались в специальный шкаф. С помощью какого-то зубодробительного заклинания их на некоторое время оживляли, так что пока что их живые и здоровые прототипы могли обучать нарисованных себя любимых. Правда, это был очень долгий и муторный процесс, так что обычно в них закладывались лишь азы от нескольких дисциплин, включая, скажем, основы магического права, если это был выдающийся адвокат, или же, например, основы целительства, если это был знаменитый знахарь или целитель. Но действительно углублялись в обучение лишь немногие.
Глубина знаний и уровень понимания текущей ситуации портретов директоров, висящих в директорском кабинете, мало кому известна, кроме ныне занимающего кабинет директора. Однако, многие студенты, которые обучались в Хогвартсе на протяжении прошедших веков, посещая этот кабинет, начинали подозревать, что кажущаяся сонливость при посетителях портретов совсем не обязательно подлинная. То есть, вы понимаете, женщина угробила столько времени на обучение себя самой, потом, чуть меньше, на обучение портрета… А какой же она тогда была магической силы, эта леди?
— Итак, зачем десятилетней девочке книги по древним рунам? — лукаво поинтересовалась миссис Блэк, вырывая меня из своих мыслей.
Точно. Библиотека, портрет, руны.
— Понимаете, — осторожно начала я, — у меня довольно необычные способности… и, чтобы управлять своей магией, я постоянно учусь. Сейчас я должна была сидеть над трансфигурацией, но… Нет, она у меня получается, не сомневайтесь, но она такая противная! Мне не очень нравится зельеварение, там столько мерзких ингредиентов, не нравятся предсказания, потому что там слишком много недомолвок и неточности. А вот руны… они почти что идеальны, если…
Меня прервал заливистый смех дамы с портрета. Насмеявшись, она приложила к уголкам глаз кончик платка и улыбнулась.
— Как же ты напоминаешь моего сына, Бог ты мой! Ему так же импонировали руны и числа. Зови меня тётей, дорогая…
Мы болтали ещё около двух часов просто ни о чём. Она рассказывала смешные истории из своей жизни, я хохотала и делилась в свою очередь рассказами о волшебных семьях нынешнего времени. «Тётя» моей информированности совершенно не удивилась, сказав, что если хочешь выжить — нужно знать противника в лицо. Я была с ней абсолютно согласна.
— Знаешь, Нарцисса, — задумчиво протянула эта женщина, удобней устраиваясь в своём нарисованном кресле, — я хотела бы помочь тебе в обучении. Я понимаю, сейчас детям преподают совершенно другие заклинания, нежели в моё время, но ведь это — семейное достояние Блэков, как темнейшего магического рода Британии! Многие заклятья я никому не передала, они просто этого недостойны, — мстительно закончила Кассиопея.
Я была на седьмом небе от счастья. Мне просто несказанно повезло. Нет, ну сами подумайте, найти себе отличного учителя, готового обучать меня только, как говориться, «за красивые глаза», ничего не требуя взамен. Кассиопее моё возбуждение быстро передалось, и она велела нести сюда мои учебники и палочку. Палочку она, кстати, оценила, одобрительно кивнув.
Мы занимались почти до самого обеда только чарами. Она показывала более простые движения палочки, заставляла записывать более распространённые сглазы и нейтрализаторы к ним, до тошноты повторяла простейшие чары и, кажется, осталась довольна.
— Если будешь так учиться и дальше, то к Хогвартсу получишь знаний не меньше, чем у рядового третьекурсника… в плане известных заклятий, разумеется.
