========== Пролог ==========
Больница. Страшное место, оно слышало молитв больше, чем церковь. Особенно страшное, когда ты хирург. На твоём столе лежит почти бездыханное тело маленького ребёнка, а ты, упрямо сжав зубы, выдёргиваешь его из лап смерти. «Тампон», «шприц», «скальпель», простые слова, а они всегда полны просто дикого напряжения. Кажется, что останавливается весь мир и перед тобой только пациент. И плевать, что ты женщина.
Общество жестоко. Оно готово рвать и уродовать людей, не замечая, что само уже напрочь прогнило изнутри. Мы живём по установленным канонам и нормам, стандартам и требованиям, не замечая, что медленно убиваем друг друга. Девочке нельзя работать врачом, всегда говорила мне мать. Хорошая девочка должна работать учительницей, кассиршей, модельером или просто сидеть дома, ревниво дожидаясь с работы мужа и укачивая на руках седьмого по счёту ребёнка. Мальчику нельзя плакать, ныть или вообще как-то открыто показывать свои чувства: истерика всегда была и будет прерогативой женщин. Хороший мальчик должен работать на сложной или высокооплачиваемой работе, любить футбол и покупать жене шубы. Так живёт примерно две трети нашей страны. Оставшаяся треть либо как-то борется, либо вообще не живёт. Как я.
Моя жизнь начинается и заканчивается в больнице, домой я прилетаю только для того, чтобы поспать. Большая четырёхкомнатная квартира встречает ужасным холодом и пустотой, поэтому порой я сплю в своём кабинете и забегаю туда только для того, чтобы переодеться. Всю жизнь думала, что самое важное – это карьера. Теперь мне тридцать восемь, я – один из лучших хирургов Москвы, а жить мне не для кого. Нет, лгу, жить есть для кого. Если бы не я, несколько сотен людей уже отбыли бы на тот свет. Ну вот, говорю всё о победах, о победах, и вы наверняка думаете, что я – как картинка в книжке – вся из себя такая правильная, идеальная. Теперь пора поговорить о неудачах. Я потеряла троих.
Все говорили, да и говорят, что для хирурга потерять трёх человек – плёвое дело. Мол, это не врачебная халатность, а стечение обстоятельств. Но после каждой смерти я неделями выхожу из состояния пассивной депрессии. Я будто сама прохожу через смерть, и каждый раз чёрт пойми зачем возвращаюсь.
Первой была молоденькая девушка. У неё была врождённая патология почек, она прошла пересадку в какой-то французской клинике. А потом, в какой-то момент, отказали обе почки. Я не успела ничего сделать. Вот она несколько минут назад сжимала руку своего мужа, шепча, что она справится, а вот она уже лежит «под скальпелем», и мой дрогнувший голос механически замечает: «Время смерти – 23:01». О судьбе её мужа мне ничего не известно.
Вторым был мальчик. Одиннадцатилетний мальчик, цирроз печени, врождённая патология, полностью сгубленный иммунитет, шанс – один к миллиону. Детдомовец, за него никто не брался. А я взялась. Его доверчивое: «Тётя, а будет больно?» до сих пор преследует меня в кошмарах.
Третьим был человек, которого я любила всю жизнь. Влюбилась со школьной скамьи, да так и не отпустило. Я не ходила на встречи одноклассников, так что встретила его впервые за двадцать с лишним лет. Он тогда рассмеялся и вымученно улыбнулся. «Ну, Сан, не подведи», – шепнул он, ненадолго задержав мою руку в своих пальцах. Не выдержало сердце. Ложился с рядовым аппендицитом, а отказало сердце. Из запоя меня вытаскивали всем коллективом, впервые я напилась до потери сознания. Я до сих пор хожу на его могилу. Андрей, я не забыла.
Очень больно отпускать кого-то из близких. Я видела смерть, мне казалось, что каждый раз она буквально дышала мне в затылок. Мы будто играем с ней в кошки-мышки, и я каждый раз на волоске. А она лишь тихо смеётся и напоминает, что жизнь не вечна.
Сегодня один из самых спокойных дней в моей практике. Пациентов практически нет, канун Нового Года, который мне опять не с кем праздновать, пустая клиника. Я вдохнула поглубже и встала со стула, кидая последний взгляд на пачки бумаг. Ничего, после праздников запланированы две операции, уж там-то я скучать не буду. Случаи не тяжёлые, так что всё будет хорошо… наверное. Я сняла с крючка лёгкую курточку и быстро накинула её на плечи, завязала на шее объёмный слизеринский шарф.
Книги. Единственное, что кое-как примиряло меня с гнетущей реальностью. Я бегала по Авонлее вместе с Аней из Зелёных Мезонинов, провожала июньское солнце с Эмили Стар, ловила снитч с Гарри Поттером, стреляла с Китнисс Эвердин, бежала по лабиринту с Томасом Эдисоном, отсчитывала пятьдесят дней с Глорией Макфин, искала сокровища с Томом Сойером… Книги захватывали меня, позволяли вырываться из действительности, заставляли плакать и улыбаться. Серия книг Джоан Роулинг глубоко запала мне в сердце. Любимых персонажей было три: Вальбурга Блэк, Нарцисса Малфой и Беллатрисса Лейстрейндж. Всё. Все они учились на Слизерине, все они были сильными чистокровными волшебницами и все они были по-своему привлекательны. Поэтому даже квартира у меня была оформлена в тёмно-зелёных тонах. Баловалась я и аксессуарами с маленькими серебристыми змейками, зелёно-белыми шарфами и тому подобной атрибутикой.
Я успела выйти из клиники, потянуться и усесться в машину. Вот и всё. Завести автомобиль, доехать до дома, открыть дверь и ввалиться в пустующее пространство. Никого. Повесив куртку и вздохнув погромче, я заперла дверь и пошла ставить чайник. Новый Год же, как никак. Заварив чай с мелиссой и достав из буфета пачку печенья, я опустилась в глубокое кресло перед телевизором. Вечер, перетекающий в ночь, прошёл незаметно.
Утром я проснулась от сквозняка, ощутимо щекочущего мне ноги. Чувство довольно-таки неприятное, чтобы вы знали. Я закуталась в одеяло глубже и задумалась. Нужно съездить в какой-нибудь торговый центр, купить себе пару новых книг. Да и наушники у меня поломались, вот и зайду за ними. Семье я ничего не дарила, с ней у меня отношения были довольно напряжённые. Да и они особенно с подарками не заморачивались. Как женщина взрослая и самодостаточная, причём довольно богатая, я уже имела написанное и заверенное у нотариуса завещание. Вся моя собственность переходила во владение моей крестницы, бледной беловолосой девушки, которая любила рисовать. Ей только-только исполнилось восемнадцать, она переехала в Питер и поступила в Академию художеств, наперекор родителям. Они хотели видеть в ней врача, такую же замкнутую и немногословную, а главное с деньгами, как я. Вот на этой почве я и перестала с ними общаться. Все, кто видел меня в детстве или юности хотя бы раз, считал, что только я ответственна за материальное положение его семьи. Моё терпение кончилось на моей сестре, которая приехала ко мне «на недельку», растянувшуюся в месяц. Апофеозом происходящего стала вписка, устроенная этой сумасбродной женщиной в моей квартире. Я вернулась со смены злая, заплаканная и растрёпанная, всё ещё храня ощущение пальцев Андрея на моей руке. И вместо тихой уютной квартиры застала последний день Помпеи. Спасибо, не нужно нам такого счастья. И сестра, и её «друзья» удалились через три минуты после моего выступления на публику. Лена меня теперь ненавидит, всё упрекает меня в том, что я не даю ей устраивать личную жизнь. Да я не против, дорогая, только занимайся этим подальше от меня, и никаких конфликтов не будет.
Я приняла душ, быстро перекусила и уже хотела заводить машину, как у меня прихватило сердце. Слава богам, что в таких случаях делать я в курсе. Не останавливая дыхательную гимнастику, я набрала «скорую», представилась, обрисовала своё состояние и симптомы. Обещали доехать побыстрее. Скорее, родные, я же здесь кони двину.
Открыть входную дверь, без резких движений дойти до столика, на котором стоял телефон, и осторожно осесть на пол. Главное - не паниковать.
Так я и сидела, облокотившись спиной о тумбу, смотря в потолок и считая секунды. Последняя более-менее ясная мысль заставила меня вымученно усмехнуться. Подумать только, любимый, мы умираем одинаково. Скоро меня не станет. Скоро всё закончится.
