— Хорошо. Дамы вперед.

— Если ты не можешь придумать хоть одну законную причину держать меня в этой комнате, ты должен... —Джеймсон сосредоточенно хмурит брови. — Ты должен..,— напевает она себе под нос. —Хммм. Дай подумать.

— Не торопись, — уговариваю я, откидываясь на спинку большого кожаного кресла в кабинете. Я несколько раз вращаюсь вокруг, краем глаза наблюдая, как она прикусывает губу и напряженно думает. — У меня вся ночь впереди.

Она молчит целых две минуты, потом щелкает пальцами.

—Ладно, я придумала! Если ты не сможете придумать причину, которую я одобряю, ты должен готовить для меня.

Она что, серьезно?

Я стараюсь не зевать на ее ошеломляющую идею, но она настолько отстойная, что я позволяю ей ускользнуть.

— Готовить для тебя? Это все?— Сказать, что я разочарован, значит сильно преуменьшить, и это должно быть ощутимо, потому что она кивает с ухмылкой. — Готовить, как в «Давай поедим!» или готовить, как «ты приносишь политое шоколадом тело, я принесу язык?».

— Готовить, как домашнюю еду.

Я наклоняюсь вперед в кресле, гладкое кожаное сиденье и колеса скрипят под моим весом, когда я верчусь в нем еще раз.

— Заметано. Моя очередь.

Я позволяю тишине затянуться, прежде чем хлопнуть в ладоши и радостно потереть их друг о друга.

— Если я выиграю, когда я выиграю, я снова прижму тебя. Получу тебя на матах. Получу тебя потную.

На матах, в спортзале, в темноте, когда никого нет рядом.

Джеймсон закатывает глаза, но я вижу, как у нее закрались сомнения. Это очевидно, когда она сглатывает.

— Э-э, ладно. Думаю, ты снова сможешь меня прижать.

Я начинаю перечислять причины, по которым она должна остаться со мной; они стекают с моего языка, как пот со лба во время матча. Жидкий, расплавленный и мокрый.

— Одна из причин, по которой ты должна остаться? Я этого хочу. Вторая причина: ты сводишь меня с ума, и я не могу сосредоточиться, если ты не со мной. Третье: я хочу расстегнуть пуговицы на твоем чертовом кардигане. Четвертое: очки. Пятое: мне может понадобиться твоя помощь с ответом; ты кажешься очень умной.

Она сжимает губы, когда я озвучиваю последнюю причину.

— Но настоящая причина, по которой я хочу, чтобы ты осталась?— Я растягиваю предложение, подчеркивая последние слова. — Ты единственная девушка в кампусе, которую я уважаю.

Я отталкиваюсьот стола и откидываюсь на спинку стула, скрестив руки на груди и позволяя этим фактам впитаться в её сознание.

—Ну,— Джеймс сглатывает,—это…

— Это правда. Я чертовски тебя уважаю, и, если ты уйдешь, я тоже уйду, и тогда я ничего не сделаю. Я завалю домашнюю работу, отстану и провалюсь, что сделает меня непригодным для учебы. Ты хочешь, чтобы это все было из-за тебя? Эта дерзкая улыбка, которую я люблю, возвращается.

— Нет, конечно, нет.

—Хорошо. Тогда сядь и достань свой календарь.

— Зачем?

— Я выиграл, а это значит, что я собираюсь прижать тебя к мату, и тебе это понравится, так что нам нужно выбрать дату.

Она недоверчиво открывает рот.

— А теперь садись и выполняй задания, Джимми.

Глава 21.

«Я симулировала почти каждый оргазм,

который у меня был, так что я уверена,

что смогу притвориться на этом

трагическом свидание вслепую».

Себастьян

Не знаю, как я оказался возле дома Джеймсон, на ее улице. На ее лужайке. На крыльце, у входной двери. Но милостью Божьей, Вселенная решила оказать мне услугу, и впервые за все мои студенческие годы, занятия закончились поздним утром.

Тренировка закончилась рано. Мне не нужно работать.

Автобус отправляется поздно.

И вот я стою на крыльце Джеймсон, подняв руку, чтобы постучать.

Я коротко стучу и жду. За дверью слышны приближающиеся шаги, я выпрямляюсь во весь рост, приклеиваю на губы улыбку и жду, пока отопрут замки. Ручка поворачивается. Дверь приоткрывается и появляется легкомысленное хихиканье.

Это не Джеймсон.

Моя улыбка исчезает, но я быстро прихожу в себя.

—Эй, Сидни. Как жизнь?

Я засовываю руки в карманы своей легкой зимней куртки и подпрыгиваю на носках.

—Оз! Привет! —восклицает Сидни, с совершенными светлыми волосами, сиськами и с возбуждением. —Ты получил мое сообщение? Я написала тебе!

Да ни хрена. Десять сообщений, все раздражающие и все без ответа. Я пытаюсь изобразить удивление.

—Ты написала мне! Странно. Мне ничего не приходило.

Ложь, ложь, ложь, и она слетает с моего языка свободно.

Она морщит свое сильно накрашенное лицо в гримасе.

—Серьезно? Черт возьми. Должно быть, что-то не так с моим телефоном.Нужно будет проверить его.

— Да, хорошая мысль. Так что... — я перехожу к делу. —Джеймсон дома?

—Джеймсон?

— У нас не было никаких планов, но я подумал, что мы пойдем в библиотеку или типа того.

Преимущественно или типа того.

Что угодно.

— Ее здесь нет, и я не знаю, когда она вернется, но я свободна. —Сидни застенчиво крутит белокурый завиток и перебрасывает его через плечо. — Пойдем, купим мороженого. Повезло тебе! Будет весело.

Ура, повезло мне.

Я бездействую, размышляя, стоит ли мне пойти за мороженым или нет, пока Сидни проскальзывает внутрь, появляясь через несколько секунд с курткой и сумочкой, как будто все было улажено.

Дерьмо.

Она поворачивается на каблуках, прощается с кем-то в доме, закрывает за собой дверь и выходит на крыльцо.

—Эллисон, мы с Озом идем за мороженым! Если Джеймс вернется, скажи ей, что когда-нибудь мы вернемся! —Или нет, я почти стону.

Потому что меньше всего я хочу, чтобы Джеймсон узнала, что я снова встречался с ее чертовой соседкой. Я ни черта не знаю о женщинах, но знаю, что если она услышит об этом, то у нее создастся неверное представление.

Сидни тащит меня к моему грузовику, грузовику, за который я работал как проклятый и полностью расплатился в прошлом месяце,с восторгом запрыгивая на пассажирское сиденье.

В спешке, чтобы как можно скорее закончить эту встречу с мороженым, я сокращаю время поездки. Заказываю шоколадный рожок с посыпкой. Запихиваю его в себя на ходу. Возвращаюсь в грузовик. Возвращаюсь к дому Джеймсонс невероятной скоростью, в то время пока соседка Джеймсон болтает без остановки рядом со мной.

Трогает мою ногу. Хихикает. Изо всех сил старается быть смешной и вовлечь меня в разговор.

Вместо того, чтобы затягивать нашу поездку, я высаживаю Сидни на ее переднем дворе, прежде чем достичь дна моего мороженного.

Если она и замечает суету, то слишком вежлива,чтобы показать это, и все время улыбается до тех пор, пока мы не останавливаемся перед домом.

—О, смотри! Джеймс вернулась!

О, супер.

Сидни выскакивает прежде, чем я успеваю возразить, открывает водительскую дверцу, дергает меня за руку и вытаскивает наружу.

— Зайди, поздоровайся.

Каждый шаг по дорожке напоминает марш на мою казнь с цементными блоками, прикованными к лодыжкам. В моем животе образуется узел, и я чувствую ...

Я пытаюсь точно определить, что я на самом деле чувствую, и ... это дерьмо.

Я чувствую себя дерьмово.

Мне плохо.

Мы уже на крыльце, и Сидни входит в парадную дверь, болтая без умолку. Я медлю, ноги приросли к бетонным ступенькам крытого крыльца, не желая идти дальше.

—Ты не войдешь? —спрашивает Сидни. Она придерживает сетчатую дверь открытой, когда замечает, что я не вошел в дом вслед за ней.

Я качаю головой. Отрицательно.

—Мне пора идти.

— Но ... —пауза. — Мне позвать Джеймс?

Нет.

— Конечно.

После ее исчезновения, в тускло освещенной гостиной слышны голоса, несколько дверей открываются и закрываются, и появляется ...

— Джим.

Она стоит у двери, держась за дверной косяк.