Затраты на мобильную связь в Италии больше, чем в любой другой стране Европы.
Внедорожники, бессмысленные недотрансформеры, рассекают по улицам больших городов.
Падает слово.
Падает образ.
Итальянцы уже не творят. Итальянский кинематограф выдает продукты, а не фильмы. Сентиментальные ленты, созданные по канонам иллюзорных чувств, к которым привыкла нация за последние двадцать лет. Успех таких фильмов у публики катастрофически неизбежен, они становятся обязательными к просмотру быдлом, в которое превратились итальянцы. Все это втюхивается как искусство нашего времени, как репрезентация нашего настоящего. Что правда, только в обратном, чем думает большинство, смысле.
Простейшие сюжеты, инфантильные фабулы продолжают прославлять псевдочувства, псевдолюбовь, за кадром наигрывают заурядные, примитивнейшие звуковые дорожки, придуманные людьми, заслужившими звание «мастеров», плоские роли разыгрываются такими же жалкими актеришками, твердо убежденными, что играют по системе Станиславского, выдавая обязывающие и связывающие заявления от лица персонажа, о котором они потом говорят примерно следующее: «Моя героиня пережила непростой опыт, поначалу она закрыта от мира и не может простить себя и других, но постепенно девушка раскрывается и выясняет, что мир еще может ее удивить. Эта роль многому меня научила», или: «Несколько месяцев я работал над ролью вместе с профессиональным скрипачом, чтобы как можно лучше передать его суть; герой закрыт, но постепенно он вновь открывается жизни и начинает прислушиваться к себе, для меня это был незабываемый опыт», так что все персонажи и все актеры выглядят на одно лицо, в конце концов, и актер – это лишь персонаж. Легкие сентиментальные истории должны заставить зрителя улыбнуться, посмеяться, но смех этот примитивен, стоит лишь волосатому толстяку на лыжах плюхнуться на подъемник и врезать себе по причинному месту, как партер и балконы уже заходятся от смеха.
Авторское кино выдает схемы сюжетов, и всем давно известно, как должны строиться линии главных героев: персонажи обязаны пройти некий путь эмоционального развития, измениться, иначе публика заскучает. Именно так утверждают продюсеры четырнадцати (четырнадцати!) итальянских фильмов, вышедших в прокат в кинотеатрах страны в этом году, и никому из них не докажешь обратного, потому что в любом случае они не станут финансировать другие фильмы, альтернативные, слишком сложные ленты никому не нужны, ведь рисковать зрительским вниманием – непреодолимое табу для любого инвестора.
Итальянская киноиндустрия развалилась. Теперь она выпускает невероятно откровенные истории (в интимном смысле), согласно нравственному канону отупевшей публики, безразлично наблюдающей за спектаклем, – реалистические.
Публика смотрит и верит, что то же самое происходит и по эту сторону киноэкрана. Экран демонстрирует нам то, что другие (народ) хотели бы хотеть. И нет системы, способной проанализировать и изменить эту катастрофическую, запредельную, неостановимую деградацию.
Италия утонула в куче говна.
Те, кто получше, снимают истории поизящней, они виртуозно применяют пластический эффект композиции, показывают сюжеты, бесконечно далекие от правдоподобия и реальности, довольствуясь финалом, который робкими шажками, неуверенным эхом отсылает к дикому крику эмоций, потонувшему в пакетике с бесполезными карамельками. Другие причаливают к американским берегам. Лепят истории из жизни необуржуа, в которых так легко узнаются буржуа старой закваски, еще не успевшие осознать, что перестали быть таковыми, что перешли из высшей касты в касту пониже, теперь, когда буржуазия превратилась в не что иное, как в «людей умственного труда», которые то сидят без работы, то зарабатывают копейки, но в том или ином случае находятся за пределами возможности заработать.
Когда над страной раздувался спекулятивный web-пузырь, экс-буржуа, подняв загорелые лица к УФ-лучам, почувствовав себя в игре и готовясь совершить рывок и перепрыгнуть в высшую касту, до десяти вечера сидели в фирмах dot com, встречались с бизнес-партнерами и заключали соглашения о сотрудничестве, обсуждали бюджет на рекламу, судачили про стучащих по клавишам в отделе маркетинга одиноких девиц, застрявших на фазе «соблазни самца», что, впрочем, никогда не перерастало в хоть сколько-нибудь долгие отношения, и держались больших городов, куда дошли и интернетный boom, и junk food, подаваемая в lounge bar между изматывающими встречами в якобы свободное время, и говорили, говорили, говорили, в основном о работе, но между делом умудрялись выразить и свое видение мира, грубое, упрощенное, построенное на идее заработка и нескончаемой, чрезмерной физической нагрузки, и выдавали вереницы названий лыжных курортов, где можно встать на snowboard, пока Linux борется с Гейтсом, хотя у первого и нет преимуществ второго.
Но dot com все позакрывались со скоростью ветра, не успели мы нажать кнопку хронометра.
Повсюду: перемены.
Анализ финансового состояния, проведенный на основе экономических производных, совершенно не принимает во внимание фьючерсы и бонды, и, как следствие, бесконечно далек от реальной картины.
Я говорю все, как есть, не заботясь о стиле, отрицая притворство. Я не строю текст. Не обманывайтесь, это не выдумка, все это – реальная история.
Банковские слияния происходят, но банковская система не меняется.
Re-engeneering: сокращение двойных должностей, образовавшихся за счет слияния, а затем сокращение оставшихся и перераспределение обязанностей так, что один человек выполняет несколько функций, пока из-за переработки не заработает невроз.
Поверхностные доводы, трещащие по швам от многочисленных проблем, от бесчисленных окошек, открытых в браузере Windows. Менеджеры день и ночь куют новые слайды: потоки данных текут ручьем, а Power-point продолжает верно служить для создания презентаций, хотя проще было бы использовать старые (перерабатывают же мусор): соглашения, контракты, суммы – по сути, нам вечно втюхивают одно и то же.
Крупнейшая итальянская компания – вроде тайной группировки, нелегально подслушивающей разговоры и взаимодействующей с секретными службами. Ее многократно перекупали с тех самых пор, как решено было дозволить ее приватизацию, и теперь она стала абсолютным сетевым монополистом. Псевдоправые и псевдолевые правительства боролись за право перепродать компанию упорным покупателям, которые взяли ее с долгами, с несуществующей прибылью, в обход уплаты налогов, благодаря тому, что сама система компании была устроена как матрешка.
Телевидение развалилось и развратилось. Нам показывают якобы голодных знаменитостей, которые сидят на несуществующих островах и играют на гавайских гитарах. Актер, прославившийся ролью Сандокана, выходит в финал и остается на острове с футболистом-бомбардиром, участвовавшем в чемпионате мира 1990 года, после которого сборная Италии покатилась в бездну. Они философствуют, глядя на неизменное зеленоватое море. Философствуют, прямо как американские комики из сериала пятидесятых.
Щелкать каналами – любимое времяпровождение американцев, передача с самым высоким рейтингом просмотра, программа ни о чем.
Общество, порождающее телеформаты, изрыгает программу за программой, поднимающую «уровень общей культуры», но ни одна из них не подразумевает, что смотрящий умеет думать или способен задавать вопросы: достаточно напялить поварской колпак и распевать григорианские псалмы, уметь показывать простейшие фокусы и выполнять примитивные трюки, чтобы выйти в финал, который, помимо всего, является единственным настоящим (а значит, первым) испытанием за всю программу и заключается в том, чтобы угадать, что за ВИП-выродки сидят сейчас в кабине посреди разноцветного моря, пока бесполезные девочки, одетые, как швейцарцы на Карибах, выносят на сцену дурацкие подсказки, а ведущий скептически хихикает, очевидно не веря в свою же показуху, а красный лягушонок Габиббо, совесть нации, блистая генуэзским говором, острит направо и налево.
